Распив за разговором с батыром кувшин, Вихсар всё поглядывал в сторону дверного проёма, ожидая увидеть там княжну — она задерживалась. Нетерпение охватывало всё больше. Угдэй за трапезой продолжал всё рассказывать что-то, смысл его слов за ожиданием остался размытым и туманным. Когда батыр подхватил второй кувшин, Вихсар решил сам пойти к ней, но тут же полог вдруг скользнул в сторону. Вихсар напрягся весь в ожидании увидеть княжну, но разочарование от того, что в шатёр шагнул Багдар, окатило отрезвляющей волной, растирая его в ледяную крупу.

Угдэй грозно подобрался весь, невольно сжав в кулаке тесак.

— Что там?

— Пленница… — начал мрачно Бадгар поглядев на хана. — Уже несколько раз ловили, что делать? Не угомонится никак.

Угдэй от гнева покрылся багряными пятнами.

— Вы что, девку не знаете как усмирить? — разразился было ругательствами.

— Приведи её сюда, — перебил Вихсар, решая посмотреть на неё поближе.

Бадгар, склонив голову, вышел из шатра. Вихсар подхватил полоску мякоти, положил себе в рот. Полог откинулся вновь и внутрь грубо толкнули девку. Пленница, охнув, споткнулась о край ковра и едва ли не кулём вкатилась, а как только поняла, где оказалась, и кто перед ней, замерла в страхе. Ей не пришло мысли склонить хотя бы голову, потому Бадгар быстро поправил её положение, настиг девку в один шаг. Схватив жёстко за волосы, ткнул в землю носом.

— Ну, говори, чего хотела! — прорычал в самое ухо надсмотрщик, нависая грозно, но девка будто язык проглотила, всхлипывала только.

Воин, не выдержав её скулежа, занёс руку — глухой удар, и девка упала на землю, но тут же была вздёрнута на колени вновь. Из рассечённой губы её потекла кровь.

Вихсар хмуро глянул на Бадгара. Тот девку всё же выпустил, но не отошёл. Пленница будто и не замечала, как тонкая струйка по подбородку потекла, капая на волосы и платье. На руках её алели многочисленные синяки и ссадины. Вихсар приказывал её не насиловать, и нисколько не сомневался, что его веление будут исполнять беспрекословно. От потрясения она притихла — удар всё же привёл её немного в чувство — взгляд прояснился. Вихсар отметил, что воличанка была приятна собой, не портили её и растрёпанные волосы, завитками, взмокшими от слёз, обрамлявшие лицо немного узкое, с алеющим следом на щеке от руки воина. Тонкий нос, изломанные брови, губы маленькие. Ресницы короткие, но пушистые, дрожали, оттеняя яркие зелёные глаза. Она поглядывала из-под ресниц на Бадгара с ужасом.

— Говори, — потребовал жёстко надсмотрщик вновь. Он явно выходил из себя от её молчания.

Угдэй поёрзал на месте, он бы сам не церемонился так, давно бы отдал бабу на утеху воинам, которые в воздержании уже слишком давно.

Воличанка перевела взгляд на хана.

— Отпусти… Отпусти домой, прошу, — обронили дрожащие губы сквозь беззвучное рыдание, слёзы градом текли из мокрых глаз, заливая щёки. — Домой отпусти, прошу.

— Довольно, — рыкнул на неё Бадгар, оскалившись гневно, чуя, что та снова в рыдании зайдётся.

Девица смолкла послушно, смотря с отчаянием на хана. Раньше бы Вихсар и сам не отказался от трофея. Но сейчас он ждал другую. Даже Лавья стала горькая и солёная, как морская вода после того, как появилась в его постели Мирина. Её вкусом сладким и спелым он никак не мог насытиться, каждый раз, из ночи в ночь. И сейчас, смотря на пленницу и будто сквозь неё, он вспомнил самую первую из ночей с княжной…

Вихсар вздрогнул, сжал зубы и кулаки, чувствуя, как при мысли о Сугар сгорает до самого основания. Придётся самому идти к ней, слишком долго она заставляет его ждать.

— Домой ты уже не попадёшь, — ответил он, наблюдая, как увяла зелень в глазах пленницы. — Если будешь тихо и смирно себя вести, пойдёшь в услужение к княжне, — заключил он. — А если нет, то станешь ублажать моих воинов.

