Александрина зря в людях видит хорошее, даже в близком друге их семьи, который все-таки показал свое истинное лицо. Сбросил в Париже маску, надетую в Ирландии ради одной рыжей дуры, и побежал к своей любимой невесте в больницу, где она лежала лишь в связи с легким недомоганием. Все эти слухи про перерезанные вены являются обыкновенным фейком, сделанным ради привлечения к себе внимания. Не более. Артур наигрался со мной, выполнил свою миссию и теперь со спокойной душой может трахать свою нареченную.
Черт! От одной мысли об этом аж тошнота к горлу подступает, дышать становится тяжелее, а перед глазами все плывет. Мне кажется, будто бы я нахожусь на краю пропасти. Вот сейчас сделаю шаг вперед, раскинув в стороны руки, и полечу вниз, навсегда исчезнув с лица земли. Окажусь на дне самой бездны, давно раскрывшей для меня свои объятья. Настолько потерянной себя ощущаю, что все вокруг кажется серым и не интересным. Я полностью раскрылась перед Артуром, поверит его словам, а потом жестоко ошиблась во всем, что себе напридумывала.
— Видана, послушай, — Рина берет меня за руку и слегка сжимает. Поднимаю голову и натыкаюсь на серьезный взгляд голубых глаз. Сейчас подруга начнет долгую речь, которая вряд ли мне понравится. — Артур не такой человек, чтобы взять и поиграться с человеком, как кот Том с мышкой Джерри. Неужели, он мог измениться за два года?
Скептично кошусь на подругу, приподняв вопросительно бровь. Все люди меняются, тем более за два года. Артур далеко не идеальный парень. Он тоже имеет свои косяки, тоже ошибки совершает по жизни и сильнейшую боль причиняет своими поступками. Не прощу ему такого. Никогда не прощу. Хоть я сама и не лучше, раз изменила с Димой вовремя наших отношений с Парфеновым, но так как Артур поступил, вновь в себя влюбив, просто недопустимо. Он поиздевался над девушкой, а теперь со спокойной душой может жениться на Кристине. Устроил, мать его, служебный роман, дабы отомстить бывшей, и совершенно не подумал какого ей от того.
Как сердце болит, словно в него вонзаются тысячи мелких иголок. Как внутри одна сплошная пустота. Как с каждым днем все хуже и хуже становится. Мне даже кажется, что глядя на себя в зеркало, я вижу лишь тусклую тень с мешками под опухшими глазами. Ведь уже вторую ночь подряд не могу избавиться от слез, текущими на белоснежную подушку. Просто сворачиваюсь калачиком и еле слышно рыдаю, а потом на утро накладываю много тоналки на лицо, лишь бы никто ничего не заметил. И если Рина видит мое состояние, то не пытается поговорить об этом, так как это все бесполезно. Все равно не стану ее слушать, настаивая на своих собственных мыслях.
— Мама! — звонкий голос, и вот слышен топот маленьких ножек по паркету. Проходит всего минута, прежде чем красивая маленькая девочка в сопровождении высокого парня появляется в гостиной, тут же прыгнув к маме на колени. — Мамочка! — детские ручки тянутся к лицу Соболевой, чтобы потрогать за щечки, а-то и ущипнуть за них.
— Майя, — немного строгим голосом произносит Рина, сузив глаза, дабы припугнуть девочку, но та только еще шире улыбается и обнимает маму за плечи. Та еще подлиза.
Денис же стоит в дверном проеме и молча, наблюдает за своими двумя любимыми девочками, пока их сыночек спит в детской комнате под присмотром няни. Умиляюсь такой картине, ведь раньше и мыслей не было, что плохой мальчишка и лучшая подруга его сводного брата смогут не только найти общий язык, но и стать друг другу намного ближе. Парой, семьей, родителями. Людьми, имеющими крепкие узы. Людьми, нашедшими в себе силы оставить позади все плохое, что было в их жизнях. История их отношений не такая уж и простая, есть тут свои подводные камни, которые они смогли переплыть. Теперь вот обрели свое счастье, уехав из России туда, где обрели дом. Чего не скажешь обо мне.
Я хоть и нашла место во французском городе, ставшим моим пристанищем на два года и полностью поменявшим мою жизнь, все-таки порой считаю себя в нем лишней. Словно это не моя судьба, как будто постоянно играю роль кого-то другого, причем с таким успехом, что все мне верят, видя во мне совсем не того человека, что есть на самом деле.
