– Джуд! – плачет она. И я не могу вынести это!

– Отпусти её нафиг! – умоляю я. – Она невиновная. Я взял её. Она была моей заложницей. Они не имеет никакого причастия к этому дерьму. Просто опустите её.

– Джуд!

Последние семь месяцев пронеслись в моей голове. Как чёрт побери я могу защитить её от этого дерьма, творящегося прямо здесь? Она убивала людей. Она любит меня. Она беременна моим ребенком.

– Стокгольмский синдром! – кричу я в отчаянье. – У неё синдром Стокгольма, просто отпустите её!

Офицер дергает мне руки за спину, и холодные металлические наручники обхватывают мои запястья. Паника поднимается в моей груди. Это риск, всё время присутствующий в моём образе жизни, страх, который всегда скрывался в глубине моего сознания, и только сейчас я это осознал. Я всегда знал, что если меня поймают, то всё будет покончено из-за моего списка ошибок – это бездонная гребанная яма, но Тор… была тем риском, на который никогда не стоит рассчитывать.

– Её имя Виктория Пирсон… – я останавливаюсь, когда меня поднимают на ноги. – Нет, её настоящее имя Виктория Дево, она была похищена, она невиновна! – кричу я.

Двое парней поднимают Тор на ноги и тянут её к чёрному внедорожнику. Всё, о чём я могу думать – если агенты причинят ей боль, я найду способ убить их. Меня ведут к машине без маркировки. Парень в костюме прислоняется к грузовику, нахмурившись. Он тянет свой пиджак, обнажая вид на значок и пистолет, пока пристально смотрит на меня.

– Джуд Пирсон, – произносит он моё имя с трепетом и уважением, словно он просто наткнулся на Святой-чертов-Грааль. Уголок его рта растягивается, и он хихикает. – Думал, что ты мёртв. Хмм. Пошли за Джо Кембеллом и нашли тебя. Вот сюрприз так сюрприз, – он толкает меня вперёд, и я спотыкаюсь. – Я получу повышение из-за тебя, мужик, – он ещё сильнее толкает меня в сторону машины. – Забирайся в машину, – я нагибаюсь, но он резко толкает меня на небольшое сиденье, и я ударяюсь головой об дверную раму. Чертов хрен!

Я кладу голову на спинку сиденья. Я смотрю сквозь металлическую сеть, разделяющую переднее и заднее сиденья, и едва могу разглядеть, как Тор сажают в другую машину. Я сделаю всё, чтобы вытащить её из этого. Моя девочка не отправится в тюрьму, а мой ребенок не будет усыновлён незнакомцами. Я наблюдаю, как человек нежно кладёт руку на её голову, когда она садится в машину. Она сидит на заднем сиденье той машины из-за меня. Она увязла во всем этом благодаря мне. Она беременна и влюблена в меня, потому что всё остальное у неё отняли. Если бы я встретил её на улице, она бы даже не посмотрела на меня. Возможно это любовь для меня, но в случае с ней всё наоборот. Это выживание. Где-то глубоко в душе, я верю, что она выйдет на волю, в лучшем случае. Она сможет вернуть свою жизнь в прежнее русло. У неё может быть то, что она заслуживает.

Джо получил то, за что боролся, и я тоже, полагаю. В конце концов, в этой жизни все получают ровно столько, сколько заслужили.

Я не сказал им ни единого чёртового слова. Я выбрал право хранить молчание.

Машина подъезжает к высокому забору, который обтянутый колючей проволокой. Слышится звук, а затем ворота открываются, позволяя нам заехать на территорию тюремного заведения. Мой желудок сжимается, когда я слышу, как за нами закрываются металлические ворота. Вот оно. Я чувствую себя беспомощным, и мне не очень нравится это чувство, чёрт возьми.

– Добро пожаловать домой, мистер Пирсон. Это то место, где находятся такие, как ты, – говорит агент рядом со мной.

Я хочу послать его нахер, но нет смысла. Проклятые наручники перекрывают кровообращение в руках, поэтому я пытаюсь сосредоточиться на этом неудобном покалывании, а не на нём. Я вздыхаю и ударяюсь головой об сиденье.

– Ты проведёшь здесь много времени, – издевается он.

Я чувствую, как поднимается вихрь эмоций, и я просто не могу сдержать себя.

