(Представьте себе замену любого из этих местоимений на whom!) По совету Сэфайра, вопросительные слова надо изменить на Which person ‘Какого человека’ или Which child ‘Какого ребенка’. Но этот совет заставит людей нарушить самую важную максиму хорошей прозы — избегайте лишних слов. Им также придется чересчур часто использовать слово which, охарактеризованное стилистами как «самое безобразное слово в английском языке». И в конце концов, это нарушает предполагаемую цель правил словоупотребления — позволить людям выразить свои мысли настолько точно и лаконично, насколько возможно. Вопрос Who did you see on the way home? ‘Кого ты видел по дороге домой?’ может относиться к одному человеку, нескольким людям или любой по численности комбинации взрослых, детей и знакомых собак. Любая специфическая замена этого слова, например Which person ‘Какого человека?’ перекрывает одну из этих возможностей в противоположность намерениям говорящего. И как, черт возьми, можно применить Закон Сэфайра к знаменитому рефрену

Экстремизм в защиту свободы — это не порок. Свое замечание о педантичном звучании слова whom Сэфайру нужно было довести до логического завершения и посоветовать президенту не менять лозунг, потому что на то нет никакой причины, по крайней мере — грамматической.

Обратившись к демократам, Сэфайр занялся делом Билла Клинтона (как он это называет). Клинтон виноват в том, что просил избирателей give Al Gore and I a chance to bring America back букв. ‘дать Элу Гору и я шанс вернуть Америку назад’. Никто не говорит: Give I a break ‘Дайте я отдохнуть’, потому что косвенное дополнение при глаголе give ‘дать’ всегда будет стоять в аккузативе. Поэтому лозунг должен звучать Give Al Gore and me a chance ‘Дайте Элу Гору и мне шанс’.

Очевидно, ни одна «грамматическая ошибка» не является столь же презираемой, как «неправильное употребление» падежа местоимения внутри сочинительной конструкции (синтаксической группы из двух элементов, соединенных союзами и или или). Какого подростка не поправляли, когда он говорил Me and Jennifer are going to the mall букв. ‘Мне и Дженнифер идем погулять’. Одна моя коллега вспоминает, что когда ей было двенадцать лет, мать не разрешала ей прокалывать уши до тех пор, пока она не перестанет так говорить. Стандартная легенда такова: местоимение в косвенном падеже me ‘мне’ не может стоять в позиции подлежащего — никто не говорит Me is going to the mall ‘Мне идет погулять’, поэтому нужно говорить Jennifer and I ‘Дженнифер и я’. Люди склонны запоминать этот совет в неправильной форме: «Когда сомневаешься, говори „такой-то и я“, а не „такой-то и мне“», поэтому они, не думая, применяют его где надо и где не надо — процесс, который лингвисты называют гиперкоррекцией, что в итоге дает такие «ошибки», как Give Al Gore and I a chance ‘Дайте Элу Гору и я шанс’ или еще более презираемая ошибка between you and I букв. ‘между тобой и я’.

Но если простому человеку на улице так ловко удается не говорить Me is going ‘Мне идет’ и Give I a break ‘Дайте я отдохнуть’, и даже если профессора «Лиги Плюща»[142] и те, кто получал стипендию от Оксфордского университета, видимо, не говорят Мне и Дженнифер идем и дайте Элу Гору и я шанс, то, может быть, это языковые мавены неправильно понимают английскую грамматику, а не носители английского языка? Дело, возбужденное мавенами о падеже, базируется на одном постулате: если у всей сочинительной конструкции есть некоторый грамматический признак, такой как субъектный падеж, то каждое слово внутри этой конструкции тоже должно иметь этот грамматический признак. Но это просто неправильный постулат.

Слово Дженнифер единственного числа, мы говорим Jennifer is, а не Jennifer are (где is и are ед. и мн. число глагола to be ‘быть’). Местоимение she ‘она’ единственного числа, мы говорим She is, а не She are. Но сочинительная конструкция She and Jennifer ‘Она и Дженнифер’ не единственного числа, а множественного числа, мы говорим She and Jennifer are, а не She and Jennifer is. Итак, если сочинительная конструкция может иметь грамматическое число, отличное от числа составляющих ее местоимений (She and Jennifer are), то почему она должна иметь тот же грамматический падеж, что и местоимения внутри ее (give Al Gore and _I_ a chance)? Ответ: ей это и не нужно. Сочинительная конструкция — это пример конструкции «без ядра». Вспомните о том, что ядро синтаксической группы — это слово, которое может заменить всю эту синтаксическую группу. В синтаксической группе the tall blond man with one black shoe ‘высокий блондин (букв. белокурый человек) в черном ботинке’ ядро — это слово man ‘человек’, потому что вся синтаксическая группа получает свои свойства от слова man: она относится к некому человеку и имеет 3-е лицо ед. ч., потому что таково лицо и число слова man. Но у сочинительной конструкции нет ядра; это не то же самое, что любая из ее частей. Если Джон и Марша встретились, это не значит, что встретился Джон и встретилась Марша. Если избиратели дают шанс Клинтону и Гору, это не значит, что они дают Гору свой собственный шанс, добавляющийся к шансу Клинтона, они дают шанс всему этому лотерейному билету. Итак, только из того, что Me and Jennifer — это подлежащее, требующее субъектного падежа, не следует, что Me — это подлежащее, требующее субъектного падежа, а только из того, что Al Gore and I — это дополнение, требующее объектного падежа, не следует, что I — это дополнение, требующее объектного падежа. У местоимения есть грамматические основания выбрать любой желаемый падеж. Лингвист Джозеф Эмондз проанализировал феномен Мне и Дженнифер/Между тобой и я во всех технических подробностях. Он пришел к заключению, что язык, на котором хотят заставить нас говорить мавены, будет не только не английским, но вообще не будет возможен в качестве человеческого языка!

Во второй истории, приведенной в статье Сэфайра, тот говорит о дипломате, получившем правительственное предостережение о «преступлениях против туристов (в основном это — грабежи, мошенничество и карманные кражи (pick-pocketings букв. ‘очистка карманов’))». Дипломат пишет:

Сэфайр отвечает: «Тогда это предложение должно было звучать так: „грабежи, мошенничество и pocket-pickings“. Но воры pick pockets ‘очищают карманы’, а не pockets pick ‘карманы очищают’».

Знаменательно то, что Сэфайр не ответил на вопрос. Если бы таких воров называли словом pocket-picker ‘карманоочиститель’ — а это самый распространенный вид сложных слов в английском, то тогда, действительно, это преступление называлось бы pocket-picking ‘карманоочищение’. Но ситуация не такова, чтобы этим ворам можно было придумывать название: мы все согласны с тем, что их уже называют словом pickpocket. А если их называют pickpocket, а не pocket-picker, тогда их преступление можно со всем основанием назвать pick-pocketing, а не pocket-picking, благодаря существующему сейчас английскому стандарту переводить существительные в глаголы: a cook cooks ‘повар варит’, a chair chairs ‘председатель председательствует’, a host hosts ‘хозяин хозяйничает’. Тот факт, что воры не pockets pick ‘карманы очищают’ — это ложный след: ведь не существует же и слова pick-pocketer[143].