— Арес?.. — проговорил опьяненный фавн. — Да, Арес! За Аресом бы я пошел. Столько битв за последние пятьсот лет он провел и выиграл?
— Сотни, и все выиграл он, — ответил кентавр.
— Вот, сотни! А сколько раз Зевс отправлял моих и своих братьев в бой, отсиживаясь у себя на Олимпе? А? Тысячи, и каждый раз сотни простых воинов убивали, разрывали на кусочки или заживо сжигали? Даже не сосчитать, сколько погибло моих братьев фавнов, — проговорил тот.
— Но не с Аресом?
— В том-то и дело, — часто закивал фавн. — Пусть Арес и яростен, и жесток, но он всегда рвется в бой. ОН не отсиживается на Олимпе, а берет клинок и идет в бой! А что Зевс? Сидит себе на троне и повелевает нами, как дите малое, расставляет нас по своей карте и играет, а если проигрывает, то просто выкидывает фигуры. Когда он появлялся в последний раз на поле боя? Тысячу лет назад? Больше?
— Две тысячи, — ответил кентавр.
— Во-о-от, две тысячи лет мы проливаем кровь бок о бок с Аресом за того, кто не желает показать даже капли своей мощи.
— А как же Аид и Посейдон, они же тоже не особо воюют.
— Ты поосторожней, хорошо, — посоветовал фавн. — Посейдон неумолимо трудится на поле боя, как Арес, и он не сидит на Олимпе. А Аид… Что взять с бога мертвого царства? — пожал плечами фавн и вновь отхлебнул вина, с горечью поняв, что чудесный напиток заканчивается. Кентавр все это время пил всего одну кружку и никак не мог допить ее.
— Ему ж на все плевать, главное, чтоб ему под землёй хорошо было. Вон, когда Персефону украл, и всю землю чуть не сковал лед, ему было плевать на это.
— Тебе-то откуда это знать? Ты же не настолько стар? — спросил кентавр.
— Я помню, что мне говорил мой отец, а ему его отец, а ему его. И знаешь, что он мне говорил? Что все будет повторяться. Ничему не будет конца! Война не закончится, Зевс не будет править вечно… и знаешь, слушая все, что говорят про Ареса, я думаю, что и своим детям буду так говорить, — произнес фавн.
— Ясно. Я понял, — кивнул кентавр и, резко вытащив свой клинок, одним ударом отсек голову фавну. Тот лишь успел вытаращить удивленные глаза, а через секунду из его отрубленной шеи на землю потекло вино.
— Никто не смеет предавать Зевса. Никто! — четко произнес кентавр и, подойдя к телу фавна, опустил свое копыто в набежавшую из его тела кровь, после чего стал чертить ею символы на земле. Когда все пять символов были написаны, он быстро произнес молитву, после чего, смотря прямо в небо, произнес:
— Великая Артемида, я исполнил свой долг! Ряд очищен! — произнес он, после чего принялся уничтожать символы на земле. А после, взяв бочку вина, он за один раз осушил ее и с широкой улыбкой разбил о тело мертвого фавна.
Шагая по пустынной земле, выжженной дотла великой молнией Зевса, Кастор обошел все вокруг в поисках того, что могли оставить боги. Оставлять смертным артефакты избегали все боги. Хоть в этом мы все похожи, подумал он, ступая по темной золе.
Разгребая завалы и камни с глыбами, он уже больше двухсот лет очищал землю Греции от всего, что попадало на нее из рук богов, будь то панцирь или капля крови. Даже такая малость могла привести к ужасным последствиям. Тут же полубог вспомнил о том, как пару тысяч лет назад одна правительница случайно съела овощ, выросший на ошметке божественной плоти, после чего у нее родился получеловек-полубык, а что было потом…
Поморщившись, Кастор вновь продолжил идти по полю боя. Посмотрев направо, он увидел голую золу, на которой не было ничего, даже земли, лишь пепел. Былой след ярости Зевса. Переворошив очередную гору пепла, полубог отбросил не до конца сгоревший камень, и увидел под ним что — то блестящее.
«Так, а это что такое?», — подумал он и, быстро разворошив пепел, достал блестящий предмет. Это оказался наконечник стрелы. Взяв его и внимательно рассмотрев, он быстро достал из-за пояса склянку с зеленой жидкостью, и капнул на наконечник.
Жидкость тут же почернела и вскипела. Смерть богам, понял полубог и, убрав склянку, посмотрел на наконечник. Расставаться с такой вещью он не хотел. Средь слуг богов, которые заботились о том, что оставляли после себя боги, есть закон, будто орудие, плоть или свой внешний вид, увиденный людьми, они должны защищать, а то, что находили из оружия, отдавать Гефесту. Но вот уже пятьдесят лет средь его братьев ходили слухи, что другие, вражеские боги готовы были озолотить любого, кто принесет им оружие греческих богов, и чем опаснее будет это оружие, тем будет лучше.