Хотя я всегда и мечтала стать известной на весь мир журналисткой, пишущей про такие громкие дела, что многие испытывают зависть, боятся, восхищаются и ненавидят. Хотела быть вхожей в места, где лишь одни звезды находятся. Курорты, рестораны, театры, светские мероприятия, круизы, ночные клубы. Побывала во всех этих местах, познакомилась со многими знаменитостями, бизнесменами, политиками. Узнала огромное количество тайн, которые в качестве компромата можно применить в крайнем случае. Да я мини-версия Джона Эдгара Гувера, занимающего когда-то пост начальника ФБР. Вот с ним боялись связываться даже хозяева овального кабинета Белого дома, так как много очень интересной информации он имел на каждого гражданина Америки.
Да только вот глядя на своих друзей, так нежно и трепетно друг к другу относящихся, имеющих уже двоих детей и являющихся очень счастливыми молодыми людьми, мне дико хочется того же. До такой степени хочется, что аж слезы с трудом сдерживаю. Просто моргаю часто-часто, чтобы никто не заметил моего состояния, не понял, что именно на душе у меня творится. Не хочу сочувствующих взглядов, каких-то дурацких советов, пусть и от близких друзей, объятий мне тоже не надо. Тошнить от всего этого будет. Ведь как бы я ни была рада и счастлива за Соболевых, у самой появляется немного зависти внутри.
Хочу того же, хочу также, хочу сильно-сильно. Аж до скрежета зубов, до сжатых кулаков, до бешено бьющегося сердца. Ведь если бы врачи вовремя не сделали ту операцию, то про рождение детей можно было навсегда забыть. Удалили бы все репродуктивные органы из-за одного придурка, так сильно меня избившего, что я даже не смогла бы жизнь маленького плода выносить в себе, так как велика бы была вероятность выкидыша на ранних сроках. После такого точно бы жить не хотелось, так как стать похожей на Нинет Колдер я совершенно не собиралась. Не такова моя цель в жизни, хот и со стороны все кажется несколько иным.
— Ребят… — обращаю на себя внимание Соболевых, которые явно уже забыли про нахождение в их гостиной постороннего человека. Так оба удивленно смотрят, словно я по волшебству тут очутилась, и они не знают, что на это сказать. — Пожалуй, я пойду к себе в комнату. Немного отдохну, — не говорить же мне им, что я не могу видеть их счастье, так как свое упустила еще два года назад, а теперь за это расплачиваюсь сполна.
— Видана, ты в порядке? — спрашивает обеспокоенно Денис, передав Майе плюшевого медведя, оказавшегося на полу. Должно быть, их непоседа беднягу выкинула во время своих игр. Ну, очень она подвижный ребенок, к тому же говорливый.
Так хочется сказать, что тут вина его лучшего друга, готовящегося к грандиозной свадьбе, но язык словно бы к небу прирос, совсем не шевелится, да и рот точно не откроется, как будто его кто-то скотчем заклеил для пущего эффекта. Чтобы не смела зря воздух сотрясать, ведь разговоры тут совсем бессмысленны. От того, что скажу сейчас, ничего не изменится, ведь они пообещали не выдавать Артуру мое местонахождение. Ему оно не к чему, так как «любимая Кристина» вряд ли отпустит его от себя хоть на один сраный метр.
— Все хорошо, — стараюсь, чтобы улыбка выглядела как можно более искренней, хотя внутри уже давно ничего не чувствую. Пустота. — Просто мне нужно в статье для Нинет кое-что подправить, — вру, но так мне легче. — Буду готова к ужину, — поднимаюсь на ноги, совсем не покачнувшись, хотя и выпила предостаточно. Раньше от вина была бы навеселе, сейчас же ни в одном глазу.
— Ты же на отдыхе? — напоминает мне Рина, следя за передвижениями подруги по гостиной.
— Но без работы я просто не могу, — отвечаю ей, стоя в дверном проеме спиной к семье Соболевых. — Адьес, амигос, — махаю рукой и покидаю их общество.
Быстрее пули пробегаю длинный коридор, в таком же темпе преодолеваю лестницу, площадку до своей комнаты, в которой тут же скрываюсь и прислоняюсь к двери спиной, переведя дыхание и зажмурив глаза, лишь бы сдержать поток слез. Я слабачка. Самая настоящая слабачка, не способная сдерживать всех своих эмоций. Зависть. Один из смертных грехов готов все нутро сожрать, получить власть над моим телом и разумом. Я же должна радоваться за Рину с Денисом, должна при виде них испытывать самые светлые чувства, но не могу. Просто не могу, мать вашу.