В последовавшие недели этот тайный труд только и спасал ее рассудок от нескончаемой муки рудников.

Рекрутов загоняли в глубокие шахты, по узким туннелям, в которых приходилось сгибаться чуть не вдвое, и там, в недрах земли, им приходилось по десять-двенадцать часов врубаться в стены, откалывая самоцветные желваки. Изомира, уже привыкшая к вечному холоду, сырости и усталости, терпела. Тех, кто боялся или просто отказывался работать, наказывали.

Когда это случилось впервые – когда хрупкая светловолосая девочка, которой на вид следовало еще с куклами играть, шарахнулась от черного провала шахты, – Изомира и Серения попытались защитить ее от гнева Тезейны. Кончилось это тем, что охранницы схватили и их, и били едва не до потери сознания. В память Изомиры навек впечаталось выражение лица Тезейны, снова и снова взмахивавшей могучим кулаком – незамутненный мучительский восторг.

Это сломило девушку. Не сама боль. А то, что в ее мирном и благостном мире, в царстве Гарнелиса, находились люди, с таким наслаждением ее причинявшие.

«Этого не случилось бы, останься с нами Беорвин», тоскливо думала она позже, и знала, что лжет сама себе. Даже Беорвин не мог бы уберечь их – его одолели бы число, и наказали еще более жестоко.

Старшим над рудником стоял человек суровый и жестокий, и все стражники, будь то мужчины или женщины, подбирались, похоже, за злобу и неустанную потребность насаждать порядок. Многие, как говорилось, были родом из Торит Мира, и в них текла кровь дикарей, но те, кто происходил из Эйсилиона, Норейи, даже Параниоса, были ничуть не лучше. Веселые и доверчивые души не склонных к неповиновению рекрутов не могли быть преданы более глубоко.

Пока рудокопы молчали. Они трудились, принимали пайки, и вечерами с облегчением падали по койкам. Покуда остальные спали, Изомира вынимала полуоформленную статуэтку и трудилась над ней, покуда сон не сморит и ее. Камешек превращался в пышную женскую фигуру с распущенными волосами и склоненным ликом – воплощенная в лиловом хрустале богиня Брейида, защитница и целительница.

– Думаешь, это когда-нибудь кончится? – спросила Серения на седьмой день, когда по время краткого перерыва на обед они сидели рядом, прислонившись к стене прохода. Низкий потолок поддерживали стойки из бревен, и подвешенные на крючьях фонари бросали на бугристые стены круги света. Изомира и Серения прошли на пятнадцать шагов дальше, чем остальные работники, так что вокруг не было никого.

– Я тут думала о том, что сказал Беорвин – помнишь, что царь все делает к лучшему, что мы должны быть рады служить ему, ля-ля-ля, все такое?

– Ну и? – подбодрила ее Изомира.

Лицо и руки Серении были покрыты грязью. Имми и сама забыла, что такое мыть руки перед едой.

– Я в это не верю. Или царь не знает, или ему все равно. Так или иначе, а нам врут.

– С чего же началась эта ложь? – тихо подумала Изомира вслух.

Серения вздохнула, нагнулась вперед, потирая плечи, потом встала.

– Пойду облегчусь. Ужас, что со мной делает эта холодина.

– Не стоит брести всю дорогу до уборной, – посоветовала Изомира. – Просто зайди в туннель подальше, и все.

Серения, поколебавшись, бросила взгляд в черные глубины за поворотом, где они с подругой скребли стену.

– Нет уж, спасибо, я лучше пройдусь.

Подхватив свой фонарь, она двинулась к выходу из рудника, где наспех выкопали отхожую яму. До Изомиры доносились голоса Лата и прочих рекрутов.

Оставшись в одиночестве, Имми прислонилась к стене и попыталась отдохнуть хоть пару минут.

– Человек, – прошептал кто-то прямо ей в ухо. – Не бойся. Я друг.

Имми чуть не подпрыгнула. Сердце нее ушло в пятки. Повернув голову, она увидела рядом с собой серую фигурку, ростом едва ли больше локтя. Карла был наг и мускулист; голову его венчала копна черных кудрей.

– Не кричи, – прошептал он странным гнусавым голоском. На плоском, круглом личике сияли умом огромные черные глаза. Выражение его было совершенно человеческим – беспокойство и страх. Когда карла вышел в круг света, Имми поняла, что кожа его отливает серебром. – Прошу. Мне нужна твоя помощь.

