А Юрка совсем забыл про Дика. Все еще валяясь на земле, он молча ногами отбивался от Ангела.

— Проси, Гусь, пощады, а то убью! — нагнулся к нему остервеневший Гришка.

Юрка изловчился и сильно толкнул его в живот ногой. Ангел сел на землю, сморщился и не спеша достал из за голенища маленькую финку с разноцветной наборной ручкой.

Юрка, не отрывая взгляда от блестящего изогнутого лезвия, задом пополз по дороге. Ангел встал и поднял руку.

Но удара не последовало. Раздался пронзительный крик, финка вылетела из рук Ангела и воткнулась в землю у самых Юркиных ног. Дик впился клыками в Гришкину руку и потянул ее вниз. Ангел рухнул на дорогу и, извиваясь, пытался стряхнуть с себя овчарку. Свободной рукой он хватал землю, колотил собаку по голове, но Дик не отпускал. И тогда Гришка Ангел закричал тонко и жалобно, как раненый заяц. Ноги его в пыльных хромовых сапогах царапали землю, голова моталась из стороны в сторону.

Юрка с трудом поднялся. Загребая сапогами пыль, подошел к Ангелу. Вот он, враг, лежит на земле и корчится от боли. Глаза вылезли на лоб, белки порозовели, нижняя губа вздулась. Что, Ангел, не нравится?

— Отпусти, — Юрка погладил взъерошенного пса.

Овчарка нехотя разомкнула челюсти и, возбужденно дрожа, стала настороженно смотреть на Гришку.

— Паскуда, сволочь, — сказал он, ощупывая запястье.

— А теперь давай винти отсюда, — угрюмо сказал Юрка. — По быстрому!

Ангел встал, задрал рукав пиджака и, припав губами к укушенному месту, стал высасывать кровь.

— Бешеный, — сплевывая, сказал он.

— Еще раз сюда придешь — натравлю, так и знай! — Юрка положил руку на голову Дика. — Разорвет.

Ангел молча высасывал кровь. Пиджак его под мышкой лопнул, на темной челке — дорожная пыль. Он попытался было припугнуть Юрку.

— Ну, Гусь…

Юрка, насмешливо глядя ему в глаза, сказал одно слово:

— Дик!

Ангел сдался.

— Ладно, я уйду, — вяло сказал он. — Только придержи этого зверя… А то снова вцепится.

Гришка осторожно сделал несколько шагов. Возле торчащей из земли финки остановился, хотел поднять, но Дик зарычал. Ангел шарахнулся в сторону и, не оглядываясь, зашагал по дороге прочь от деревни, в лес.

Дик подошел к финке, обнюхал ее и повернул голову к Юрке — дескать, что с этой штукой делать: взять ее или здесь, на дороге, оставить? Юрка выдернул из земли финку и посмотрел на свет сквозь прозрачную, составленную из разноцветных кусочков плексигласа ручку.

— Была ваша — стала наша… «Мальчик!» — передразнивая Ангела, сказал он и сунул финку за голенище сапога.

С аэродрома донесся гул моторов. Сосны, что стояли по обеим сторонам большака, вздрогнули и снова затихли. За спиной что-то гулко треснуло, словно на сучок кто-то наступил; уж не Ангел ли? Но Юрка даже не оглянулся. Теперь сам черт не страшен.

Он опустился на колени рядом с Диком, взял его голову в руки и звучно поцеловал в шершавый холодный нос.

Погода стояла летная, и знойное небо дрожало от самолетного гула. Над аэродромом изредка пролетали на большой высоте немецкие разведчики. Они напоминали маленькие серебряные кресты. Самолет пролетел, а в небе, расползаясь вширь, долго висел рыхлый белый след.

Юрка от летчиков слышал, что этот след образуется в разреженном воздухе. Стоит самолету опуститься пониже, и следа не будет.

В деревне распустилась сирень. Ветви, отяжелевшие от гроздьев, перевалились через жерди низких палисадников. Вечерами, когда становилось прохладно, тонкий запах сирени ощущался особенно остро. Цветы никто не рвал, и сирень все ниже опускала ветви к земле. Машины, проезжая мимо, поднимали пыль. Серая занавеска долго висела над дорогой. К вечеру сирень становилась рыжей. А утром, обильно умытая росой, снова празднично зеленела.

