«Они вышвырнули меня сюда… умирать».
И сказал Господь: вот, один народ, и один у всех язык… и не отстанут они от того, что задумали делать. Сойдем же, и смешаем там язык их, так чтобы один не понимал речи другого.[11]
С того мига, как щупальца коснулись ее щеки, и до самой посадки на челнок Ваэла ощущала себя затерявшейся в путанице былого, настоящего и грядущего. Керро погиб, Томас находился в карантине – это она поняла. И после контакта с дирижабликами она слышала голос в голове, требовательный и всевластный – не постоянно, а как бы урывками. Она то готова была примириться с ним, то полагала, будто сходит с ума.
Голос Честности молчал, но этот, новый, влезал без предупреждения, и в эти минуты Ваэлу переполнял тот же концептуальный экстаз, что и в капсуле субмарины.
– Так учит Аваата.
Голос повторял эту фразу на разные лады, но стоило девушке попросить разъяснений, как смысл расплывался в нагромождении слов.
– Человек-ваэла, знание подобно электричеству. Оно течет от полюса к полюсу, оно заряжает и движет все, чего ни коснется, меняет то, что движет его и движется в нем. Ты – полюс знания.
Каждое слово в отдельности было понятно, но в сочетании они сбивали девушку с толку.
И все это время Ваэла смутно осознавала, как гондола спасательного цеппелина опускается в Редуте, как ее обихаживают в приемнике. Куда-то увели Томаса, а ее поспешно загнали в медсектор для осмотра и допроса, который вел – неслыханное дело! – сам Льюис.
Вот тогда она и ощутила первый требовательный накат чужой мысли.
«Ваэла! Я нашел Аваату!»
Звука не было, но в ушах девушки звенел голос – без сомнения – Керро Паниля. Даже не голос, нет, но мысль, несшая на себе нескрываемый отпечаток его личности. Ваэла знала это, как знала себя сама. Но она даже не была уверена, что Керро еще жив!
«Я жив».
И он нашел способ связаться с ней издалека… или изнутри.
«Или так, – подумала она, – или я тронулась».
Но безумной она себя не ощущала. Ваэла стояла посреди сверкающего белым кафелем медсектора. Из-за стальной столешницы на нее взирал Льюис. Чьи-то руки поддерживали ее. Снаружи царила ночьсторона – она знала это, когда ее вели сюда, Рега уже садилась. Льюис спрашивал что-то, а она молча мотала головой – не потому что язык не слушался ее, а потому что голос в ее голове заглушал все звуки. Старый медтехник сказал что-то Льюису, и до Ваэлы донеслось: «Слишком рано…»
Потом голос вернулся и захлестнул ее. Ваэла не могла бы сказать, распознает ли она отдельные слова – да и вообще можно ли назвать это голосом, – но понимала все. То был не-язык – Ваэла поняла это, осознав, что не различает в речи Керро «я» и «мы». Языковой барьер рухнул.
В этот миг осознания она познала Аваату, как понимал ее Керро Паниль, и сама удивилась – как смогла она пережить этот урок, каплю древней человеческой истории в нем.
«Как я научилась этому, Керро Паниль?»
«Что творится с одним, чувствуют все, человек-ваэла».
– Почему я – человек-ваэла?
Она спросила это вслух, и на лице Льюиса появилось странное выражение. Он отвернулся, бросив что-то медтехнику. Ваэлу это не потревожило. Мысли ее лениво плескались на пандоранском ветру. Люди вокруг бурчали что-то, мотали головами – медтехники, много… целая команда. Она не замечала их. Не было ничего важнее голоса, слышимого разумом.
«Ты человек-ваэла, потому что ты в одно время и человек, и Ваэла. Может настать время, когда иначе будет. Тогда ты будешь человек».
– Когда?
Холодный нарост прибокса ввинтился в левое запястье, пронзив зудом руку и обрушив Ваэлу в мальстрем чужих рассеянных воспоминаний.
«Когда познаешь все, что ведают друголюди, и друголюди познают тебя вполне, тогда ты будешь человек».
Она сосредоточилась на той величественной панораме внутреннего мира, которую открыло перед ней это откровение. «Аваата». Плывя в объятиях Авааты, она не ощущала тока времени. В единении с Аваатой мир был как сон, и она мечтала, чтобы он не прерывался.