– Кто ты?

– Я из народа замфераев, которых люди называют подземцами или – в менее почтительном расположении духа – червяками. Что бы ты не слышала о нас, это ложь.

– Я ничего не слышала, – отозвалась Изомира. Во рту у нее пересохло. – Здешние упоминали о «червях» – прости, если тебя это слово обидит – но никто не объяснил мне, что оно значит.

Подземец взял ее за руку. Его пальчики оказались неожиданно сильными, но сам он был слишком мал и хрупок, чтобы представлять опасность, и, подобно ребенку, вызывал сочувствие.

– Помоги мне, – попросил он.

– Что случилось?

– С моим другом несчастье. Он там… – Человечек указал во тьму, куда отказывалась идти Серения. – Я не могу поднять его.

– Погоди, я позову кого-нибудь на помощь…

– Нет! Я не верю другим людям. Тебе – верю. У тебя лицо… доброе.

Изомира поднялась на ноги и взяла фонарь. Она все еще колебалась.

– Помоги мне сейчас, – сказал подземец, – и я помогу тебе потом. Ты же не хочешь оставаться здесь? Я помогу тебе бежать.

Надежда всколыхнулась в душе.

– Но я не одна. Мои друзья…

– Не сейчас. Пойдем, скорей! Я покажу тебе… чудеса.

Серебряная фигурка повела ее в глубину. Проход заканчивался тупиков всего в нескольких шагах, но подземец свернул в туннель, высеченный не человеческими руками – слишком он был мал для этого. Изомире приходилось сгибаться в три погибели, чтобы следовать за свои проводником. Туннель уходил вниз, петляя из стороны в сторону. Несмотря на холод, Изомиру бросило в жар от страха.

– Что случилось с твоим другом? – спросила она.

– А… Упал, – ответил подземец, помедлив. – Ты увидишь.

Путь отнял у них всего пять минут, но Изомире казалось, что прошло куда больше времени. Ей мучительно хотелось вернуться; если она запоздает к началу работы, ее накажут. И вдруг переход вывел ее в огромную круглую пещеру. Облегченно разогнув спину, Изомира подняла фонарь —и ахнула в изумлении.

Куда ни падал ее взгляд, сверкали огромные аметисты. Девушка словно бы попала в сердцевину жеоды. Острые грани кристаллов ранили ее ноги, аметисты закрывали стены и гроздьями свисали с потолка, и стоило качнуться фонарю, как по пещере побежали отблески тысячи оттенков лилового и пурпурного.

– Это прекрасно!

– Нет в мире ничего прекрасней, – согласился подземец. Когда он вышел вперед, Имми обратила внимание, что черная грива покрывает его плечи и спускается вдоль хребта.

Девушка обвела взглядом пещеру в поисках раненого, но ничего не нашла.

– Где же твой друг?

– О, это лишь лживая байка, чтобы завлечь тебя сюда! – Подземец проворно обернулся. Глаза его блестели, как гагаты.

– Зачем?

– Я же сказал, что покажу тебе чудо.

Изомира взирала на него, испытывая все большую неловкость, и не зная, как оторваться, не показавшись трусливой невеждой.

– Спасибо, тут и правда чудесно… но я лучше пойду.

– Само собой, но раз уж ты дошла сюда, будь любезна – выслушай меня.

Какая-то нотка в его голосе заставила ноги Изомиры прорости к полу от страха.

Подземец коснулся стены, погладил хрустальные острия.

– Се наши собратья – все камни земли, будь то самоцветы или простые валуны. Они – икра земли, они порождают красоту, чары, душевное сродство. Но в них скрыто куда больше, чем могут понять люди! В каждом камне таится своя сила, свой дух, свой роф. В недрах земли они таятся, скрыты, больше эпох, чем вы способны осознать. Когда их вырывают из земного чрева, оно страдает. Ведомо ли тебе это?

– Нет, – прошептала Изомира. – Страдает?..

Детское дружелюбие разом покинуло голос карлы, обернувшись злобным хрипом.

– Да не все ли вам равно?! Разве слышите вы муку камня, исторгаемого вами из тела матери-земли, из созвучия его братьев, складывавшегося миллионами лет? Слышите ли вы его вопль? А мы – слышим. Весь мой народ. Мы чувствуем боль каждого убитого камня.