Хорошая погода стояла на дворе, а Юрка Гусь не находил себе места. Разделяя тоску, верный Дик неотступно следовал за ним. Грустный стал Дик. Он часами лежал у Юркиных ног, уткнув морду в лапы. Иногда он вздрагивал и тихонько скулил. А то, близко сдвинув на переносице карие глаза, грозно рычал, показывал страшные клыки. Не на Юрку рычал, а на кого-то другого, невидимого. Наверное, на фашиста, который сбил Северова…

Рита не одну ночь всхлипывала на кухне за занавеской. Утром глаза ее были опухшими и красными. У нее все валилось из рук. Гороховый суп почти весь выкипел. Тарелки и ложки падали на пол, когда она накрывала стол. Каждый раз, когда что-то падало, Дик поднимался и обнюхивал.

После обеда Рита не стала посуду мыть. Раскрыла книгу и уткнулась в нее.

«Читает… — с раздражением подумал Юрка. — Северова нет… а она читает».

— Брось, — сказал он.

Рита не пошевелилась, будто и не слышала. Юрка сорвался с места, подскочил к ней и вырвал книгу.

— В печку! — крикнул он, размахивая кулаком.

— Спички на шестке, — сказала Рита.

Плечи у Риты опустились. Она отвернулась к окну и стала водить по стеклу пальцем.

И Юрка остыл. Повертев в руках книгу, он захлопнул ее и положил на подоконник.

— Это я… так, — сказал он. — Читай, если хочешь.

Рита взяла книгу и, не глядя на Гуся, стала листать.

— Читай, — повторил Юрка.

— Когда ему памятник поставят? — спросила Рита.

— Война кончится — и поставят.

— Он герой. Ему обязательно памятник поставят.

— Угу, — сказал Юрка. — Только ему наплевать на памятник: мертвый ведь.

— И ограду поставят, — сказала Рита. — Я буду цветы на могилку носить.

— Нужны ему твои цветы!

— И птичкам корм буду давать.

— Каким птичкам? — стал злиться Юрка. — Давай о другом говорить.

— Ладно, — согласилась Рита. — О чем же?

— Уйду я отсюда, — сказал Гусь. — Как увижу летчиков, так…

— А где этот тип с лишаями? Ну, который еще снег в окно бросал?

— Ангел? — нахмурился Юрка. — Нет его. Испарился.

— К бабушке Василисе пойдешь?

Юркино лицо подобрело. Он посмотрел на Дика и сказал:

— А не прогонит она меня с ним?

Рита не успела ответить: в сенях послышались шаги, распахнулась дверь, и в избу вошли два летчика. Юрка хорошо знал Васю-Василька. Второго не знал. Он сразу догадался, зачем они пришли. Он знал, что они придут. И все-таки побледнел.

Вася-Василек за руку поздоровался с Юркой, улыбнулся Рите:

— Чаем, хозяйка, угостишь?

— Угощу, — сказала Рита и юркнула за занавеску.

Летчики уселись за стол. Переговариваясь, поглядывали на Юрку, Дика. Чернявый, с обожженной щекой, особенно внимательно разглядывал Дика.

— Добрый пес, — сказал он.

Юрка промолчал.

— Эй, Дик, — позвал чернявый, — ко мне!

Дик поднял морду и угрюмо взглянул на него.

— Встать! — приказал чернявый.

Дик стриганул ушами и заворчал.

Чернявый повернулся к Васе-Васильку:

— А ты говорил, ученый… Он простой команды не понимает.

— Он тебя не знает, — сказал Вася-Василек. — Грош бы ему цена была, если бы он любого слушался…

Вася-Василек достал из кармана пакет, развернул и протянул Дику кусок вареного мяса:

— На, Дик.

Дик подошел, осторожно взял клыками мясо, хамкнув, проглотил. Вася-Василек погладил его и ласково сказал:

— Лежать, Дик.

Дик смотрел ему в глаза и стоял.

— Лежать! — повысил голос Вася-Василек.

Дик боком отошел от него и сел.

— Лежать, лежать!

Дик приподнял черную верхнюю губу, сморщил нос и показал клыки.

— Ученый, — усмехнулся чернявый.

— Вот какое дело, Гусь, — сказал Вася-Василек. — Мы тут посоветовались и решили овчарку взять. Она состоит в полку на довольствии. Будет при кухне.

— Пищеблок сторожить, — прибавил с обожженной щекой. — О чем толковать? С этим зверем взрослому-то не справиться, а тут мальчишка… Забираем.

Юрке стало жарко. Сейчас пристегнут к ошейнику плетеный поводок и — прощай, Дик! Что же делать?

— Дядя Вася, — всем телом повернулся Юрка к летчику, — он ко мне здорово привык… Он меня слушается!