– Пришло время для решительного, твердого выбора. Мы каждого должны заставить взять на себя ответственность за создавшееся положение. Страна окажется на краю пропасти, если мы не будем бить тревогу. Слепые поводыри слепых не должны быть в наших рядах, Зе Бараона.

– Почему же вы отказались от места, предложенного вам в Ассоциации? Ваша вина не становится меньше от того, что вы видите опасность, – наоборот, увеличивается…

– Я своей вины не отрицаю… Но спрашиваю: пойдет ли ко дну земледелие, если такие люди, как мы с вами, исчезнут? Хочу думать, что нет. Хотелось бы думать, что нет. Однако я все чаще и чаще замечаю, что разложение тронуло людские души и делает свое дело…

– В нужный момент, Релвас, люди всегда находятся и держатся на высоте положения, вы пессимист…

– Я стараюсь себя проверить делом и извлечь из проверки урок. Диктатура Жоана Франко началась под звуки фанфар, а толк какой? Тут же все стихло и диктатуры как не бывало. Говорили, что причина – наш мягкий португальский характер: мы даже на корриде не убиваем быка! А результат налицо: убийство на улице, на глазах у полиции и королевской стражи. Декрет запоздал, Бараона. Теперь уже кнутом и пряником мало чего достигнешь…

– Посмотрим, что сделает новый король…

– От вас я бы желал услышать совсем иное, а именно: сделаем все возможное, чтобы новый король незамедлительно исполнил свой сыновний и братский долг. Хотя бы это!..

– Отечества создаются слезами, – ответил Зе Бараона, воспользовавшись фразой, сказанной им совсем недавно на одной из дискуссий в Эворе среди землевладельцев Алентежо.

– Лучше бы заставить плакать тех, кто собирается погубить отечество. В противном случае мы все будем у пропасти. Это я вам говорю. Похоже, что либерализм – модель нам чуждая и непригодная для португальской действительности. А если это так, то нужна диктатура, и серьезная. Без всяких компромиссов.

– Управлять страной, Диого Релвас, трудно.

– Без сомнения. Но тот, кто управляет, должен предвидеть трудности. Мы не можем идти на поводу у событий. Вот поэтому, и только поэтому, я настаиваю на срочности созыва земледельцев и политиков, которые были бы готовы взять на себя ответственность. И без демагогии… Или н-нет?

– А я потому же говорю вам, что сейчас не время для бравады. Путь мы найдем, без сомнения. Знать бы, на кого можно рассчитывать, – это во-первых… И не терять головы…

– Может, Зе Бараона, мы поймем, что теряем голову, только тогда, когда она покатится с наших плеч? Вот чего я боюсь!..

То были справедливые опасения.

Сколько же времени они еще будут идти, идти, держась за руку слепых, слепых поводырей?

Созвали Государственный совет, очень хорошо, прекрасно. И вот когда все признали, что необходимо усилить диктатуру, вдруг появилось правительство миротворцев. Выходило дело так, точно насилию еще должно было принести извинения, должно было пойти на соглашение с убийцами. А ведь если не хватило смелости сделать то, что надлежало, то нужно было хотя бы призвать новый кабинет к принятию мер устрашения. А что получилось? Стране предлагалась коллективная трусость. Что, он преувеличивал?! Тогда что же говорить об отказе от прошлого, которому приписывались все пороки? Кое-какие имелись, без сомнения, но теперь было не то время, когда можно было надеяться на их исправление, скорее наоборот, ибо страна нуждалась не в прочности власти, а в ее силе, без которой нет ни созидательного труда, ни душевного покоя. А что правительство делало?… Вместо того чтобы высылать за пределы страны всех подозреваемых в насилии, оно распахивало двери тюрем с политическими заключенными и убийцами короля, вроде бы сама корона прощала преступление и даже оправдывала его. Жоану Франко предложили отправиться в изгнание, и стране без стыда и совести была навязана монархия по английскому образцу, и это тогда, когда англичане хитрили, входя в сделки с немцами, чтобы украсть принадлежащие Португалии заморские территории. Страна подавала в отставку. И хотя он считал, что любое правительство в первую очередь должно обращать свои взоры на метрополию, отдавая предпочтение сельскому хозяйству, разработке полезных ископаемых, короче земле, – это совсем не значило, что земли, открытые нашими мореплавателями, следовало отдавать кому-то другому. Нация имеет право располагать резервами для будущего. Неужели те, что посягали на земли, принадлежавшие другому государству, не понимали, что они попирают священное право собственности?

