— Ох, дай мне шанс покончить с этой фигнёй!
Я смеюсь, потому что он на самом деле думает, что может соблазнить меня сдать других людей и упрятать их за решетку на всю оставшуюся жизнь. Гниение в тюремной камере не является достаточной причиной для меня. Одна сторона моих губ приподнимается.
— У меня есть люди, которые опережают вас на милю. Почему, чёрт возьми, я должен заключать с вами эту сделку?
Они оба смотрят друг на друга.
— Единственный способ, который у тебя есть предложить мне — это вернуть мне мою чертову жизнь, — я прищуриваюсь, пристально глядя на него. — Ты можешь, блядь, сделать это?
— Мистер Пирсон, — смотрит на меня Тидвелл, — давайте не будем впадать в крайности…
— У меня есть политики, копы, очень почитаемые люди, которые годами помогали скрывать моё дерьмо. Я знаю бесконечное число наёмных убийц. В основном, если кто-то находится в организованной преступности, скорее всего, они должны мне денег, — я медленно поднимаю глаза, сканируя двух мужчин. — Вы заключаете грёбаную сделку века, или я не стану болтать дерьмо. Я не заключаю сделки. Я создаю их! — я сижу на своём месте и смотрю на агентов.
— К сожалению, правительство публично не предоставляет свободу осужденным убийцам Вашего уровня. Если Вы передумаете, мистер Пирсон, — он бросает свою карточку на стол, — вы можете попросить своего адвоката связаться с нами.
Они оба подходят к двери, качая головами, когда выходят. Я продолжаю сидеть на стуле и жду, когда кто-нибудь отведёт меня обратно в камеру.
Глава 37
Виктория
Я не слышала ничего от Джуда с тех пор, как ему вынесли приговор. Мои звонки и письма остаются без ответа, и я даже не знаю, получает ли он их. Хуже того, я переживаю, что любимый их получает, но при этом ненавидит меня. Я сделала то, о чём он меня просил. Достаточно ли правосудию того, что я сказала? Конечно, нет. Часть меня умерла, когда я солгала в зале суда о человеке, которого люблю. Но разве это не было из-за любви? Ради нашего ребенка? Я больше не знаю. Всё, что мне известно, что Джуд умрёт из-за меня, и я не смогу себя простить за это.
До этого дня я не слышала от него ничего. Мои пальцы скользят по моему имени, очень сильно нацарапанному на конверте.
Я уже несколько часов просто смотрю на это письмо, не в силах его открыть, потому что боюсь того, что в нём написано. В конце концов, я набираюсь смелости и открываю конверт.
Тор,
Ты должна двигаться дальше по жизни. Ты вернула свою жизнь. Ты вернула свою семью. Ты там, где и должна быть.
Ты должна была стать врачом, выйти замуж, присоединиться к грёбаному загородному клубу, а не влюбиться в меня. Я – ошибка, я никогда не был чем-то правильным для тебя. У тебя не было выбора, кроме как полюбить меня, потому что только так ты могла выжить, Тор. Это то, что ты сделала, адаптировалась, чтобы выжить. Ты полюбила меня ради выживания. Я знаю, сейчас ты отвергаешь это, но однажды ты поймёшь. Я позабочусь о тебе. Любовь, которую я испытываю к тебе, к нашему ребенку, искренняя. Ты мой мир, и поэтому ты в последний раз слышишь обо мне, потому что я люблю вас.
Иногда грань между правильным и неправильным становится настолько размытой, что всё кажется правильным. Ты идеальна для меня, Тор, но я чертовски неидеален для тебя.
Я всегда тебя буду любить,
Твой Джуд
Тихие слёзы катятся по моим щекам. Он делает это, потому что не может простить меня? Действительно ли он верит, что моя любовь к нему возникла из-за необходимости? Он действительно хочет, чтобы я жила дальше? Чтобы забыла о нём? Я знаю, то о чём он говорит очень жестоко. Да, я должна жить дальше. Джуд будет в тюрьме, пока его не казнят; моя тоска по нему только причиняет страдания, но даже в этом случае, его слова больно ранят.
Я слышу, как кто-то прочищает горло, и поднимаю взгляд, замечая Лиззи, стоящую в дверях, её руки сложены на бёдрах.
— Правильно, как всегда. Прошли уже недели, Виктория. Я больше не позволю тебе жить этим, — я смотрю на её угрюмый взгляд, но не отвечаю. Сестра вздыхает и делает шаг в мою сторону, пока не оказывается прямо передо мной. — Ты пугаешь меня, Ри, — шепчет она. — Я понимаю… Я даже не представляю, через что ты прошла, но ты должна продолжать жить дальше.
