Легата вздрогнула и отвернулась. После того как ее одну, беспомощную, заперли в Первой лаборатории, ей было трудно держать себя в руках. А теперь Комнату перенесли в Редут.

Отсмеявшись, Оукс снова обратился к ней. Голос его был спокойным и ровным.

– Нравится тебе или нет – теперь ты одна из нас. Возврата нет. Ты можешь никогда больше не заглянуть в Комнату ужасов, но ты уже вошла туда однажды. По собственной, могу заметить, доброй воле.

– По доброй воле! – Легата сверкнула синими глазами. – Вы меня накачали наркотиками! И эти… чудовища! Где их добрая воля?

– Если бы не я, у них вообще не было бы ни воли, ни жизни…

– Если бы не Корабль, ты хочешь сказать?

Оукс театрально вздохнул. Ей вспомнилось, что он зачем-то глянул на экран и пробежался пальцами по консоли.

– Легата, иногда я тебя просто не понимаю. Скоро тебе предстоит нежиться в роскоши Редута, а ты все о своем – несешь эту средневековую чушь о сверхъестественных способностях нашего корабля.

Тогда он и показал ей голозапись этой оранжереи. Красиво – не поспоришь. Густые заросли, пропитанные ароматом бессчетных соцветий. Легата подняла голову. Изумительная широта пандоранского неба за плазовым куполом придавала ей сил. Она ощутила… ощущала…

«Сродство! – мелькнуло у нее в голове. – Вот что это! Что бы Оукс ни делал, часть этого сада будет жить во мне, как я сейчас живу в нем».

Прошлым вечером в Колонии, когда Легата готовилась к отлету в Редут, Оукс отвел ее в крохотный плазовый купол самого высокого здания.

– Вот, – указал он на яркую белую звезду, медленно ползущую по небосводу, – твой корабль. Всего лишь точка во тьме. Не нужно ни мистики, ни божественных сил, чтобы меньшая масса вращалась по орбите вокруг большей.

– Это богохульство, – возразила Легата, потому что этого от нее ждал босс.

– Да ну? Корабль может сам себя защитить. Он все на свете слышит. Он может прервать выполнение моей программы в любом месте – но не хочет. Или не может. Мне, честно говоря, все равно. Богохульство?

Оукс стиснул ее руку – пытаясь убедить себя, подумала тогда она, наслаждаясь ощущением власти, которое дарил ей этот простой вывод.

Оукс обвел небо широким жестом.

– Я дал тебе это, а не Корабль. Корабль – инструмент пятого порядка сложности, согласен, но всего лишь инструмент, построенный людьми, разумными людьми для людей разумных. Для тех, кто может взять на себя власть, кто видит свет посреди всеобщего смятения…

И по мере того как неистовствовал Оукс, Легата осознавала, что в его словах есть немалая доля истины. Она знала, что в конечном итоге все, что случается с корабельниками как на борту, так и вне его, суть результат невмешательства Корабля. Но она слишком долго и глубоко вникала в тайны мыслительных цепей Корабля, чтобы поверить, будто он всего лишь конструкция из стали и пластика, что ему все равно.

И сейчас, стоя в саду Редута, Легата нашла на небе точку, где, по ее прикидке, должен был находиться Корабль.

«Хотела бы я знать, – подумала она, – не разочаровали ли мы Тебя?»

Два патрульных беспилотника с воем промчались над куполом, нарушив раздумья Легаты. Наверное, решила она, Оукс уже на подлете – для него стараются. И ей не мешало бы подготовиться.

«Нет, – напомнила она себе, – ничего святого». И, ощутив внезапную вспышку озарения, рожденную воцарившейся гнетущей тишиной, добавила вслух:

– …Но должно быть.

А эта мысль дарила живительную свободу другим.

Раджа Томас стоял под огромным полунадутым мешком цеппелина в главном эллинге. Команда Лаву разошлась, погасив почти все огни, ночьсторона вступила в свои права. Тускло-оранжевая туша баллона колыхалась на привязи. Пока его шкура была сморщенной и дряблой, но, прежде чем Алки присоединится к Реге на деньстороннем небе, баллон станет надутым и глянцевым, точно португальский дирижаблик.

