Однако мы еще ускорили шаги, а вода вокруг стала темной, как чернила. Только лестница была освещена, с такой сумасшедшей скоростью бежали мы вниз, и в отдалении я увидел нечто, напоминающее огромную арку.
Дейдра перепрыгивала сразу через две-три ступени, и все вокруг уже дрожало от стука копыт.
Целая толпа солдат, заполнившая лестницу от перил до перил, была еще далеко от нас, но четверо всадников значительно приблизились. Мы бежали изо всех сил, но я не выпускал меча из рук.
Три, четыре, пять. Мы пробежали пять колонн, прежде чем я оглянулся и увидел всадников футах в пятидесяти от нас. Тех, кто спускался пешком, практически не было видно. Грандиозная арка вздымалась впереди футах в двухстах. Огромная, сверкающая, с вырезанными на ней тритонами, нимфами, русалками и дельфинами. И по другую ее сторону, казалось, стояли люди.
– Должно быть, им интересно, зачем мы сюда явились, – сказал Рэндом.
– Этот интерес останется чисто академическим, если мы не успеем, – ответил я, вновь оборачиваясь. Всадники приблизились еще футов на десять.
Лезвие моего меча сверкнуло в отблеске света. Рэндом последовал моему примеру.
Еще шагов через двадцать вибрация зеленой воды от стука копыт стала настолько сильной, что мы повернулись к арке спиной, чтобы нас просто не задавили.
Они приблизились вплотную. Арка находилась всего в ста футах позади, но с таким же успехом могла быть и за сто миль, если только не удастся справиться с этой четверкой.
Я пригнулся, когда наездник, несшийся на меня, взмахнул саблей. Справа от него, чуть сзади, находился второй воин, поэтому я двинулся влево, поближе к паребрику. Таким образом, при нападении ему мешало собственное тело, ведь саблю он держал в правой руке.
Я парировал удар и мгновенно сам сделал выпад. Нападая, он далеко отклонился в седле, так что острие моего меча как раз вонзилось ему в горло.
Поток крови, как алый туман, поднялся и заколебался в зеленом свете. Сумасшедшая мысль мелькнула у меня в голове: хорошо бы Ван Гог был здесь и увидел это!
Лошадь пронеслась мимо, и я набросился на второго всадника сзади. Он повернулся, чтобы парировать удар, и это ему удалось. Но та скорость, с которой он скакал, и сила удара выбили его из седла. Когда он падал, я ударил его ногой, и он поднялся вверх. Я вновь сделал выпад, пока он висел над моей головой, и он опять парировал, но на этот раз его вынесло за паребрик. Я услышал дикий крик, когда его раздавило водой. Затем он замолк.
Тогда я посмотрел на Рэндома, который убил и лошадь, и человека, и сейчас дрался с оставшимся воином на ступенях лестницы. Я не успел подойти, как все было кончено, он убил его и теперь смеялся. Кровь взвилась над трупами, и теперь я вспомнил, что на самом деле знал сумасшедшего печального Ван Гога и, что действительно очень обидно, что он не мог написать всего этого.
Пешие солдаты были уже футах в ста от нас, мы быстро развернулись и поспешили к арке. Дейдра уже прошла сквозь нее.
Мы побежали, и мы успели. Рядом с нами засверкало множество мечей, и воины не выдержали и повернули обратно. Затем мы убрали оружие, и Рэндом прошептал: «Теперь-то мне крышка» Мы двинулись к группе людей, вышедших защитить нас.
Рэндому тут же было приказано сдаться в плен и отдать оружие, что он и сделал, пожав плечами. Затем два человека стали по бокам от него, третий
– сзади, и мы продолжили спуск.
Со всем этим количеством воды, окружавшей меня, я потерял всякий счет времени, и не могу сказать, шли ли мы пятнадцать минут или полтора часа, пока не добрались до места назначения.
Золотые ворота Рембы высились перед нами. Пройдя сквозь них, мы вошли в город.
Все колыхалось в зеленом тумане. Нас окружали здания, хрупкие и в большинстве своем высокие, расположенные такими группами и таких цветов, что мой мозг в поисках старых воспоминаний и ассоциаций раскалывался на части. Я ничего не вспомнил и у меня в который раз разболелась голова от путаницы обрывков того, что раньше я хорошо знал. Ведь когда-то я ходил по этим улицам, или очень похожим, это-то я вспомнил.