Она права. Я должна, даже Джуд говорит мне об этом, но как? Если бы я только знала, то жила бы дальше.
— Послушай, я говорила с начальством больницы о том, чтобы ты продолжила свою работу, после… — она не говорит слова «малыш». Сестра вообще избегает этой темы. Никто не хочет говорить о ребёнке насильника. — Они согласились тебя вернуть, учитывая обстоятельства. Разве это не здорово? — Лиззи говорит это слишком радостно.
— Ага, круто, — мой голос холодный, без эмоций. Разве не этого я хочу? Вернуться к работе, на которую я потратила семь лет обучения? Спасать жизни? Я больше не знаю, чего хочу. Мои взгляды изменились. Я больше не ценю жизнь так, как раньше. Я встречалась со смертью, и это делает меня обязанной, как врача.
— И… — сестра беспокойно сдвигается и садится рядом со мной, заправляя волосы за ухо, а её глаза встречаются с моими. Она берёт меня за руку и тяжело сглатывает. — Я, правда, думаю, что было бы действительно лучше, если бы ты… — она глубоко вздыхает. — Если бы ты отдала ребенка на усыновление, — я отпускаю её руку и вскакиваю так быстро, что начинает вращаться комната. — Я просто… это не очень хорошо, Виктория. Этот ребёнок будет постоянным напоминанием, тянущим тебя назад в прошлое к нему. Ты можешь жить своей жизнью: быть врачом, выйти замуж, родить других детей.
Эта малышка — всё, что у меня осталось, и Лиззи заявляет, что хочет, чтобы я отдала её, ребёнка Джуда, ребёнка, за которого он заставил меня дать показания против него.
— Ни за что, — шиплю я, боль в голосе мешает сказать это правильно.
— Рия, пожалуйста… — я выхожу из комнаты, перебивая сестру. Мне слишком обидно. Вот так поступает моя так называемая семья, мой единственный живой родственник. Лиззи действительно не любит меня. Она любит меня, пока я её здравомыслящая и успешная сестра, и поступаю правильно. Но тут внезапно появляется другая версия с осужденным преступником… и ей не нравится такая версия её сестрички. Я бегу вверх по лестнице в свою комнату.
Я закрываю дверь спальни и сползаю вниз на пол. Трясущимися руками я достаю телефон из кармана и достаю письмо Джуда с номером Марни внизу.
Я набираю номер в телефоне дрожащими пальцами и подношу трубку к уху. Я слушаю гудки, молясь Богу, чтобы тот взял чёртову трубку.
— Да? — его хриплый голос разрывает тишину.
— Марни, — задыхаюсь я.
— Ну, приветик, дорогая, — я почти слышу, как он улыбается. — Я тут терялся в догадках, когда же ты собираешься позвонить мне. Что тебя расстроило?
Я улыбаюсь сквозь слезы. Я так по нему соскучилась.
— Привет, — всхлипываю я. — Мне нужно… Я не могу… — ещё больше слёз катятся по моим щекам.
Я слышу щелчок от зажигалки по ту сторону телефонной трубки.
— Ты хочешь, чтобы я забрал тебя оттуда?
— Пожалуйста, — я глубоко вздыхаю не в силах больше оставаться здесь.
— Хорошо, — выдыхает Марни, скорее всего от сделанной затяжки. — Я приду за тобой. Возьми с собой одежду, и тебе лучше оставить записку или сказать кому-то, что ты уезжаешь по собственному желанию, потому что я не собираюсь сесть за решетку. Откуда ты хочешь, чтобы я тебя забрал?
— Дом моей сестры, — я быстро диктую адрес.
— Дай мне четыре часа. И убедись в том, что сказала о своём отъезде.
— Хорошо, — я сбрасываю вызов и вздыхаю.
Марни хоть и не Джуд, но странным образом я чувствую, что его немного есть в Марни. Он смотрел, как тот растёт. Он практически как отец для Джуда. Если я не могу быть с Джудом, тогда я хочу быть с Марни. Он заставляет меня чувствовать себя в безопасности, почти так же безопасно, как с Джудом. И в этот момент Марни – единственный человек, который знает, как сильно я люблю Джуда. Он знает, что у нас всё по-настоящему, а не только заблуждение какой-то бедной изнасилованной и оскорблённой девушки, сошедшей с ума.