Но откуда-то из-под сердца рвался крик:
– Керро… Джим… Керро… где ты?!
Ответа не было. Только Томас бубнил, что она может выйти только после него – он, дескать, все проверит. «Придурок чертов! У меня реакция лучше». Но Ваэла покорно выбралась вслед за ним из гондолы и, соскользнув по гладкому плазу наземь, устремилась к цеппелину. Спасательный люк широко распахнулся перед ними, и две пары крепких рук втянули Томаса и Ваэлу внутрь. В гондоле царили знакомые кровавые сумерки. Команда встретила их настороженно.
За спиной Ваэлы с грохотом захлопнулся люк, гондола, качнувшись, оторвалась от земли. Зажужжал скользящий по телу сканер, и кто-то над ухом девушки гаркнул:
– Чисты!
Только теперь она сообразила, что внутренняя дверь шлюза оставалась закрытой. Это могло означать только одно: нервоеды.
Нервоеды в округе!
Ваэлу переполнило чувство глубочайшей благодарности к корабельнику, который впустил их, рискуя заразиться паразитами. Она обернулась…
…и увидела длиннорукое чудовище, лишь отдаленно схожее с человеком.
– Мы отвезем вас в Первую лабораторию, – прохрипела беззубая черная пасть.
В припадке безумного исступления я сотворил разумное существо и тем взял на себя обязательство обеспечить по мере своих сил его счастье и благополучие. Но сверх этого долга есть и другой, первейший. Мой долг перед существами одного со мною вида стоит выше означенного, ибо исполнение его несет в себе большую долю радости или страдания.
Томас растянулся в гамаке и принялся разглядывать, как ползет по потолку его камеры муха. В тюрьме не было ни часов, ни иллюминаторов – никаких способов отмерять время.
Муха обогнула выступ сенсора.
– Значит, мы и твоих сородичей привезли с собой, – обратился к ней Томас. – Не удивлюсь, если где-нибудь под полом здесь снуют крысы… не человеческого рода, я имею в виду.
Муха замерла, потирая крылышки. Томас прислушался. За запертым люком его камеры постоянно кто-то проходил то в одну сторону, то в другую. Люк был заперт снаружи, а с этой стороны даже ручка отсутствовала.
Томас знал, что находится где-то в недрах печально знаменитого Редута, поселения-крепости Оукса на Черном Драконе. Всю одежду, все вещи у него отобрали, выдав взамен зеленый комб не по росту.
– Карантин! – фыркнул он, при привычке разговаривая с собой. – На Лунбазе у нас это называли «губа».
Кто-то пробежал по коридору. Здесь все торопятся. Интересно, подумал он, что там происходит? Что творится в Колонии? Куда отвезли Ваэлу? Ему сказали, что ведут на допрос, но после беглого осмотра, проведенного незнакомым медтехником, запихнули в эту камеру. «Карантин!» Пока его вели, Томас заметил табличку на стене: «Первая лаборатория». Значит, здесь есть своя Первая… или ее перевели сюда из Колонии.
Взгляд камеры-сенсора на потолке буравил ему темя. Обстановка в камере была спартанская – гамак, столик, раковина и допотопный сортир без стульчака.
Томас снова посмотрел на муху, добравшуюся уже до угла.
– Измаил, – проговорил он. – Нареку тебя Измаил…
…Руки его на всех, и руки всех на него; жить будет он пред лицем всех братьев своих.[10]
Присутствие Корабля наполнило его душу так внезапно, что Томас невольно попытался заткнуть уши.
– Корабль!
Он закрыл и глаза, чувствуя, что вот-вот разрыдается. «Я не могу закатить истерику! Не имею права!»
– Почему нет, мой бес? В истериках есть свой смысл. Особенно для людей.
– Времени нет на истерики. – Томас открыл глаза, опустил руки и обратился к сенсору в потолке: – Мы должны решить Твою задачу на богоТворении. Они не слушают меня. Мне придется принять решительные меры.
– Это не Моя задача, – педантично поправил Корабль. – А ваша.
– Значит, моя. И я поделюсь ею с другими.
– Пора поговорить о финале, Радж.
Томас зло глянул на сенсор, словно оттуда исходил звучащий в его мозгу голос.
– Ты хочешь… сломать запись?
– Да. Пришло время.
