Могилева желчно скривилась, с трудом удержавшись, чтобы не покрутить пальцем у виска.
Утверждение, что ей не угрожает смерть только потому, что фотографии не моргают глазами, казалось ей идиотским в целом и не имеющим никакого отношения к делу в частности.
— Тебе не угрожает, — повторила Карамазова, со значением выделяя слово «тебе». — Смерть грозит второй «Королеве». — Ведьма укоризненно постучала пальцем по искореженному лицу расстрелянного Гумилева. — Зря она опаздывает. Ей пора бы уже быть здесь…
— Так… — сделала вывод Наташа. — Я, пожалуй, пойду.
Не оживляющая мертвых Иванна Карамазова оказалась попросту полоумной. И, независимо от того, умрет или нет певица через год, сейчас ей хотелось поскорее унести ноги от другой, вполне конкретной опасности — безумной ведьмы, гадающей на снимках мертвых поэтов и танцовщиц.
— Подожди, — неожиданно властно приказала Иванна. — Она скоро будет.
— У меня дела, — боязливо отрезала Наташа. — Я не могу тратить ни часа на… — На что, она не стала договаривать из вежливости. С сумасшедшими лучше не спорить. — Эх… — Она с жалостью посмотрела на умалишенную малолетку, зашторивавшую окна среди бела дня и разжигающую камин среди лета.
Бедная чокнутая девчонка в огромной квартире. И квартиру теперь точно не купишь — связываться с ненормальными себе дороже…
— Уж лучше бы ты гадала на засушенных насекомых! — певица сокрушенно махнула рукой и пошла в коридор.
Дернув замок, она сама открыла себе дверь и непроизвольно отпрянула…
На пороге стояла девушка. Черные очки скрывали ее черты. Все остальное — рыжие, завитые в спирали волосы, джинсы, блестящая блузка, массивный серебряный браслет — были один в один украдены из последнего клипа Могилевой.
— Кто вы?! — спросила Наташа грозно.
— Наташа, вы?! — выдохнула девушка, оторопевшая не меньше ее.
— Итак, «Королевы» в сборе! — послышался за спиной повелительный голос Карамазовой. — Думаю, вам есть что сказать друг другу…
— В это невозможно поверить. Вы, именно вы были рядом с Володей, когда он умирал! Не кто-нибудь, а сама Наталья Могилева… — невнятно пролепетала Ольга.
Зайдя в комнату, она сразу сняла очки, обнажив заплаканные глаза с красной сеткой лопнувших сосудов. Лицо девушки было изможденным, губы бледными и сухими, точно у нее жар…
— Я преклоняюсь перед вами… Я всегда равнялась на вас…
— Вижу. — Наташа удивленно покосилась в сторону Карамазовой. — Ты знала об этом? Знала, что мы встретимся здесь? От них? — Певица затравленно посмотрела на фотографии.
— Но не я притянула эту встречу, — ответила ведьма. — Вы повязаны давно и крепко… Даже если учитель и ученик не знакомы друг с другом, их судьбы всегда сплетены узлом. Когда вы начали петь? — требовательно спросила она у Ольги.
— Год назад. Тоже летом… То есть пела я всегда, но год назад приняла решение стать звездой, как Наташа… Как Наталья Могилева. У нее тогда вышел клип «Дорога», и я решила, что хочу быть такой же… — сбивчиво объяснила подражательница.
— А когда у тебя начался творческий кризис? — обернулась Иванна к звезде.
— Год назад, после клипа «Дорога»… — ошарашенно признала Наташа.
Могилева придирчиво оглядела начинающую певицу, прекрасно понимая, к какому итогу подвела ее ведьма. Вывод напрашивался сам собой — невозможный и элементарный, как дважды два — четыре.
— Жаль, что мы встретились только сейчас, — проникновенно сказала Оля, не уловившая связи между вопросами. — Именно сейчас, когда… — Она горько вздохнула. — Мне уже все равно. Я ведь так мечтала познакомиться с вами… Так мечтала… — Она говорила об этом, как о желании давно минувших лет, пожелтевшем, словно страница старого дневника, все страсти и чувства, описанные в котором, давно рассыпались прахом.
— Смерть Володи перечеркнула мою жизнь. Я не могу жить, зная, что сама убила его. Если бы я не ломалась и ответила «да», он бы остался жив. Он ведь сказал: «Это вопрос жизни и смерти». Словно чувствовал… Он так умолял меня поехать ко мне. Он любил меня… Меня никто никогда не любил, как он. Все только трахнуть хотели! А я… я… — Она нервно утерла подтекающий нос. — Он даже перед смертью говорил обо мне.