Только дирижабликов такого размера еще не видывали.

Томас оглядел темный эллинг. Его снедало нетерпение.

«Почему Оукс решил встретиться со мной здесь?» Приказ был краток и ясен. Оукс должен явиться сюда специально, чтобы осмотреть цеппелин и соединенную с ним субмарину, прежде чем разрешить исследователям нырнуть в джунгли пандоранского океана.

«Или он просто хочет прикрыть всю эту лавочку?»

Подтекст был ясен – на подобные проекты тратилось чересчур много сил Колонии. Это сокращало выживаемость. Истребители ратовали за свои планы. Возможно, эта экспедиция окажется последней на долгие анно. Слишком много потеряно субмарин и цеппелинов. Все эти силы можно было направить на производство продовольствия.

И с каждым часом всеобщего голода доводы разума находили все меньше и меньше сторонников.

«Без тех знаний, что мы добываем, нам, возможно, никогда не удастся наладить сельское хозяйство на Пандоре. Келп – разумное существо. Планетой правит он…

Как келп называет Пандору?»

«Дом».

«Это Корабль или мое воображение?»

Нет ответа.

Томас понимал, что слишком взвинчен сейчас, слишком неуверен в себе. «Сомнения, сомнения…» Так просто было бы разделить точку зрения Оукса. Согласиться с ним. Даже среди ребят Лаву находились такие, что бормотали про себя слова, ставшие в Колонии расхожими: «Мы хотим жрать!»

Где же Оукс?

«Заставляет себя ждать, чтобы указать мне мое место».

Мысль эта родилась в искусственном сознании Раджи Томаса, но несла на себе отпечаток личности Флэттери – слабый, но отчетливый. Раджа ощущал себя актером, вжившимся в тысячи раз отыгранную роль. Флэттери скрывался в его мозгу, точно память детства.

«Что же ты спрятал от нас в глубинах морских, Корабль?»

«Это тебе придется выяснить самому».

Да! Это определенно был голос корабля.

Баллон натягивал поскрипывающие канаты. Томас вышел из его тени и глянул вверх, на лепестковую диафрагму потолка – исчерченный линиями светлый круг в полумраке. В ноздрях стоял горьковатый аромат сложных эфиров пандоранской биохимии. Колонисты обнаружили, что летучие выделения тел одних демонов удерживают в отдалении других местных хищников – к нервоедам это особенно относилось. Но идиллия продолжалась недолго. Демоны быстро обучались.

Томас глянул на стоящую в тени субмарину – гладкий черный булыжник в щупальцах искусственного дирижаблика… гладкий черный булыжник, расчерченный мерцающими полосками.

Баллон снова качнуло на привязи. В эллинге сквозило, и Томас очень надеялся, что это не означает факт существования какого-то незащищенного прохода, ведущего к убийственным просторам планеты. Он был безоружен и одинок – только у люков наземного уровня стояла охрана периметра да где-то вахтер заваривал себе чай. Знакомый аромат странным образом менялся, смешиваясь с запахом химикатов Пандоры.

«Или меня сейчас отправят вслед за Рашель Демарест?»

При всей склонности Томаса к сомнениям не приходилось сомневаться в причинах ее смерти. Очень уж кстати она случилась, очень уж своевременно.

Да и кто поспорит? Такое случалось на периметре ежедневно. Даже определили пропорцию: на семьдесят патрульных один погибший. Точно военные потери. Солдатам всегда известны такие вещи. Правда, корабельники в большинстве своем почти ничего не знали о войне в историческом смысле.

Но они знали, что такое фронт.

Томас принюхался. К горечи воздуха примешивался сладковатый запах самодельной смазки. Сразу пришло в голову: как же неохотно делится планета своими ресурсами. Он видел отчеты – одно только бурение скважины для добычи этой смазки стоило колонистам одной человеческой жизни каждые шесть суток. А использовать клонов-заменителей начальство соглашалось со все большей неохотой – совершенно непонятной.

Клонов становилось все меньше и меньше, словно они переезжали на ту загадочную стройку на Черном Драконе. Что там затеял Льюис?

Зачем вбивать клин между клонами и природниками? Или тут виновата сама нижсторона? «Мы родились на планете». Может, это действует атавистическая родовая память?