Король и его советник наблюдали через окно. У пажа уже было совсем другое выражение лица. Брови нахмурены, все черты искажены. Глаза словно уменьшились, а рот застыл в ужасном оскале, открывающем все зубы.

Слуга спрятал все монеты в кошелек и, оглядываясь по сторонам, не видит ли его кто-нибудь из домашних, засунул кошелек в дрова. Потом он взял перо и бумагу и занялся подсчетами.

Сколько ему пришлось бы копить, чтобы купить сотую монету?

Слуга разговаривал сам с собой.

Он был готов тяжело трудиться, чтобы добыть ее. А потом, может быть, он смог бы вообще бросить работу.

Имея сто золотых монет, человек может вообще не работать.

Имея сто монет, человек богат.

Имея сто монет, человек может жить спокойно.

Он закончил свои подсчеты. Если не будет тратить свою зарплату, а может, еще удастся подзаработать, то за одиннадцать-двенадцать лет накопится на недостающую золотую монету.

«Двенадцать лет — это большой срок», — подумал он.

Можно уговорить жену найти себе работу в городе на какое-то время. И, в конце концов, его служба во дворце заканчивалась в пять часов вечера, поэтому он мог бы еще куда-нибудь устроиться на подработку за дополнительную плату.

Подсчеты показали: если они с женой оба будут работать, то нужную сумму можно накопить за семь лет.

Это слишком долго!

Он мог бы продавать в городе еду, оставшуюся к концу дня. На самом деле, чем меньше они бы ели, тем больше стали бы продавать.

Продавать, продавать…

Начиналось лето. Зачем им столько зимней одежды? Зачем каждому больше одной пары обуви?

Все это требовало от них жертв. Но за четыре года лишений он накопил бы на свою золотую монету номер сто.

Король с мудрецом вернулись во дворец.

Паж вступил в клуб девяноста девяти.

В течение следующих месяцев слуга действовал согласно плану, продуманному той ночью. Однажды утром он вошел в королевскую спальню, громко хлопнув дверью. Он был раздражен и ворчлив.

— Что с тобой? — спросил король вежливо.

— Со мной все в порядке.

— Совсем недавно ты был весел, постоянно пел и смеялся.

— Я выполняю свои обязанности, не так ли? Что еще надо вашему величеству? Чтобы я был вашим шутом и трубадуром за те же деньги?

Очень скоро король уволил слугу. Так неприятно иметь пажа, у которого вечно плохое настроение.

— И сегодня, когда мы говорили, я вспоминал эту сказку о короле и слуге.

Ты и я, все мы были воспитаны в духе этой идиотской идеологии. Нам всегда чего-то не хватает, чтобы быть абсолютно довольными. А ведь только абсолютно довольный всем человек может наслаждаться тем, что имеет.

Поэтому мы запомнили, что счастье наступит, когда мы получим то, чего нам не хватает…

И поскольку нам всегда чего-то не хватает, мы возвращаемся к отправной точке: наслаждаться жизнью невозможно никогда…

— Но осторожно, Демиан, признать, что девяносто девять — это тоже богатство, не означает, что ты должен перестать к чему-нибудь стремиться. Это не означает, что ты должен соглашаться на что попало.

Потому что одно дело — это принять, и совсем другое — смириться.

Но это уже из другой сказки.

Я всю неделю раздумывал над сказкой о клубе девяноста девяти. Кое-что мне удалось расставить по своим местам, но не все.

Придя на сеанс, я еще не очень понимал, что со мной происходит, поэтому решил не затрагивать эту тему.

На протяжении всего нашего разговора я ходил вокруг да около. Мы обсуждали погоду, каникулы, машины, женщин.

Когда до конца сеанса оставалось совсем немного, я сказал Хорхе об ощущении проведенного зря времени, о бесполезности для меня этой нашей встречи.

— Демиан, помни о лесорубе, который не точил свой топор. Возможно, такой легкий, а может быть, даже легкомысленный разговор — это и есть наш способ точить наши орудия труда.

— С этой точки зрения я мог бы и не приходить.

— Конечно, ты мог бы не приходить. Зря ты думаешь, что от этого ничего бы не изменилось ни для тебя, ни для меня, но ты мог бы и не приходить.

— Ты очень своеобразный человек

— Да, конечно. И ты тоже.

— Согласен. Но ты — больше!

— Договорились. Вернемся к вопросу о том, должен ли ты был приходить. Когда я изучал медицину, у нас был один преподаватель по акушерству. Очень приятный человек, обычно отвечавший на все наши вопросы в течение получаса после занятия.

— Скажите, какое самое лучшее противозачаточное средство? — спросила однажды какая-то студентка.

— Знаете, сеньорита, идеальное противозачаточное средство должно быть доступным по цене, легким в применении и полностью надежным… — начал отвечать преподаватель.

— Но есть ли какой-нибудь безотказный способ? — спросил красавчик блондин с третьего ряда.

— Самый доступный, абсолютно надежный и очень простой — это «метод холодной воды».

— В чем же он заключается? — спросили все хором, в том числе и девушка, задавшая вопрос.

— Когда ваш партнер захочет заняться с вами сексом, вы должны выпить маленькими глотками два или три стакана холодной воды подряд.

— До или после того?

— Ни до, ни после, — ответил своим студентам преподаватель. — Вместо того…

— Лучший способ извлечь пользу из сеанса в один из таких «несобранных» дней, Демиан, — это, может быть, сходить в кино, что ты очень любишь, встретиться с другом или поспать пару часиков. Как говорил мой преподаватель, ни до, ни после… а «вместо того». Все, что тебе на пользу, — это психотерапия.

— Конечно, но для этого нужно принять решение. Я думаю, что трудности начинаются именно тогда, когда надо сделать выбор.

Толстяк посмотрел на меня с отвращением. И я догадался, что он собирается сказать.

— Нет, Хорхе. Я вовсе не имел в виду, что предпочел бы вообще не принимать решений, я не отказываюсь от своей свободы… — начал оправдываться я.

— Просто ты не хочешь этого делать.

— Конечно, не хочу.

— Тем не менее тебе бы уже пора знать, что мы, человеческие существа, несмотря на нашу внешнюю цельность, неоднородны внутри. Одни наши стороны более развиты, чем другие, одни из них светлее, другие — темнее, они различаются по своим естественным потребностям.

— В таком случае, принять решение невозможно по определению, — возразил я.

— Но это тоже довольно опасно, — сказал Толстяк, устраиваясь на большой подушке прямо на полу.

Я взял другую подушку и приготовился слушать еще одну сказку.

Толстяк снова заговорил:

— Когда моей дочери было пять лет, мы с женой часто покупали сборники сказок, которые потом читали перед сном ей и ее брату. В одной из этих детских книжек мы прочитали сказку под названием «Кентавр». Я расскажу тебе ее, потому что сейчас мне кажется, что она написана специально для тебя.

Жил-был кентавр, как все кентавры — наполовину человек, наполовину лошадь. Как-то раз, гуляя по лугу, он почувствовал голод.

«Что бы мне съесть? — подумал он. — Гамбургер или мешок люцерны? Мешок люцерны или гамбургер?»

Но, так и не определившись со своими желаниями, остался голодным.

Настала ночь, и кентавру захотелось спать.