Посмотрев еще раз на наконечник, способный убить бога, полубог аккуратно убрал его за пазуху, решив отложить этот вопрос на потом. Пока еще рано, думал он. Но не прошел он и сажени, как в пепле увидел еще один наконечник. «Что за…», — только и смог подумать он, найдя уже третий наконечник. Проходя все дальше и дальше, он находил все больше и больше наконечников стрел. Вскоре их число перевалило за два десятка, и вот тогда полубог забеспокоился. Известие о том, что Геракл, великий бог, погиб, пошатнуло всю греческую армию, но нигде не говорилось, что в бою использовались стрелы для смерти богов. «Никто не говорил, что их использовали», — думал Кастор. И вскоре, когда около него собралась небольшая горка наконечников он понял, что, если не сделает что нибудь, тогда его могут убить или, того хуже, сбросить в Тартар, а из Тартара нет выхода. Даже сам Кронос не смог выбраться из него, куда уж мне до него, усмехнулся полубог. Думая об этом, Кастор, взяв нож, провел им по своей ладони. Кровь стремительно вытекала из пореза, и он принялся писать ею символ на голой земле.
Когда же символ был написан, он взял пергамент и начал медленно выводить на нем одну за другой буквы всё той же кровью. Вскоре, когда сообщение было составлено, он вставил его в центр символа и быстро произнес молитву. По ее окончании пергамент вспыхнул и рассыпался в пепел. Все, теперь я уж точно не виновен, подумал он и продолжил идти по полю боя, которое уже мало походило на тот лес, что был тут всего несколько дней назад.
На огромном холме, который омывался солнечным светом, лежали бревна. Несшие мертвое тело Геракла вверх по холму каменные исполины, созданные Гефестом, не чувствовали усталости и лишь молча брели вперед. Чуть поодаль от холма в шелковых шатрах за этим наблюдали все боги Олимпа. От самых слабых до великих трех братьев, Зевса, Посейдона и Аида. Мертвое тело Геракла, заключенное в его боевые одеяния, поднесли к огромному костру, на котором он должен был уйти из всех миров. Смотря на тихую процессию, никто не смел сказать и слова. Все понимали, что смерть Геракла — это сокрушительный удар по Олимпу и всей греческой армии. А тем временем тело погибшего бога донесли до костра. Скрипя своими конечностями, каменные великаны стали медленно укладывать тело бога на костер, собранный из деревьев леса самого Атласа.
При взгляде на своего мертвого сына Зевсом одолела сильная ярость, которую он желал сорвать, но не знал, на ком. До сих пор не было известно, кто именно убил Геракла. Ни один известный Олимпу бог не был похож на ту старуху, что описал Арес. Посмотрев на бога войны, Зевс заметил в его взгляде какое-то чувство спокойствия, словно его не волновало появление бога, способного убить самого Геракла.
«Неужели ты посмел?», — промелькнула мысль в голове Зевса. Нет! Отбросил он такую мысль. Арес конечно же, не лучший сын, но он бог войны, и он должен понимать, что без силы Геракла воевать станет куда сложнее. А тем временем бога уложили на костер. Внезапно каменные гиганты стали рассыпаться и падать каменными глыбами на землю. Но только, достигнув черной земли, которая поблескивала в свете звезд, настолько ярко сверкавших на небе, что освещали все вокруг не хуже солнца, они просачивались в нее, словно вода и когда от них не осталось и следа, из той же земли вверх взметнулись каменные стены, которые тут же заключили кострище с Гераклом в каменную пирамиду с несколькими отверстиями.
Как только это произошло, Зевс резко выкинул руку вперед. Боги вокруг него отступили в разные стороны, но не Аид и Посейдон. Те также подняли правую руку вверх, и, сжав кулаки, они резко опустили их вниз и лишь Зевс, опустив его, разжал пальцы. Тут же небо над Олимпом потемнело и заволоклось тучами, став чернее самой ночи. И резко его прочертила молния. Молния, которой никогда еще не бывало, ударила в каменную пирамиду, и та вспыхнула изнутри. Пламя вырывалось потоками из тех дыр, что были в стенах, и буквально испаряло землю вокруг. Бушующий огонь внутри был настолько силен, что каменные стены стали покрываться трещинами, через которые до богов доносились волны жара. Когда же огонь стал потухать, наступила очередь Посейдона.