— Но о вас, Оля, там не было ни слова! — резко прикрикнула на нее Могилева, пытаясь в присущей ей жесткой форме успокоить разнюнившуюся поклонницу.
«Не удивлюсь, — усмехнулась про себя Карамазова, — если Александр Македонский, без лишних слов разрубивший легендарный Гордиев узел, был дальним родственником украинской звезды». Наташа явно считала: все существующие в мире проблемы следует решать исключительно одним махом!
— Он обращался ко мне! — продолжала утешать Наташа. — О вас он даже не вспомнил. Вы его в тот момент совершенно не интересовали…
— Неправда, — побледнела Оля. — Его последние слова были обращены ко мне. Меня из-за них неделю милиция прессует: «Что он имел в виду? Почему грозил вам смертью?» — зло передразнила она. — А сегодня я стащила из папки показания санитаров… Это они, лохи, не поняли, а я все поняла! Вот!
Она вытащила из-за пазухи сложенный вчетверо лист бумаги и с вызовом протянула его Могилевой.
Та недоверчиво развернула украденную улику:
Пока мы везли его в операционную, умирающий все время повторял одно и то же, — свидетельствовал санитар. — Потому, несмотря на нервы и спешку, я частично запомнил его слова. «Слушай, Натали» — это обращение он повторял чаще всего и говорил совершенно четко.
Остальное, насколько я расслышал, звучало примерно так «Если бы я знал, что последний, то не потратил бы без тачку… Как ты поняла? Я любил, жизни хотел… А ты лгала, Натали. Ты скоро умрешь. Я расквитаюсь с тобой!»
Но насчет «расквитаюсь» — не уверен точно. Он сказал «стаюсь». Может, это было какое-то другое слово…
— Конечно другое, — возбужденно вскрикнула Оля. — Только наши идиоты-менты могли углядеть здесь какую-то растрату и угрозу. Умирая, Володя говорил, как сильно он любит меня, как хочет жить! — По ее щекам потекли кривые, длинные слезы.
Могилева выпучила глаза:
— Где ж вы тут любовь углядели? Это разборка!
— А как понять «Ты лгала мне»? — бесстрастно уточнила Карамазова.
— Не знаю… — Ольгино лицо затряслось от спазмов, сдерживаемого воя. — Переврал. Недослышал… Я не лгала ему… Никогда. Я знаю все и без их бумажки. Володя снится мне каждую ночь. Неделю он приходит ко мне и просит: «Не бросай меня, не бросай, не бросай… Я же любил тебя». Я перестала спать. Я все время слышу его голос. «Я не расстанусь с тобой!» — вот что он пообещал, умирая. Там был не «стаюсь», а «станусь». А про «расквитаюсь» мент сам придумал. Улики подтасовывал, чтобы убийство на меня взвалить. Только мне один черт. Я все равно умру! Я только когда он умер поняла, как сильно любила его! Как сильно я могла бы его полюбить!
— Да при чем тут вы? — взвыла Могилева. — Вы же Оля! А он обращался к Натали. И говорил он совсем другое. Ваш санитар все напутал!
— Да он и знал-то вас только благодаря мне! — хрипло заорала Ольга. — Он попсу не слушал! А Натали — мой сценический псевдоним. Володя всегда меня так называл.
— Все косишь, все под копирку! — недоброжелательно сцепила зубы звезда.
— Да меня знаешь как публика принимает? Тебе такое давно не снилось! Тебя уже и по телевизору не показывают!
Ведьма хладнокровно закурила, отстраненно наблюдая за жанровой сценой из серии «Таланты и поклонники».
Вот она, загадочная связь, соединяющая двух девушек словно смежные сосуды:
Молясь Богу, мы принимаем от него силу, но только он способен напитать ею всех нас!
Фанатично молясь звезде, мы, сами того не зная, тянем из нее жизнь, тащим себе ее судьбу…
Ибо желание поклонника быть во всем как его кумир — не что иное, как желание занять его место на пьедестале!
Для этого не нужно быть рядом. В старину ведьмы воровали молоко, вонзая нож в стену своего дома. И, капля за каплей, молочная сладость из вымени соседской коровы перетекала по ручке ножа в подставленное ведро. Капля за каплей энергия певицы перетекала в девушку, окрестившую себя ее именем. Одна все глубже забивалась в нору депрессии, оставив мародерам свое место на сцене. Вторая была на взлете, намереваясь, заняв его, стать второй Могилевой.
