– Илико, дорогой, ты ведь знаешь, как я тебя люблю! – Илларион обнял друга за плечи.

– Знаю, знаю, мой Илларион, знаю, что ты любишь меня пуще собственного глаза! – улыбнулся Илико. При одном только упоминании о глазе Илларион насторожился. Но Илико продолжал как ни в чем не бывало:

– За здоровье Илико!

– За нашего прохвоста!

– За носатого Иллариона!

– продолжал Илико.

Илларион снова навострил уши, но Илико, словно невинный агнец, невозмутимо запел новую песенку:

Илларион поперхнулся. Откашлявшись, он испытующе взглянул на своего мучителя. Но Илико, не обращая на нас внимания, самозабвенно пел:

Наконец Илларион окончательно убедился, что ему удалось провести Илико. Он осмелел и до того разошелся, что называл Илико не иначе как «кривым». Илико ничуть не обижался.

Был уже поздний вечер, когда мы стали расходиться. Обняв друг друга за плечи, мы с песней спустились во двор. Илларион проводил нас до ворот. Очутившись за оградой, Илико вдруг обернулся.

– Илларион! – громко позвал он.

– Чего тебе, кривой? – откликнулся тот.

– Не забудь ночью положить глаз в стакан!

– Что?! – прохрипел ошеломленный Илларион.

– Ничего!.. Теперь можешь подмигивать мне, сколько тебе угодно!..

– Илико Чигогидзе! – завопил Илларион.

– Повторяй почаще мою фамилию, а то еще забудешь!.. А в общем повезло тебе: охотиться ты любишь, даже закрывать глаз не придется, разгуливай себе на здоровье по селу и бей собак!

– Илико Чигогидзе! Избавь меня от греха! – завизжал Илларион, срываясь с места.

– Спокойнее, Илларион! Побереги лучше свою стекляшку!.. – предупредил Илико взбесившегося друга.

Илларион вдруг обмяк. С минуту он тупо глядел на Илико, потом повернулся, медленно побрел к дому и присел на ступеньку лестницы.

Илико некоторое время стоял на дороге, затем открыл калитку, вернулся к Иллариону и сел рядом. Потом достал из кармана кисет, скрутил самокрутку и протянул табак Иллариону. Тот даже не оглянулся.

– Возьми, – тихо сказал Илико.

Илларион взял кисет. Закурил.

– Сердце у меня оборвалось, когда я узнал о твоей беде, – начал Илико. – Видит бог, правду говорю… Мы же с тобой – одно, Илларион… Твое несчастье – это и мое несчастье… И я вовсе не думал обидеть тебя… Я же не обижаюсь, когда ты меня кривым называешь!.. Подумаешь, лишился одного глаза!.. Кутузов тоже был одноглазым, однако дай бог каждому такое зрение: землю насквозь видел!.. Ну, потерял глаз, что же с того? Да если мы с тобой потеряем и по второму глазу, все равно не погибнем. Возьмемся за руки и будем шагать по белу свету. А не сможем идти, так Зурикела нас поведет. Эх ты, старик! – Илико хлопнул по плечу Иллариона. Илларион встал, вошел в комнату и вернулся с каким-то свертком в руках.

– Илико! – тихо позвал Илларион.

– Что тебе, Илларион? – еще тише сказал Илико.

– Тут немного воблы… Подмчади и «изабеллу» хорошо…

– Уважаю воблу! – сказал Илико.

– Для тебя привез, – сказал Илларион.

– Я знал, что привезешь… – Илико взял сверток, встал и не спеша направился к калитке.

