И мне было странно, почему вдруг Бион решил, что я поп, а не секретарь партийного комитета.

Странно, но в то же время приятно. Доверял он мне, черт столичный!

Это же надо!

ЦЫГАНСКАЯ ПЛЯСКА

Я держал в руках свежую московскую газету, читал и глазам не верил.

Под крупным заголовком «ВСЕГДА ВМЕСТЕ С РОДНЫМ НАРОДОМ» на первой странице шел репортаж с переднего края поездки Большого Человека по сельскохозяйственным районам нашей области. Внизу под тремя сотнями строк битого текста стояла яркая подпись: «Б. Николаев, специальный корреспондент».

Когда Бион успел настрочить свое произведение, когда передал в Москву — для меня по сей день остается загадкой. Во всяком случае, как мне казалось, времени для сей акции у него не было. Расстались мы только в первом часу ночи, изрядно утомленные посещением гостеприимной Молокановки, перегруженные светлой влагой питья и крепкими разносолами. Если же учесть, что за день Бион дважды наполнял и опорожнял свою заветную фляжку, то его работа, на мой взгляд, по перегрузкам была сродни профессии космонавта.

И все же не это взволновало меня, заставило сердце биться сильнее.

Напрочь сражала искренность репортерского видения событий, взгляд Биона на сухую бытейщину, сопровождавшую поездку нашего Дорогого Гостя.

Ведь передвигался он не по курортным серпантинам Крыма, а по паршивым дорогам и скудным селам нашего далеко не процветавшего края.

Насколько шире, насколько объемнее все увидел, понял и запечатлел на бумаге Бион Николаев — специальный корреспондент, чем увидел и понял я — газетный провинциал, не искушенный в большой политике, не наученный извлекать максимум политического смысла из минимума фактического материала.

«У строящегося моста состоялась встреча тружеников колхоза „Красный трактор“ с дорогим гостем — Никифором Сергеевичем Хрящевым.

Оставив работу, колхозные плотники, мастера золотые руки, собрались вокруг Никифора Сергеевича. Старейший член артели, участник войны Иван Петрович Голошубов рассказал товарищу Хрящеву об успехах хозяйства, о трудовом порыве членов артели. Он поблагодарил Никифора Сергеевича за заботу о процветании хозяйства, за внимание к нуждам простых людей.

Никифор Сергеевич по ходу беседы высказал немало ценных замечаний, которые с большим вниманием были выслушаны присутствовавшими.

Ответственным работникам — участникам встречи товарищ Хрящев заметил, что многое сегодня зависит от дальнейшего повышения требовательности во всех звеньях управления, от укрепления дисциплины на производстве и роста культуры в быту. Особую ценность и важность имело указание товарища Хрящева на необходимость строительства хороших дорог…»

Всего четыре абзаца посвятил Бион встрече на Горюхе, но какие то были славные абзацы! Гром и молния, черт возьми! Как оригинально и, главное, как убедительно трактовал он события минувшего дня! Во всей глубине передо мной раскрылись секреты искусства жизнеописания Сильных Мира сего нашей партийной прессой.

Я глядел на Биона с нескрываемым изумлением. Он ли то писал?!

Бион, в свою очередь, смотрел на меня открыто и предельно искренне.

ЭТО писал ОН.

— Так надо, старик. Иначе на кой хрен (специальный корреспондент сказал это менее литературно, но чуть более высокохудожественно) меня посылают хвостом за Нашим Дорогим в каждую его поездку? Там, — Бион возвел глаза к небу, — верят и знают: Николаев свою строчку выдаст. Он сработает именно то, что в данный момент надо. И Николаев не подводит. Он пишет и в срок получает свои пиастры. Ему платят премии. Дарят внимание высоких инстанций. Ты понял, старик?

С минуту Бион молчал, ожидая моей реакции. Не дождавшись, в сердцах невесть к чему выругался:

— Язви его в душу, эту Орду!

Через час мы снова ехали в машине за нашим Дорогим в деревню Заболотъе в колхоз «Светлый след».