С тех пор, как у Рэндома потребовали меч, он не произнес ни единого слова. Все разговоры Дейдры свелись к одному вопросу: где Льювилла? Ей ответили, что она в Рембе.
Я принялся рассматривать наш эскорт. Это были зеленоглазые мужчины с зелеными же, красными и черными волосами, и только у одного глаза были фиолетовыми. Все они были одеты в брюки и плащи из водорослей, с кольчугами на груди и короткими мечами, торчащими из-за поясов из ракушек. Бород и усов не было. Никто не обратился ни с речью, ни с каким-либо вопросом, хотя я ловил на себе иногда их косые взгляды. Но меч у меня не отобрали.
В городе нас провели по широкой улице, освещенной тем же пламенем колонн, стоящих куда ближе друг к другу, чем на лестнице, а люди глазели на нас из-за пятиугольных окон, и мимо проплывали пучеглазые рыбы. Когда мы завернули за угол, холодное течение овевало нас, как бриз, а еще через несколько шагов появилось теплое течение как ласковый ветерок.
Нас провели во дворец в центре города, и я знал этот дворец, как моя рука – перчатку, заткнутую за пояс. Это была точная копия – зеркальное отражение – дворца в Эмбере, только затуманенная зеленым и немного непривычная из-за множества зеркал, странным образом вставленных в стены боком.
В стеклянной комнате на троне сидела женщина, которую я почти вспомнил, и волосы ее были зелеными, хотя и с серебряной ниткой в них, глаза круглы, как нефритовые луны, а брови разлетались, как крылья чаек. У нее был маленький ротик и маленький подбородок, но высокие скулы и очень свежие округлые щеки. Обруч белого золота надвинут на лоб до бровей, и алмазное ожерелье обвивало шею. С него свисал большой сапфир, покоящийся как раз между ее прелестных обнаженных грудей, соски которых тоже были бледно-зелеными. На ней были небольшие штанишки из морских водорослей, схваченные голубым с серебряным поясом. В правой руке она держала скипетр из розового коралла, на каждом пальце ее было кольцо, и камень каждого из колец имел свой оттенок голубизны. Когда она заговорила, то не улыбнулась.
– Что ищете вы здесь, объявленные в Эмбере вне закона? – спросила она голосом мягким, плывущим, чуть шипящим.
Дейдра сказала в ответ:
– Мы бежим от гнева принца, который сидит в настоящем городе – Эрика. Если говорить откровенно, мы хотим, чтобы он пал. Если он любим здесь, мы погибли, отдав себя в руки врагов. Но я чувствую, что этого не может быть. Так что мы пришли просить помощи, милая Мойра…
– Я не дам вам войск для нападения на Эмбер, – ответила она – Вы ведь знаете, что весь этот хаос будет отражен и в моем королевстве.
– Но мы пришли просить у тебя совсем не это, дорогая Мойра, – продолжала Дейдра. – Нам нужно совсем немногое, и это не доставит хлопот ни тебе, ни твоим подданным.
– Так скажи, зачем вы здесь! Потому что ты знаешь – Эрик нелюбим здесь почти так же, как это создание, которое сейчас стоит по твою левую руку, – и тут она указала на моего брата, который гордо и вызывающе поднял голову, с иронической улыбкой, оттягивающей уголки губ.
Если ему предстояло расплатиться – какой бы ни была цена за то, что он здесь натворил – он собирался сделать это, как настоящий принц Эмбера, как много веков тому назад заплатили три моих брата, неожиданно вспомнил я. Он умрет, издеваясь над палачами, смеясь во все горло, даже если изо рта у него будет хлестать кровь, а тело истерзано пытками, и, умирая, он провозгласит неотменяемое проклятие, которое обязательно исполнится. У меня тоже была эта власть, внезапно понял я, и, может быть, при определенных обстоятельствах мне придется ею воспользоваться.
– То, о чем я прошу, нужно моему брату Корвину, который также брат и принцессе Льювилле, живущей здесь вместе с тобой. Насколько я помню, он никогда не давал вам повода для обид…
– Это верно. Но почему он сам за себя не попросит?
– Это тоже относится к нашей просьбе, госпожа. Он не может попросить за себя потому, что не знает, о чем просить. У него почти не осталось памяти в результате катастрофы, которую ему подстроили в одном из Отражений. Мы пришли сюда именно для того, чтобы восстановить его память, чтобы он мог вспомнить все то, что происходило с ним в прошлом, чтобы он мог противостоять Эрику в Эмбере.