— А как вас объявить, Леонид Осипович?

— Ещё проще: выступает хороший артист.

Миллионы людей в СССР знали, что Леонид Осипович Утёсов руководил эстрадным оркестром (проще сказать — джазом), и немногие были посвящены в тайну того, что оркестром, его административной и даже творческой жизнью руководила супруга Утесова — женщина своенравная и властная. Она выбирала и определяла репертуар, она планировала гастрольные поездки, она нанимала на работу новых исполнителей и подсобных рабочих.

Может быть, поэтому Леонида Осиповича музыканты за кулисами называли «Иванов», то есть равный среди равных. Леонид Осипович внешне всегда выказывал некоторую снисходительность по отношению к командным позициям своей супруги, но на самом деле, я думаю, великий одессит побаивался своей «половины». Почему? Для меня это осталось загадкой.

Про одного танцовщика говорили, что он очень умён. Спросили мнение Утесова. Леонид Осипович ответил:

— Да, действительно, он очень умный. Я уверен, после смерти его ноги будут лежать в Институте мозга.

Бывали случаи, когда Леонид Осипович как бы мимоходом жаловался, что мало репетирует с оркестром, это происходило от того, что по приказанию супруги артиста основное репетиционное время отводилось песенкам Эдит Утесовой. Мол, Утёсов может петь и без репетиций.

Леонид Утёсов — чистой воды самородок. В детстве у него обнаружился абсолютный музыкальный слух. И, взяв несколько частных уроков, он неплохо играл на скрипке. На этом музыкальное образование Утесова окончилось: никаких музшкол, училищ и, тем более, консерваторий. Все от Бога!

Народный артист Советского Союза Николай Черкасов, сыгравший главную роль в кинофильме «Все остаётся людям», как-то во время обеда никак не мог проглотить бифштекс. Утёсов, увидев это, ему говорит:

— Вот видишь, Коля, приходит время, бифштекс нечем раскусить — и все остаётся людям!

Мне трудно вспомнить, кто, как Утёсов, был столь щедр на острую шутку и ценил юмор других.

СВЕТЛОВ

Михаил Аркадьевич Светлов прославился своим остроумием не меньше, чем стихами и романтическим пьесами.

Даже будучи смертельно больным, он не терял чувства юмора и посмеивался над своим недугом.

— Как себя чувствуете, Михаил Аркадьевич?

— Спасибо, ничего… Только при ходьбе приходится опираться на палочку Коха.

В больнице, где лежал Светлов, каждое утро молоденькие медсестра укладывали шприцы в плетёные корзинки и отправлялись делать уколы больным. Приметив это, поэт сказал:

— Девушки взяли лукошки и пошли по ягодицы…

Дело было на одесском пляже. Приятель поэта, зайдя в воду, крикнул:

— Миша! Иди купаться! Вода — двадцать шесть градусов!

— Эх, ещё бы четырнадцать… — ответил Светлов, — тогда её можно было бы пить.

Светлов в Доме писателей стоит возле буфета и пьёт коньяк. Приятель ему говорит:

— Миша, хватит пить, это же вредно для здоровья!

— Почему ты так решил? Коньяк сосуды расширяет…

— Да, но не забывай, что они потом сужаются.

— А я им не даю!

Однажды в ресторане Всесоюзного театрального общества (ВТО) появился новый официант, ранее работавший в «Метрополе». Этот новенький, привыкший к огромным чаевым, и представить себе не мог, насколько актёрская братия, в общем-то, бедная. Не знал он также, что в ресторане ВТО главное не деньги, а неповторимая атмосфера большой актёрской семьи. Он не знал и того, что меню ресторана много лет не менялось. Всегда, в любое время дня и ночи вам непременно подадут любое блюдо из этого неизменного меню.

В этот вечер Светлов и я зашли в ресторан поужинать, имея наличного капитала 14 рублей.

— Селёдочку, пожалуйста, — попросил я.

— Кончилась, — ответил новенький официант. — Но для вас я постараюсь достать.

— Печёнку рубленную.

— Печёнки рубленной нет, но я постараюсь достать. И так, что бы мы не попросили, он отвечал, что этого нет, но он постарается для нас достать.

Делалось это, разумеется, в расчёте на большие чаевые. Тогда Светлов не выдержал и спросил его:

— Послушайте, дорогой, вы действительно все можете достать?