По программе посещение этих мест было коронным номером демонстрации товарищу Хрящеву успехов в разведении кукурузы в нашей области. Именно на полях Заболотья, всем капризам природы вопреки, посевы «чудесницы» поднялись куда выше пояса. До самой подложечки среднего роста мужику доходили. Никаких разговоров о том, что будут початки, и о зерне никто не вел, но зеленой массы на то, чтобы скосить ее и сгноить в силосных ямах, намечалось достаточно.

Ритуал показа кукурузного прогресса был продуман лично Первым, и он не скрывал, что гордится этим.

По замыслу сценария за первыми рядами густой зелени была заранее укрыта веселая красивая молодуха с хлебом и солью. Она должна была торжественно выплыть из зарослей навстречу Дорогому Никифору Сергеевичу, почтить его чаркой и ласковым взглядом. Если Гость захотел бы поцеловать молодуху в щечку, она была готова и к этому.

После торжественного ритуала почтения Большого Человека намечался легкий завтрак, который должен был без перерыва перейти в хороший обед.

Первый предвкушал Викторию. А вышла препозорнейшая для полководца конфузия. Как говорят в нынешнем новом веке, «хотели как лучше, а получилось как всегда».

Составитель гениально-генерального плана не учел физиологических особенностей стареющего организма современного недолговечного человека.

У нормального, сытого и хорошо напоенного Хомо Сапиенса зеленые кустики нередко возбуждают естественные рефлексы, приобретенные в непроглядной глубине далеких эпох и сохраненные до наших дней для пользы организма и удовольствия. Для ребятишек, которых возили из города в пионерские лагеря, мудрые вожатые через определенные промежутки времени останавливали автобусы и подавали команду:

— Мальчики — налево! Девочки — направо!

И кустики за кюветами вмиг оживляло животворное журчание горячих струй…

До Заболотья мы ехали по тряской дороге почти два часа. Дорогому Гостю никто возможности сбегать в кустики не предоставлял. Больше того, его даже не предупредили, по какому поводу сделана остановка у зарослей кукурузы. И промашку исправить уже не осталось возможностей.

У нашего Дорогого Гостя взгляд на зелень вызвал здоровую и строго определенную реакцию.

Едва машина остановилась, Хрящев сам открыл дверцу, молодо выкатился наружу и трусцой рванул к кукурузе. Уже на ходу он стал расстегивать ширинку. Полуобернувшись, через плечо бросил Первому:

— А кукуруза и для таких дел хороша!

Хрящев не заметил, как в испуге округлились глаза Первого. Как замерли краснощекие деятели, знавшие о СЮРПРИЗЕ, заложенном в кукурузную чащу. Ничего не заметил Большой Человек.

Он вломился в заросли как старый вепрь, и в тот же миг навстречу ему Белой Лебедью выплыла молодуха с подносом в руках. На подносе громоздился свежий румяный каравай, а на нем вместо солонки стоял стаканчик с прозрачной как слеза «апостольской» влагой.

Хрящев замер на миг, не в силах сдержать процесс облегчения организма, который самой природой прерывать не положено. Единственное, что ему удалось, — не опрыскать струей молодку. Справившись с этим, он повернулся и, чуть пригибаясь, как солдат при бомбежке, бросился из зарослей в машину. Руководящий громогласный мат сотряс окрестности:

— Вас! Вашу! Такие шуточки! Вас! Вашу! Вас!

Хлопнула дверца и «Чайка» рванулась вперед.

В облаке пыли, будто спасаясь от газовой атаки, начальство и смущенные сопровождавшие гостя лица рванулись седлать свои персональные автомобили.

Первый, будто полководец, старавшийся приостановить паническое отступление, бросал Коржову отрывистые команды:

— Жми наперерез! Через луга! У Головановки встретишь и поведешь за собой. Покрутишься у «Красного Богатыря» и заводи сюда же, но с обратной стороны. Стол накрыт. Сам понимаешь! Жми!

— Есть! — по-воински выкрикнул Коржов и вторгся в чей-то быстро реквизированный вездеход. Машина взревела мотором и на полном ходу рванула по полю, наперерез удалявшемуся Большому Человеку. Остальная часть колонны запылила по дороге. Нельзя было показать Гостю, что его как строптивого телка загоняют на тот же выпас, который ему так не понравился, но с другого конца.