— Ты? за гривну пятнадцать?!
— Да, и намазывался им весь, потому что мне казалось — он пахнет тобой…
«Быть может, смерть наступит только через несколько часов?» — подумала я. И обрадовалась этому. Несколько часов вместе с Юликом! Несколько часов счастья, которое больше никогда не сменится горечью, лета, которое больше никогда не сменит зима!
— Позвони жене, скажи, что не придешь сегодня домой, — попросила я. Говоря это, я не чувствовала ревности, зная: этой женщины уже не будет в его жизни. Всю свою оставшуюся жизнь Юлик проведет со мной.
— Хорошо, — кивнул он. — А все остальное я объявлю ей завтра.
Он взял трубку и быстро набрал номер:
— Алло, Мила, это я… Как кто? Я, Юлий!
На его лице появилось удивление.
— Не понял, — произнес он оторопело. Затем ошеломленно посмотрел на меня.
— Что случилось?
— Мила повесила трубку. — Его изумление было почти смешным.
— Рассердилась?
— Нет… Фигня какая-то. — Он недоуменно пожал плечами. — Она сказала, чтобы я не валял дурака, потому что ее муж, Юлий, только что пришел домой. Я ничего не понимаю… А ты?
— А я… я… Господи, не может быть!
Вырвав трубку у него из рук, я судорожно дернула из шкафа телефонный справочник.
Книги и журналы, кувыркаясь, посыпались на пол…
— Алло? Аэропорт? Пять минут назад улетел самолет в Москву. Я могу узнать, села ли в него Евгения Кайдановская? Очень срочно! Очень!!! Хорошо… переключайте… жду…
Трубка взвыла сентиментальным «Полонезом Огинского».
И я знала, кто прощается со мной! Знала ответ, который должна услышать.
— Спасибо… — тихо поблагодарила я. — Нет, ничего. Просто боялась, что она опоздала на самолет.
Просто сны
Сны, думала она, бывают очень опасными…
— Спокойной ночи, суслик.
— Спокойной ночи, дорогой.
Я заснула, обняв его широкую надежную спину…
И приснился сон.
Река с крутым высоким берегом. Железный мост, похожий на все киевские мосты через Днепр. Но это был не Днепр, не Киев и не город — волшебное, неизвестное мне место, которое я почему-то знала наизусть.
Я не знала, где оно находится, не знала, что за сильная река со стремительным течением проносится мимо, но само это место было ужасно знакомым и родным. На мне было белое платье. Рядом — подруга моего детства, которую я не видела пять лет, с тех пор как мы окончили школу. Шел дождь, вертикально ровный, сверкающий серо-серебряными нитями. И мы с подругой танцевали под мостом на белой песчаной, уходящей в воду косе. И, танцуя, я расчесывала под дождем свои распущенные, мокрые волосы до пояса, свершая некий неведомый мне колдовской ритуал. И хотя я не видела его, я точно знала, кого хочу приворожить — человека, любовь к которому не давала мне замерзнуть под холодной дождевой водой. Согревала меня сорокаградусной страстью, делая мое тело горячим, безудержно веселым и сумасшедшим.
Я проснулась в опьянении от этого лучезарносчастливого сна. И сразу же вспомнила, откуда знаю этот пейзаж: он был изображен на фарфоровой тарелке, висевшей над моей кроватью в квартире родителей. Семнадцать лет я засыпала и просыпалась, глядя на нее…
За окном моросил серый как мышь дождь — совсем не похожий на тот, сияющий серебряным светом, заражающий энергией неукротимой стихии, завораживающий дождь из сна.
Мой мужчина спал, лежа на спине и приоткрыв рот. На мгновение он показался мне нелепым: слишком полным, слишком бытовым — слишком реальным.
Ирреальное счастье плескалось во мне веселой золотой рыбкой!
Я встала, подошла к зеркалу, провела расческой по спутанным волосам. Настроение было нелогично игривым и приподнятым. Руки, плечи, ступни — невесомыми и легкомысленными.
Странную власть имеют над нами сны, эти, казалось бы, ничего не значащие фантомы. Кошмары измучивают, и ты встаешь с кровати нервный, испуганный, злой, с воспаленной головой и свинцовыми мыслями. А какая-то радостная, светло-пастельная глупость словно напитывает тебя силой… Смешно. Я беззвучно засмеялась.