– Не стоит быть таким в себе уверенным, – говорю я, глядя в потолок машины. – У меня ещё не было судебного разбирательства.

Он смеется.

– Окей. Но я ещё никогда не слышал, чтобы такой подлый человек как ты, вышел на свободу.

– Я просто уверен, что ты ещё никогда не встречался с таким человеком, как я. Я просто оказался не в том месте и не в то время.

– Ты букмекер, убийца, преступник. Ты просто сгниёшь в тюрьме.

– Посмотрим, что на это скажет мой адвокат.

Машина тормозит, и агент открывает дверь, хватая меня за локоть и выталкивая из машины.

– На выход, – качает он головой, когда тянет меня к открытой двери со стороны бетонного здания, толкая меня внутрь.

Меня поволокли в офис, где они сняли отпечатки пальцев, стащили с меня одежду и провели полный обыск, перед тем как вручили мне яркий оранжевый комбинезон. Мне говорят, что меня подозревают по пяти пунктам убийства первой степени, в похищении людей, в управлении нелегальным игорным рингом, отмывании денег и уклонении от уплаты налогов, перед тем как меня поставили около стены, вручили табличку с моим тюремным номером и сказали смотреть прямо вперед. Я ухмыляюсь, когда щёлкает вспышка.

В комнату заходят два тюремных охранника. Один стоит в стороне около меня и держит мои руки, пока ведут меня по коридору.

– Два? Неужели я не чертовски опасный? – стону я.

Один из мужчин смотрит на меня.

– Нет, просто сумасшедший, – говорит он, когда мы сворачиваем за угол.

Мы перемещаемся по нескольким длинным коридорам и вниз по лестнице. Они упекут меня в одиночную камеру? Черт побери. Весь коридор воняет отбеливателем. Заключенные бьют по дверям и кричат, когда мы проходим мимо них.

– Эй, поросёнок, свинья… – поют за дверью.

 Офицер постукивает кулаком по двери.

– Маршалл, заткнись!

Мы останавливаемся перед металлической дверью, которая имеет крошечное окно наверху. Охранник открывает дверь, петли скрипят, когда она распахивается. Комната крошечная, с туалетом и раковиной из нержавеющей стали в углу, маленькой койкой у стены.

– Не пытайся выбраться через окно. У тебя будет неделя в заключении, затем тебе вынесут приговор, лютик. И никаких сюрпризов с полом.

Они смеются надо мной, когда разворачиваются, чтобы покинуть камеру. Дверь с тяжестью захлопывается. Я стою, уставившись на толстые прутья, полностью отрицая реальность. Пять пунктов убийства первой степени. Я никогда не выйду из этого грёбаного места. Я шагаю с руками сложенными за головой. Не такая жизнь у меня должна была быть. Я должен быть с Тор, далеко от всего этого дерьма. Я пообещал ей, что никогда не оставлю её... ребёнок... Я тру ладонями лицо и смотрю на бетонную стену. Чем дольше я позволяю себе думать о той жизни, к которой был так чертовски близок, тем яростней становлюсь. Я замахиваюсь и бью рукой по кирпичу. Боль пронзает мою руку. Но я снова и снова бью бетон. Я бью до тех пор, пока моя рука не становится слабой, мои косточки содраны и кровоточат, пока боль не становится еле ощутимой. Тяжело дыша, я смотрю на пятно крови на белом кирпиче. Из всего, что произошло в моей жизни, из всего испорченного, ужасного, бессердечного дерьма, которое я сделал, неудача в ней – самое худшее. Зная, что Тор будет растить нашу малышку в одиночестве, что я не смогу позаботиться о них так, как должен; нет другого способа объяснить, как это чувствуется, кроме того, что это ломает моё грёбаное сердце. У меня будет жизнь. Соберись.

– Блядь! – кричу я, мой голос эхом разносится по тесной камере. – Сука!

Я слышу, как некоторые из других заключенных смеются, и я падаю на койку, изношенные пружины стонут под моим весом. Это моя ловушка на остальную часть моей проклятой жизни. Это хуже смерти. Это хуже, чем ад. Это самая жестокая форма пыток, к которой я мог быть приговорён. Зная, что у меня есть шанс на жизнь, на семью, на то, что я никогда не заслуживал, но вместо этого я застрял в этом грёбаном месте. Остаток моей жалкой жизни сгниёт тут, пока я буду думать, как же сильно всё испортил.