– Погоди, я провожу тебя…

– Проводи…

Они вышли со двора и медленно зашагали по дороге. Я долго смотрел им вслед, пока их фигуры не растворились в темноте…

Студенческие годы – счастливейшая пора в жизни человека. Нужно несколько лет прожить жизнью студента, чтобы по достоинству оценить прелесть корки черного хлеба, натертой чесноком; понять психологию трамвайного «зайца»; вкусить сладость потом заработанной тройки; испытать радость восстановления стипендии; почувствовать противную дрожь в коленях перед экзаменом; насладиться прохладой рассвета после бессонной ночи, проведенной над конспектами и учебниками; познать цену настоящей дружбы и, наконец, пережить гордость от того, что ты, вчерашний босоногий сельский мальчуган, сегодня являешься полноправным, уважаемым гражданином – студентом Государственного университета… Впрочем, как я ухитрился сдать приемные экзамены и стать студентом, – это навсегда останется необъяснимым чудом для Илико, Иллариона, моих лекторов и, пожалуй, для меня самого. Единственный человек, который не сомневался в моих феноменальных способностях, – это моя бабушка.

Замечательные порядки в университете! Студент может в течение месяца не заглядывать в книгу – никто за это не поставит ему двойку в зачетной книжке; студент может прогулять пять, десять, пятнадцать лекций – никто за это не вызовет в деканат его родителей… На уроках, или, как их здесь называют, лекциях присутствуют сто-двести человек. Часть присутствующих пишет, часть – рисует, одни мирно беседуют, другие решают кроссворды. Здесь можно встретить и мечтателей: они не пишут, не рисуют, не разговаривают, они сидят молча и предаются мечтам. Почему они не делают это у себя дома или в парке – трудно понять. А многие сладко спят… Короче говоря, лекции созданы для таких людей, как я, и меня вполне устраивают. Но у лекций, как и у всего на свете, есть один серьезный недостаток: рано или поздно они приближаются к концу. Программа исчерпана. Лектора иронически улыбаются студентам. Великая опасность надвигается на стан студенчества. Наступает эра тропической лихорадки – сессия.

Тогда мы собираемся на квартире одного из нас, грызем карандаши и конспекты, заучиваем наизусть целые главы из учебников, готовим шпаргалки, набиваем свои головы приобретенными в трехдневный срок обрывками знаний, бессонные и изможденные выходим на экзамены, отдуваемся, пыхтим, дрожим, что-то лепечем, потом, вытянув шеи, с ужасом всматриваемся в экзаменационный лист («А вдруг двойка»?!), увидев же заветную, долгожданную, милую сердцу тройку, улыбаемся до ушей и шатающейся походкой покидаем комнату…

…Вот и сейчас я и мои друзья сидим в моей комнате и готовимся к экзамену по экономической географии. Роль экзаменатора сегодня поручена Цире. Нестор, Отар, Хвтисо и Шота – экзаменационная комиссия.

– Студент Вашаломидзе! В каких странах света добывается олово, и у кого имеются наибольшие запасы этого металла? – грозно вопрошает Цира.

– Олова или меди?

– Олова!

– Наибольшее количество олова, насколько я помню, у нашего сельского лудильщика Али, а где он его добывает, – это мне неизвестно.

– Ну вот, опять он дурака валяет! Если ты не хочешь заниматься, можешь уйти, а нам не мешай! – сердится Нестор.

– Куда я уйду? Я за эту комнату двести пятьдесят рублей плачу.

– Чтоб ты провалился сквозь землю, бесстыдник! О каких деньгах ты говоришь, когда за целый год я гроша медного от тебя не видела?! – подает реплику из своей комнаты тетя Марта.

– Вашаломидзе! Переходите ко второму вопросу! Первого вопроса вы не знаете! – улыбается Цира.

– Уважаемый лектор, прошу вас…

– Зурико, перестань паясничать! – выходит из терпения Отар.

– Ладно… Второй вопрос – машиностроение в Соединенных Штатах Америки… Соединенные Штаты Америки состоят из штатов. Не подумайте только, что это – учрежденческие штаты, которые то раздувают, то сокращают…

– Зурико, ну что ты в самом деле! Рассказывай дальше! – обижается Цира.

Я продолжаю:

– В Соединенных Штатах Америки машиностроение сильно развито. Только за один год Форд выпускает… Я точно не помню, сколько, но, говорят, на одного человека пять машин приходится… Стоит, оказывается, на улице машина, подходишь к ней, открываешь дверцу…