Видана Зотова

И все же профессия журналиста бывает очень опасной. Никогда не знаешь, на кого нарвешься в своих маленьких расследованиях. Можешь написать разоблачающую статью про могущественного человека, тем самым сбросив его с Олимпа и лишив всех благ в жизни, опозорить его на весь белый свет и радоваться новому падению богатого ублюдка, который способен и из ада протянуть свои ручонки, дабы достать слишком любопытного журналиста. Бывали же случаи, когда находили репортеров убитыми около своего дома или же их сажали в тюрьму по подставным уликам. Не все бывает гладким, как кажется на первый взгляд. Порой демоны из самой преисподней протягивают свои лапы с острыми когтями и тащат в свой мир тех, кто пытается противостоять сильным мира сего.

За эти два года в Париже в качестве журналиста популярного журнала «Калипсо» я много статей написала, многих разоблачила, от чего точно нажила себе уйму врагов в лице тех, кто уже давно либо за решеткой сидит, либо где-то прячется, скрываясь от полиции в каком-нибудь захолустье. Даже этому дурачку Ноэлю я не могу четко сказать, кто под моим личным подозрением. Кто бы мог совершить преступление, якобы врезавшись в меня. Мыслей полно, людей в качестве преступников еще больше. Может это герой моей первой статьи или же самой последней. Вдруг друг, жена, девушка, сын или дочь кого-то из них таким образом решили мне отомстить, свести счеты как в лучших традициях детективного сериала. Тут если начинать расследование полиции, очень легко запутаться, выбрав в качестве преступника совершенно не того человека.

К тому же всем этим детективам, с которыми приходилось контактировать, я бы даже снять котенка с дерева не доверила. Они полные лохи, обыкновенная пародия на комиссариат из фильма «Такси». Редко тут можно встретить достойных работников правопорядка, хотя они и пытаются добиться чего-то стоящего в жизни, делая тем самым только хуже себе. Как Ноэль Ибер, появившийся в стенах клиники должно быть после информации на их рацию. Он же обычно едет выяснять о последствиях аварий на дороге, опрашивая выживших жертв или свидетелей.

Вот и сейчас намеревается пробраться в палату к Джиневре, дабы нарушить ее покой своей чертовой персоной. Я не могу ему этого позволить. Он не войдет внутрь. Полицейским там совсем не место, так как человек пострадал и ей необходим отдых. Сама вот с опаской захожу к ней, предварительно прогнав Ноэля. Пусть в коридоре ждет часа посещения пациентов. Мне, как девушке Рауля Клемана, доступны некоторые привилегии.

— Джи, — делаю пару шагов к койке, на которой лежит подруга, подвергающаяся опасности вместо меня.

На лице наклеено несколько пластырей, скрывающих небольшие ссадины или царапины. Голова забинтована, одна рука в гипсе. Нижняя губа разбита. Синюшные синяки под глазами. На шее специальное крепление, дабы унять боль. Бледная, как призрак. Ничего общего с той веселой и милой девушкой, что всегда поднимает мне настроение. Сейчас передо мной жертва аварии, едва не стоящая ей жизни. Джиневра Эрсан словно чувствует мое присутствие в палате и тут же поворачивает голову, улыбаясь натянуто. Трудно представить, с каким трудом это ей все дается.

— Привет, рыжая бестия, — даже будучи в таком состоянии, она не теряет чувство юмора. Явно пытается отвлечься от боли, сковавшей все ее тело. Ведь я вижу, как она морщится от каждого движения на койке. — Только не разводи, пожалуйста, слез, — резко одергивает меня, когда соленые дорожки текут по щекам. Я редко когда плачу, и-то лишь рядом с близкими людьми. Рина и Джиневра относятся к этому списку.

— Как ты? — стараюсь, чтобы голос звучал менее плаксиво. Надо ненадолго включить режим стервы, ведь Джи любит ругать меня, когда я раскисаю, даже если дело касается ее. — Врач сказал, что внутренне кровотечение удалось остановить. Ты буквально в рубашке родилась, — прохожу к коричневому креслу у окна и роняю в него свои телеса.

Даже и не знала, что ноги жутко устали. И это всего лишь я пару раз прошлась по коридору больницы. Ооохххх, должно быть это из-за бешеной поездки на машине. Я же гнала так, что вжимала ступней в педаль газа. Как будто в гонках участвовала, хорошо хоть и правда ни во что не врезалась, иначе лежала бы в соседней палате. Или где похуже, на нижнем этаже, например.