— Да, — гордо ответил официант.

— В таком случае, — сказал Светлов, — достаньте нам, пожалуйста, немного денег…

Однажды в каком-то издательстве Светлов просил аванс под будущий роман. Редактор по фамилии Рабинович сказал:

— Дайте заявку…

— Заявки нет…

— Дайте название…

— И названия нет…

— А что же есть?

— Есть только первая строчка, — улыбнулся Светлов. — Роман будет начинаться так: «Креста на вас нет, товарищ Рабинович»… И Рабинович выдал аванс 10 рублей — от себя лично.

Один знакомый Светлова жаловался ему, что у него болит бок и что это очень противно. Михаил Аркадьевич его успокоил:

— Когда что-то болит, это сигнал, чтобы человек обратил на это внимание.

— Я понимаю, — сказал знакомый. — Но лучше, когда совсем ничего не болит.

— Так не может быть, — ответил Светлов. — Когда я встану, а у меня ничего не будет болеть, значит, я умер…

По всей стране были установлены скульптуры Сталина. Однажды Светлов посмотрел очередной бюст Сталина и воскликнул:

— Так хочется сказать: «Товарищи, хватить ВАЯТЬ дурака!»

Михаил Аркадьевич вернулся из Киева, славившегося своими антисемитами. Светлова спросили, понравилась ли ему столица Украины? Он ответил:

— Флора — очень красивая, а фауна — омерзительная…

В любом более или менее крупном советском учреждении всегда имеется профсоюзный деятель, занимающийся похоронами товарищей по работе. Есть такой деятель и в Союзе писателей. Опытный, многим обеспечил последнее пристанище. Каждому писателю в зависимости от положения в писательской социерархии полагаются похороны по соответствующей категории.

Как-то раз Михаил Аркадьевич обратился к этому похоронщику:

— Послушай, Гриша, когда я умру, по какой категории ты мне устроишь похороны?

— Брось, Миша! Ты до ста лет доживёшь…

— А всё-таки, по какой категории?

— Что за разговор, конечно, по высшей, по четвёртой…

— Сколько стоит высшая?

— Четыре тысячи рублей.

— Гриша, — предложил Светлов, — дай мне сейчас, в счёт похорон три тысячи, они мне нужны позарез, а хорони меня по самой дешёвой категории.

Помню, разговаривали мы как-то о кинорежиссёрах. Речь шла о режиссёре-женщине, большой и очень толстой. Светлов долго молчал, слушая разные мнения. А когда спросили его, коротко бросил:

— Если бы у неё было столько таланта, сколько жопы, она бы была Чарли Чаплиным.

Писатель Софронов известен не столько как писатель, сколько как антисемит. Как-то спросили у Светлова, какие у него взаимоотношения с Софроновым.

— Неплохие, — отвечал Светлов. — Мы с ним расходимся только по аграрному вопросу. Он хочет, чтобы я лежал в земле, а я хочу, чтобы он.

Светлов много пил, но всегда знал некий предел. Это позволяло ему сохранять достоинство и ясность мысли. Говорят, Светлова никогда и никто не видел пьяным, но и трезвым его тоже никто не видел. Однажды я спросил его:

— Михаил Аркадьевич, как вам удаётся сохранять ощущение меры, как вы знаете, что в такой-то момент надо прекратить пить?

— Очень просто, Боря. Я тебя научу, — ответил он. — Когда начинаешь пить, выбери среди окружающих самую уродливую женщину. Пей и поглядывай на неё. В тот момент, когда эта женщина покажется тебе красавицей, останавливайся. Норма выполнена.

В 60-х годах Михаил Светлов написал стихи к большому эстрадному представлению. На премьеру поэт явился в своём единственном чёрном, блестящем (от времени) костюме. Заметив некоторое удивление на лицах знакомых, Светлов объяснил:

— Не беда, ребята. Это знаменитый костюм. В нём мой дедушка встречался с Пушкиным. А если говорить правду, то в этом костюме я гулял с Есениным. Костюм-то что надо! С биографией!

Светлов был разведён с женой, которая жила с сыном отдельно. Сына Михаил Аркадьевич часто навещал, как-то и я поехал с ним. Помню, во время прогулки с сыном Светлов сказал: