Кантор завернулся в плащ, чтобы не светить дырами на всю улицу, и зашагал прочь. Пусть гоняться за ним и не стали, с минуты на минуту вся компания вывалится из театра и направится в то самое заведение, столь любимое непутевыми близнецами. И вот будет замечательно, если по пути они наткнутся на знакомую шляпу!

Он бесцельно торопился неведомо куда, и на душе было так же серо и пасмурно, как в вечернем осеннем небе. Как, ну как такое могло случиться? Ольга – и вдруг Артуро Сан-Барреда! Как она ухитрилась из всех возможных мужчин выбрать именно эту лживую скотину? Или все же прав был внутренний голос, утверждая, что бегство товарища Кантора противоречило расчетам судьбы? И мстительная судьба нарочно потрудилась, чтобы сделать последствия максимально неприятными для упрямого мистралийца? Если к этим последствиям присмотреться внимательно, получается, что все действительно сложилось одно к одному. По голове получил, проклятие схлопотал, путь потерял, так еще и девушка, которой он желал только лучшего, связалась с давним и ненавистным врагом! Ну, как ее угораздило?!

А тебя как? – перебил внутренний голос. Твое желание непременно повоевать я еще понимаю, любой мужчина поймет. Но девушку бросать зачем было? Что стоило просто попрощаться и пообещать вернуться? Ведь ждала бы, до сих пор бы ждала, в окошке высматривала и сейчас бы, вот прямо сейчас, может, через пару минут, с радостным визгом повисла бы у тебя на шее, осыпая поцелуями… Нет же, придурок, умирать собрался. Наслушался идиотских предсказаний, хотя никто не гарантировал, что они сбудутся. И ладно бы по-тихому собрался, а то еще и торжественно объявил об этом на каждом углу! Как еще не додумался гроб заказать, сейчас бы, как король, имел начало для коллекции.

Словно в довершение к прочим несчастьям начал накрапывать противный мелкий дождик. Как будто судьба основательно задалась целью испортить Кантору жизнь всеми возможными способами.

Я ведь хотел как лучше! – попытался возразить он, хотя на этот раз голос был прав и даже почти не язвил. Сам же знаешь! Сколько раз об этом говорили!

Ну и как, получилось «как лучше»? – не унимался внутренний голос. И никто ведь не додумался встряхнуть болвана за шиворот и объяснить, сколь глупо ты будешь выглядеть, если все обернется не так, как ты рассчитывал! Хорошо получилось, ничего не скажешь! Распрощался с жизнью по всем правилам, и на тебе – вернулся!

Я не собирался возвращаться! – напомнил Кантор.

Однако вышло так, что вернулся. Жив и почти здоров. И выглядишь теперь как полный идиот.

Возразить на этот раз было нечего, поскольку и сам он чувствовал себя именно так. Полным идиотом.

Дождь усиливался и минут через пять уже хлынул в полную силу. Кантор забеспокоился, не отсыреет ли гитара, на всякий случай снял плащ и укутал футляр, оставшись в одной рубашке под дырявой курткой. Надо было все-таки определиться, куда идти, да поскорее убираться с неуютной улицы. Конечно, не к Ольге и не во дворец, а вот, например, к Элмару. Он единственный человек, который все поймет правильно и не станет задавать глупых вопросов. И еще у него можно легко и без особых усилий выспросить все, что нужно. А впрочем… наверное, лучше все-таки к Жаку. Во-первых, Элмар на радостях обязательно возжелает как следует выпить, а это не к добру. Хотя и хочется, впервые за последние три луны, зверски хочется напиться до беспамятства и забыть обо всем… Во-вторых, что еще хуже, у Элмара в доме имеется толпа слуг, для которых личная жизнь господ – интереснейшее развлечение, сродни телесериалам, которые существуют в Ольгином мире. И известие о внезапном приезде пропавшего мистралийца же разнесется по городу, обрастая слухами и домыслами… Ну нет!

Кантор резко встряхнулся, отгоняя от себя неприятные мысли о том, как подробности его несчастной любви будут смаковать городские сплетники, и решительно зашагал к дому Жака.

Идти было неблизко, и по дороге он успел основательно вымокнуть и замерзнуть. Где-то ближе к центру Кантора окатила водой из лужи проезжавшая мимо карета с гербами на дверцах, отчего он расстроился окончательно и даже перестал обращать внимание на дождь. Погруженный в свои невеселые думы, он еще несколько раз поскользнулся на мокрой брусчатке и один раз даже плюхнулся в лужу, не успев удержать равновесие, но хуже ему уже не стало. Хуже было некуда, а мокрый он был и без того.

Словом, жизнь сегодня казалась особенно отвратительной и паскудной, и, стуча в дверь, окоченевший и павший духом Кантор ничего больше не хотел, разве что лечь в ближайшую лужу и утопиться. А в особенности не хотел он никого видеть и уже сожалел, что пришел. Ну, на кой он тут сдался, у Жака своя жизнь и свои планы на вечер, может, они как раз с Терезой затеяли романтический ужин, а тут его принесло на ночь глядя… И зачем его вообще забросило в этот город? Что он тут забыл? Кому он тут нужен?

– Кто там? – послышался из-за двери испуганный голос Жака.

До сих пор от всего шарахается, трус несчастный… чего сам выполз дверь открывать, если так боишься, завел бы привратника размером с Элмара…

– Это я, – ответил Кантор, все больше сожалея, что пришел. – Диего.

За дверью невнятно ахнули, заскрежетали замки и совы – штук пять, наверное! – и внезапно осмелевший хозяин выскочил на крыльцо.

– Диего! – с непонятным восторгом вскричал он, и его сияющие искренней радостью глаза красноречивее всяких слов дали понять Кантору, что он, возможно, несколько ошибался насчет собственной ненужности. – Господи, Диего, это правда ты! Откуда, какими судьбами?! Заходи же скорей, мыша ты мокрая, дождь ведь на дворе!

– Ну, куда, куда… – проворчал Кантор, пресекая попытки обниматься. – Я же мокрый… Возьми лучше вот гитару, отнеси наверх, чтобы возле огня не стояла… Только футляр открой…

– Отнесу, открою, не переживай, заходи скорее. Сейчас мы тебя обсушим, согреем, – продолжал тарахтеть Жак, буквально втаскивая его в дом. – Раздевайся прямо здесь, скидывай свои мокрые шмотки вон туда, а я тебе найду во что переодеться… Ты же простудишься, дурила, ты что, вот так и шлялся под дождем в одной рубашке? Что за мазохизм такой непонятный? Ну, давай, давай шевелись, как разденешься, заходи в гостиную, там выпить есть чего, камин горит, погрейся, а я сейчас сбегаю наверх, найду тебе каких-нибудь покрышек…

На этом он, наконец, сделал паузу, и Кантор, который послушно начал раздеваться и как раз приступил к штанам, услышал в комнате подозрительные шорохи.

Ну, так и знал, там Тереза, и сейчас начнутся сочувствия, утешения и проповеди заодно… Жак тоже хорош, сказать не мог, вот было бы весело, если бы он сейчас в одних трусах ввалился…

– Кто у тебя там? – спросил он, и Жак беззаботно махнул рукой:

– Не беспокойся, не дама, можешь и трусы снимать, спорим на три щелбана, что они у тебя тоже мокрые?

– Мокрые, – ворчливо согласился Кантор, и переполненный радостью Жак наконец умчался, а сам он продолжил раздевание, гадая, кто же это восседает в гостиной королевского шута в такой час. Мафей, что ли? Или Элмар зашел якобы выпить, а на самом деле нажраться вусмерть? Хоть бы не король… Или у Жака есть еще какие-то друзья, о которых ему пока неизвестно? Одно отрадно – это точно не Артуро Сан-Барреда…

Снимать трусы Кантор все же не стал, хотя они действительно были мокрыми. Свалив одежду грудой в углу прихожей и забрав с собой только оружие, он вошел в гостиную с максимально независимым видом, на какой был способен, и тут же с величайшей досадой понял, что на сегодня судьба еще не исчерпала список издевательств, припасенных для бедного товарища Кантора. В кресле у камина восседал именно король, печально уставившись на кубок, который грел в ладонях.

– Добрый вечер, – сказал Кантор, хотя ничего доброго в этом вечере не наблюдалось.

– Добрый вечер… – невесело усмехнулся его величество, подняв взор от сосуда и оглядев полуголого гостя. Затем как-то непривычно тепло и радушно пригласил: – Присаживайся поближе к огню, пропажа. Я знал, что ты вернешься рано или поздно. И я рад тебя видеть, наглая ты морда. И снял бы ты действительно свои мокрые трусы, неужели меня стесняешься?