С точки зрения психологии все просто и объяснимо: пейзаж с детской картинки, подруга детства, в которой ты не успела разочароваться во взрослой жизни, — наивно-трогательные воспоминания, воскрешая которые, ты сразу чувствуешь себя безмятежно защищенным. Ничто не вызывает такого доверия, такой стопроцентной уверенности в счастье, как воспоминания детства.
Но при чем здесь ОН?
Я знала мужчину, в которого была влюблена во сне, и это был совсем не тот мужчина, которого я любила наяву и который спал сейчас в моей постели. Но светлая праздничная отрава сна еще жила в моем теле, и я явственно ощущала, как по хребту бегут тонкие лапки желания. Сладкая похоть щекоталась в сгибах локтей. Живот довольно ныл от предвкушения чего-то… И на секунду мне нестерпимо захотелось его — любовника из сна.
Заполучить этого человека хотя бы на одну ночь, на один час, на один поцелуй! Захотелось так жадно, что я подумала грешным делом:
«А можно ли действительно его приворожить?»
Иванна Карамазова недоверчиво посмотрела на особу, сидящую в кресле напротив:
— Вы хотите приворожить ни в чем не повинного человека? Зачем? Что вы будете делать с этой любовью? Какие у вас планы? Поиграть и выкинуть? Поматросить и бросить? Вы не боитесь попросту испортить жизнь объекту своего желания?
— Разве это так… Так однозначно?
— Да, конечно. — Колдунья раздраженно передернула плечами. — Вы ж пришли не к какой-то неграмотной бабке-ворожке, а к настоящей ведьме! Это вам не копеечные шуточки.
— Я понимаю…
На столе, откуда ни возьмись, появилось пять новеньких стодолларовых купюр. Ведьма подозрительно оглядела их в монокль — судя по всему, даже этот веский аргумент не рассеял ее сомнений. Карамазова перевела всевидящий стеклянный глаз на очередную жертву. Хмыкнула. Затем резво забралась на кресло с ногами и достала с каминной полки тарелку.
Поставив ее перед собой, Иванна взяла из вазы большое красное яблоко и аккуратно положила его на середцевину блюда. Ее губы беззвучно зашевелились. Яблоко дрогнуло, ожило, по-звериному дернуло хвостиком с засохшим листочком и начало описывать круги по тарелочке. Ведьма сосредоточенно следила за ним. Ее черный ньюфаундленд лениво встал со своей лежанки, подошел, с любопытством заглянул через локоть хозяйки и замер словно завороженный.
— Так, так, так… — пробубнила ведьма себе под нос. — Мост — безопасный переход на другой берег. Дождь — непостоянство, в данном случае тоже к переменам. Вода чистая — к счастью. Старый друг — к скорой встрече с ним. Колдовать во сне — подсознание уже стремится заполучить то, о чем сознание даже не догадывается…
Неожиданно чаровница засмеялась, подцепила яблоко за хвостик и довольно откусила его румяный бочок.
— О’кей, — улыбнулась она, сгребая деньги со стола. — Судьба на вашей стороне. Не будем ей перечить — пойдем навстречу. Только чур слушаться меня во всем! И предупреждаю: легкой интрижкой не откреститесь. Прежде чем сделать этот шаг, смиритесь с мыслью — он будет роковым. Вы готовы?
— Не знаю…
— Да или нет?
— Ну… наверное… да…
Я шла в свой скучный офис, как ребенок на праздник. Несмотря на унылый, мерзкий дождь, в груди трепыхалось детское предвкушение чуда. Я сделала весенне-пастельный макияж и надела «счастливый» синий костюм в тонкую бежевую полоску и новые свежекупленные туфли на каблуках (хотя, конечно, крестить их под дождем было гарантированным идиотизмом!). На шее трепетал яркий шарф — под цвет моего радужного настроения.
Пригрезившийся любовник был моим сотрудником. Его звали Антон, и до сегодняшнего дня я не обращала на него никакого внимания. Русый, среднего роста, не полный и не худой, не красавец и не урод, ни дурак, ни умный — ничего особенного… Но сон, упоительный, чувственный, вдруг высветил его, и неожиданно мне показалось в нем особенным все.