— Меня вроде как подлатали, а значит жить буду, — машет непринужденно рукой, словно ничего плохого с ней не произошло, а ее нахождение в клинике обычный осмотр у терапевта. — Судя по всему пару дней проведу на этой койке, — так брезгливо, что я сама улыбаться начинаю. — Ты мне лучше вот что скажи, — смотрим друг другу прямо в глаза, и мне совершенно не нравится тот блеск, что в ее очах появился. Похоже, вопрос застанет меня врасплох. — Что у тебя с этим Артуром?

— Да ничего особенного, — ну вот не из робких же натур, а при упоминании Парфенова краснею и отворачиваюсь к окну от проницательности Джиневры, которая, наверняка, уже обо всем догадалась.

— И как с ним трахаться? — орет чуть ли не на всю палату, от чего хочется рот ей скотчем заклеить.

— Ты бы еще выглянула в коридор и всем о своих предположениях сообщила, — тяжело вздыхаю, качая головой. — Когда-нибудь твой громкий голос с нами обоими сыграет злую шутку, Джи.

— Ты мне зубы не заговаривай, рыжая бестия, — стонет от боли, когда движется по кровати вверх, лишь бы сесть поудобнее. Продолжаю на месте сидеть, не делая попыток ей помочь, так как Джи взглядом может легко в камень превратить. — Раулю рассказала про свое маленькое приключение?

— Конечно же нет, — отрицательно головой качаю, поднимаюсь на ноги и начинаю расхаживать по палате туда-сюда. Это меня всегда успокаивало. — Джи, — хватаюсь за голову, чуть ли не волосы выдергивая, — все произошло так быстро, что я ничего сообразить не успела, — мне нужно выговориться, поделиться с кем-то тем, что на душе у меня творится. — Вот мы ссоримся, практически оскорбляем друг друга, а в следующую секунду уже рвем друг на друге одежду, лишь бы поскорее окунуться в страсть, — разворачиваюсь к Джиневре, которая все это время явно за мной наблюдала.

Чувствую себя диким зверем, находящимся в клетке. Словно мою свободу кто-то ограничил, повесив на дверь амбарный замок. И ведь все это началось с того самого момента, как Артура на том приеме увидела. Все изменения в жизни, все поступки целиком и полностью сводятся именно к нему. Возможно не будь его рядом, ничего бы из этого не произошло. Тем более не случилось бы у меня помутнение рассудка из-за присутствия в комнате Парфенова, когда мы потрахаться решили.

Боже! Еще даже неделя не прошла, а я уже столько глупостей натворила, потянувшись к Артуру, словно он тот, кого так долго ждала. Словно и не было этих двух лет в разлуке, словно мы такими же остались, как и были в России. Иллюзия. Сплошная иллюзия перед глазами, которая ни к чему хорошему не приведет в будущем. Но черт возьми, как же хочется ею сполна насладиться, не думая ни о чем.

— Мадемуазель Зотова? — резко дергаюсь в сторону, как пугливый заяц, услышав свою имя и почувствовав тяжесть на плече. Молоденькая медсестра появилась в палате, а я даже не услышала этого. — Простите, но пациентке нужно отдохнуть, все часы посещения уже давно закончены, — она уже около койки Джи поправляет ей подушку, а после подает стакан воды.

— Да? — все еще где-то в прострации нахожусь. — Хорошо, я вас поняла, — беру себя в руки. — Береги себя, Джиневра. Постараюсь завтра навестить.

— Уж лучше послезавтра, — подмигивает мне и расплывается в широкой улыбке. И как только у нее губа не болит?

Уже было собираюсь об этом у нее спросить, как мимо меня проходит высокий красавчик в больничном халате, держащий в руках явно планшет с историей болезни Джи. А он ничего так, очень даже симпатичный шатен с довольно мускулистым телом. Ему бы точно в модели пойти, а не по больнице расхаживать, привлекая взгляды всех пациентов женского пола. Ведь тут есть на что посмотреть. Понимающе качаю головой, зная, что Джи постарается его заарканить в свои сети, предложив как минимум секс на его рабочем столе. Уверена, что у подруги все обязательно получится.