Неужели в голосе Корабля послышалась печаль?
– А надо?
– Да.
Значит, Корабль говорит всерьез. Это не просто очередной повтор, очередной спектакль. Томас зажмурился на миг, чувствуя, как сохнет парализованный язык. Когда он вновь открыл глаза, муха улетела.
– И как… долго мы… Сколько?..
Отчетливая пауза.
– Семь дней.
– Этого мало! За шестьдесят – еще может быть. Дай мне шестьдесят суток. Что для Тебя эдакая капля времени?
– Вот именно, Радж, – капля. Падение капель в чувствительное место может стать пыткой. Семь суток, Радж, а потом Я отбуду по своим делам.
– Как можем мы найти верный способ богоТворить за семь дней? Мы за сотни лет не смогли удоволить Тебя, а…
– Келп умирает. До его полной гибели осталось семь дней. Оукс думает, что больше, но он ошибается. Семь суток. Для всех вас.
– И что Ты сделаешь затем?
– Оставлю вас, зная, что вы погубите себя сами.
– Здесь я ничего не могу сделать! – вскричал Томас, спрыгивая с гамака. – Чего Ты ждешь от…
– Эй ты, Томас!
Это прозвучал мужской голос из скрытого динамика. Радже показалось, что он узнает Хесуса Льюиса.
– Льюис, это ты?
– Да. Ты с кем болтаешь?
Томас уставился на сенсор.
– Мне нужно поговорить с Оуксом.
– Зачем?
– Корабль уничтожит вас.
«Позволю вам погибнуть», – мягко, но сурово прозвучало в его мозгу.
– Ты из-за этого раскричался? Мерещится, что ты с кораблем говоришь? – В голосе Льюиса звучало презрение.
– Я говорил с Кораблем! Наше богоТворение его не устраивает! Корабль требует, чтобы мы научились…
– Корабль требует! Эту железку давно следовало поставить на место. Она просто функциональная…
– Где Ваэла? – взвыл Томас в отчаянии.
Ему нужна была помощь. Ваэла могла бы понять…
– Ваэла беременна. Ее отправили на борт, к наталям. Здесь пока нет родильных палат.
– Льюис, послушай меня, пожалуйста, поверь, я тебя умоляю. Корабль вывел меня из гибернации, чтобы предупредить вас. У вас почти не осталось времени…
– Времени у нас – до конца света!
– Именно! До конца света осталось семь дней! Корабль требует, чтобы мы научились богоТворить, прежде чем…
– БогоТворения! Мы не можем тратить времени на эту ерунду. Нам нужно навести порядок на целой планете!
– Льюис, я должен поговорить с Оуксом.
– Ты думаешь, я стану тревожить кэпа ради твоего бреда?
– Я тоже кэп.
– Ты бешеный клон.
– Если ты не послушаешь меня, вам всем крышка. Корабль сломает… человечеству придет конец.
– Томас, на твой счет у меня есть приказ, и я его исполню. Здесь нет места для двух кэпов.
Люк за спиной Томаса отворился. В проеме стояла освещенная желтыми коридорными лампами туша спецклона-охранника: огромная башка, круглая черная дырка вместо рта, свисающие до колен руки, налитые кровью глазища навыкате.
– Ты! – пророкотала круглая пасть. – На выход!
Могучая длань ухватила Томаса за шею и вытянула в проход.
– БогоТворить… – прохрипел Томас. – Мы должны научиться богоТворить…
– Надоело всякую херню слышать, – пожаловался охранник. – Пошел на выход!
Он с силой толкнул пленника в спину.
– Куда мы идем? Я должен поговорить с Оуксом.
Охранник вытянул ручищу на всю длину.
– Пошел!
– Но я…
От второго толчка Томас едва не полетел кубарем. Противостоять силе спецклона было невозможно. Охранник протащил Томаса вдоль прохода до самого шлюза и, придерживая его одной рукой, открыл люк. Створка распахнулась, открывая взгляду пустынный пейзаж Пандоры, озаренный резким светом клонящейся к горизонту Алки.
От сильного толчка в спину Томас вылетел наружу и рухнул наземь. За его спиной с грохотом захлопнулся люк. Где-то в вышине пролетала, пересвистываясь, стая дирижабликов.
10
Бытие, 16, 12.