И результаты не замедлили сказаться.

– Вот они, мои сеньоры, налицо, и без вашего на то разрешения. Землекопы организуют свою ассоциацию. Это, возможно, и смешно, если бы не было грустно. Ведь завтра их примеру последуют все остальные. Вот я и спрашиваю вас: мы что, готовы разрешить, чтобы нам ставили условия относительно оплаты труда? Когда я говорил об опасности, которую несет индустрия, многие пожимали плечами, считая меня выдумщиком. А теперь вот, полюбуйтесь: вместо рабочего дня от восхода и до захода солнца с вас спрашивают двенадцатичасовой рабочий день, и за большие деньги, не понимая, что все это кончится тем, что мы, землевладельцы, будем вынуждены оставить свои земли – ведь нам все тяжелее и тяжелее. Заниматься в настоящее время земледелием – это своего рода искусство весело беднеть. И если мы пойдем на их условия, то станем нищими. Или н-нет?!

– Да нас раньше, чем мы станем нищими, прикончат! – крикнул кто-то из зала.

– Верно! – откликнулся хор голосов.

Тут послышались хлопки, вначале нерешительные, потом уверенные, а уж потом все бурно зааплодировали.

В пылу требовательного, громкоголосого выступления Диого Релвас, казалось, молодел. Однако в его золотых глазах живости не было, и одна рука все время искала опору, чтобы другая могла подняться и, точно коса, резануть пространство.

– Что касается меня, то я уже решил, что не соглашусь ни за какие коврижки, чтобы кто-то из моих слуг принадлежал к этой ассоциации. Ведь за землекопами, за этой чернью, стоят образованные люди. И они хотят взять нас с той стороны, с которой мы больше всего уязвимы. Землекопов не наберешь на скорую руку, не пойдешь искать в другом месте. Однако и нашим заливным землям не обойтись без их лопат… Я люблю правду-матку. И потому спрашиваю вас: что же мы будем делать?!

Диого Релвасу удалось собрать в зале самых крупных землевладельцев и заинтересованных в этом вопросе председателей муниципалитетов. То, что ждать от собрания решительных мер нечего, он понимал хорошо, но хотел знать, на кого можно рассчитывать в его крестовом походе против организаторов будущей ассоциации. Инициатива в этом вопросе должна исходить от землевладельцев – это ясно, к этому он пришел на собрании Ассоциации земледельцев. А единства между ними не было. Они давали себя разобщить, а следовательно, и передавить, как ягнят. Он привел пример с земледельцами, а большинство присутствующих осталось безразличными к его словам, хотя он подчеркнул опасность, которую создавало возникновение первого сельскохозяйственного синдиката. Какой-то тип даже сказал, что нет закона, который запрещал бы трудящимся создавать свои организации.

На что в знак протеста Фортунато Ролин поднял свой крепкий кулак. Как же не хватало Диого Релвасу таких вот людей, способных, если нужно, взяться за винтовку! Правда, два года назад у Ролина было кровоизлияние и левая сторона наполовину осталась парализованной. Теперь это была, скорее, карикатура на сильного и решительного человека, каким он был раньше.

Выступления продолжались, не прибавляя ничего к уже сказанному. Многие просили слова, чтобы услышать самих себя или чтобы уколоть других, оскорбляя их публично. Вот тут-то один арендатор из Бенавенте и поднял голос против владельцев заливных земель, обвиняя их в слишком высоких арендных ценах.

– Этот вопрос сегодня не стоит на повестке дня! – крикнул ему Жоан Виторино с первого ряда.