Девка хлопнула ресницами, проглатывая сказанное, ошарашенно посмотрела на Угдэя, потом на Бадгара, понимая всю тяжесть незавидной своей судьбы, которая грозила ей, если попытается ещё раз сбежать. Вот и хорошо. Вихсар глянул на Бадгара, жестом приказывая увести. Воин подхватил девку, как мешок с ветошью, поволок прочь из шатра.

Подняв чару к губам, Вихсар сделал глоток. Угдэй молчал, но хан кожей ощущал на себе его недоумение. В тишине они находились недолго. Скользнул по щеке сквозняк, Вихсар словно по мановению повернул голову, пристыв взглядом ко входу.

— Оставь нас, — велел батыру, не выпуская из-под взгляда застывшую на пороге княжну.

Угдэй грузно поднялся, оправив пояс и тяжело глянув на хана, направился к выходу. Мирина посторонилась, позволяя мужчине выйти наружу. Когда он ушёл, на бледном лице княжны отразилась растерянность.

При виде отдохнувшей Сугар, вино заиграло в крови гуще, пуская волны жара по телу. Нежная, чистая, как роса поутру. На ней была льняная белёная рубаха-платье до пола с просторными широкими рукавами — не для работы, для красоты, они скрывали узкие запястья. Платье подвязано пояском, вышитым вишнёвого цвета нитью, концы его падали ниже колен. Волосы, как и всегда, заправлены в косу, открывая тонкую шею, ложбинку между ключицами, так отчётливо видневшуюся в низком вороте. Вздымалась и опадала округлая высокая грудь. Никаких громоздких украшений. Словно кувшинка речная, легко и скользяще вплыла в шатёр, освещая своим присутствием всё вокруг. В руках она держала котомку.

— Проходи, Сугар, — пригласил хан, не спуская с неё пристального взгляда.

Мирина выждала немного, будто ещё решала, остаться или уйти, да только поздно — она пришла, сама, хоть и по его просьбе. Но если решит уйти, он не станет её останавливать.

Вихсар с жадностью и спокойствием пронаблюдал, как она прошла вперёд, качнув бёдрами, не ведая, какую силу пробуждает в нём. Он подал ей руку. Мирина посмотрела на него сверху, растерявшись ещё больше. Протянула руку, вложив в его ладонь. Пальцы ровные, гладкие, прохладные, их хотелось гладить, целовать, всю её целовать, вкушать сладость кожи, пропитаться запахом дурманным.

— Я принесла кое-что, — попыталась она высвободить руку, но Вихсар не позволил.

Вот зачем она ходила в чащобу — его Сугар старалась для него. Гордая княжна, неприступная Сугар, была ещё и великодушной — качество достойное для его будущей жены.

— Потом.

Вихсар забрал из её руки котомку, бросил рядом, поднёс её пальцы к своим губам, поднял взгляд, погрузившись в глубину голубых глаз. В них по-прежнему блуждала скованность и стеснённость, и что-то ещё, то, от чего лёд в её глазах таял, делая взгляд тёплым, тягучим, туманным. Мирина сжала губы, и те налились краской, делаясь такими же вишнёвыми, как поясок на узкой талии. Желание, подогретое хмельным зельем, огненной волной всколыхнулось в нём, бросая в дрожь. Опьянённый красотой и ароматом, он притянул её к себе ближе. Теперь она пахла лесом, хвоей и чем-то сладким, едва уловимым. Пахла упоительно. Сердце забухало гулко, вся кровь хлынула в вниз живота, отяжеляя до твёрдой стали плоть. Вихсар потянулся к Мирине, не слыша дробящей боли в рёбрах. Он хочет касаться её. Прямо сейчас. Хан вторгся руками под подол белоснежной рубахи, обхватывая тонкие щиколотки, скользнул вверх по гладким, как шёлк, икрам, ощущая каждый изгиб её стройных ног. Мирина не пыталась отстраниться, но её осторожность и твёрдость опускалась ему на плечи грузом — она ещё не готова принять его. Но остановиться было невозможно. Вихсар поднял ладони выше, задирая рубаху, припал губами к её колену, проведя языком по ямочке, втягивая с жадностью горячий густой запах. Мирина качнулась. Он услышал, как она задышала глубоко, шумно, сбивчиво, а в следующий миг княжна коснулась его волос.

— Тебе приятно, — прошептал он, стараясь быть не слишком настойчивым, но нетерпение рвалось наружу против его воли.

Не дождавшись ответа, Вихсар смял округлые бёдра, оставляя следы пальцев на коже Мирины. Он провёл ладонью между её ног и мгновенно потерял ум, когда коснулся мягкого сокровенного места.