«Только ты можешь прервать его, человек-ваэла. Видишь?»
Воспоминания хлынули в нее – от первого самоосознания юной Авааты до пришествия корабельников на Пандору и дальше, до спасения девушки из гондолы, – все втиснутое в безвременный миг, поток нелинейных воспоминаний.
«И это не бред!»
Она видела людей, людей-корабельников, рожденных под множеством солнц, и несчетные варианты истории, гибнувшие с ними, и не могла понять – откуда ей известно все это. «Как?..»
«Мы обмениваемся этим со всеми, кого коснулись, – ответил голос в ее рассудке. – В каждом из вас скрыта память всего человечества. Но ты и человек-керро первыми осознали обмен. Прочие отвергают его и боятся. Страх стирает память. Человек-томас сопротивляется, но из человекостраха, не из боязни человека-томаса. В нем есть то, чего он не отдаст».
Ваэла ощутила себя в чужой шкуре, смотрела чужими глазами в зеркало и видела там лицо Раджи Томаса. Дрожащая рука коснулась бледного, изможденного лица. И послышался голос, который мог принадлежать только Кораблю:
– Радж…
Картинка стерлась. Он отключил ее. Отверг.
Ваэла лежала одна, на каталке. Ее везли по коридорам Редута.
«Значит, Томас с Кораблем на „ты“.
– Но почему?
Вопрос оцарапал охрипшее горло.
Над Ваэлой склонился медтех.
– Скоро ты будешь на борту, милая. Не волнуйся.
Ремни каталки впивались в грудь.
«Это Пандора, человек-ваэла. Здесь все зло вырвалось на свободу».
Не Керро, а снова тот голос…
«Аваата?»
Слово пощипывало язык. Медтехники принялись перегружать ее с каталки в челнок. Голоса сливались в сплошной гул. Над ней парило чье-то лицо – реальность или бред? Чем-то схожее с лицом Льюиса, но другое. Ваэлу катили, толкали, кололи, но все ее внимание поглощал голос в глубинах рассудка и единожды осознанная ею связь со всем человечеством.
– Она беременна. Это значит – на борт, к наталям. Приказ.
– На каком сроке?
– Уже больше месяца.
«Не может быть! – мелькнуло в голове у Ваэлы. – Я только что прибыла сюда, а мы с Керро…»
Ее чувство времени странным образом раздвоилось. Одни внутренние часы уверяли Ваэлу, что в Редут она прибыла поздним вечером тех же суток, когда их подводная лодка нырнула в лагуну. Вторые часы притаились в животе, и они обезумели… стрелки их крутились, крутились, кружились… оставляя часы в голове далеко позади.
– Пускай с ней натали разбираются, – заключил кто-то.
Ваэла слышала эти слова, но разорвавшаяся связь времен казалась ей важнее. С того мига, как Керро вошел в нее… время раздвоилось. А ее – это она знала – доставят на борт, к наталям. Так требовало богоТворение.
«Как это возможно, Аваата?»
Девушке казалось, что ей заповедано быть в тягости, и акт зачатия стал лишь формальностью.
Когда шлюз челнока открылся, за каталку взялся узколицый тип, в котором Ваэла узнала одного из подручных Мердока – клона, отличавшегося длинными пальцами и пронзительным голосом. Она вздрогнула в страхе.
– Меня пошлют на борт?.. – Она не осмелилась договорить до конца: «Или в Первую?»
– Да, – ответил клон, и каталку тряхнуло на пороге.
– Что же нам теперь делать? – прошептала Ваэла вслух.
«Спасать мир», – ответил голос из глубины.
Потом щелкнули затворы, и Ваэла уснула.
Сознание – от «со» + «знать». Совесть – от «со» + «ведати» (устар. «ведать», «знать»). Сознание есть знание; совесть есть также знание (или первоначально весть).
– На борту! – взвыл Оукс в микрофон. – Кто приказал отправить эту таоЛини на борт?
Медтехник на экранчике и сам казался маленьким и очень напуганным. Он с трудом пошевелил губками.
11
Бытие, 11, 6–7
