Владимир Мясоедов

Южные рубежи

Пролог

– Мурза Вебер, ну почему опять вы ставите на объезд окрестностей мой эскадрон? – Негодовал смуглый узкоглазый мужчина, чей выдающийся вперед живот плохо мог скрыть даже пошитый явно по индивидуальному заказу темно-синий мундир, обильно украшенный золотым шитьем, жемчугом и драгоценными камнями. Больше всего внимания привлекал нанесенный на всю спину рисунок из сокола, несущего в своих когтях змею с оторванной головой, что являлась личным гербом данного офицера. Изображение птицы едва заметно шевелило крыльями, а из трупа пресмыкающегося медленно и неохотно катились вниз темные капли крови. – Мы проверяли брошенные деревни, дозоры и ловушки вчера, мы проверяли их позавчера, мы проверяли их три дня назад…Разве нет других, кто может это сделать? Я думал, что служу в кавалерийской бригаде, где уж чего-чего, а дефицита всадников для подобной работы быть не может по определению!

– Я не мурза Вебер, а полковник Вебер. Потрудитесь уже запомнить это, Бимурат Иоанович. – Недовольно поджал губы потомок обрусевших немцев, одетый в почти такой же мундир, только с гербом в виде винной чаши и погонами, украшенными цепочкой мелких светящихся рубинов. – И ваших людей мне заменить при всем желании некем, ведь это единственная легкая кавалерия, что осталась в нашей крепости. Гречко, Филиппов и Дарайтов, как вам прекрасно известно, отозваны руководством дивизии. У Соколова после того как их в чистом поле накрыл налет вражеской авиации в строю лишь половина солдат, вдобавок это витязи и тяжелую кавалерию использовать для патрулирования окрестностей нецелесообразно. Лошади драгун Барбарисова отойдут от интоксикации алхимическим допингом, возникшей при экстренной передислокации, только к концу недели. Ну и кто остается? Вы, Коновалов со своими конными орудиями, три тысячи пехоты и обоз.

– Вот пусть пехота хоть раз и разомнет ножки! Тут до границ наших сигнальных постов недалеко, километров десять всего в одну сторону! Опять же, этих бездельников много, новую сотню можно целый месяц посылать.

– Посылать – можно. Но если они хоть раз наткнутся на противника, то какие у них будут шансы обратно своим ходом вернуться?

– Ой, да кто этих гречкосеев считает?! Там же ни одного приличного человека, только крестьяне под рекрутскую повинность попавшие, да десятники-ведьмаки из числа такого же отребья. Допускаю, что среди сотников достойные люди еще могут попасться, но чего-то я не помню, чтобы у нас в пехоте имелся хотя бы один истинный маг или подмастерье из хорошего рода…

Остальные присутствовавшие в штабе офицеры на спор командира эскадрона с полковником не обращали особого внимания, поскольку были заняты своим делами. Двое курили у открытого окна, выпуская наружу кольца дыма и поглядывая с высоты центрального донжона на пусть не самую большую, но все-таки крепость. Один с сосредоточенным видом писал письмо, времени поглядывая на лежащий перед ним раскрытый медальон с локоном светлых волос. Еще пятеро корпели над картами, и в данный момент козырем были черви. В общем, представители командного состава не высказывались ни за, ни против прозвучавшего предложения. Тридцать четвертая сборная кавалерийская бригада армии его императорского величества Льва Первого на фоне остальных частей Российской армии не могла похвастаться ни богатой историей, ни славными традициями, ни хотя бы численностью, выучкой и оснащением солдат, которым повезло в нем служить. И это очень расстраивало присутствующих в составе данного подразделения офицеров, пусть и по несколько разным причинам. Одних печалило отсутствие возможности бравировать перед барышнями или старыми знакомцами. Вторые с тоской признавали, что ратные подвиги, связанные с ними награды и захваченные по праву победителя трофеи, скорее всего, пройдут мимо них. Третьи сетовали на скудность обеспечения их части, которой боеприпасы, продукты питания и положенные по уставу предметы роскоши вроде вина или сигар доставались едва ли не по остаточному принципу. Ну и конечно очень беспокоил всех умеющих думать вопрос того, насколько велики шансы данного кавалерийского полка уцелеть в бушующем вовсю пожаре Четвертой Мировой Войны, где уже успели сгинуть без остатка многие куда более серьезные подразделения. Однако, опасения свои обладатели роскошных офицерских мундиров старались прятать или, по крайней мере, при широкой публике не обсуждать. Все-таки подавляющая их часть являлась представителями благородных дворянских фамилий, по праву рождения владеющих силами магии и повелевающих представителями низших сословий. Признаваться в собственной трусости грозило аристократам потерей лица и общественным порицанием, а чересчур бурные обсуждения территориальных и людских потерь вкупе с возможными рисками могли обернуться беседой с представителями духовенства, что бдительно надзирали за душами своих подопечных и могли не только одергивать своих подопечных, но и наказывать их. В некоторых случаях – превентивно.

Со скрипом, похожим на стон страдающего в преисподней грешника, тяжелая бронированная входная дверь штаба отварилась, и на пороге, опираясь на массивный серебряный посох, застыл тот, при виде кого все присутствовавшие либо уважительно склонили голову в небольшом поклоне, либо и вовсе вытянулись в струнку и отдали честь. Но карт не спрятали и сигарет из рук не выпустили. Впрочем, застывший на пороге штаба генерал-майор не обратил на эти небольшие по меркам господ-офицеров нарушения ни малейшего внимания. Куда больше его занимал листок бумаги, который парил в воздухе прямо перед глазами самого могущественного чародея данного гарнизона, имеющего неплохие шансы однажды войти в саму боярскую думу.

– Безобразие! – Скривив губы, заявил во всеуслышание генерал Щукин, неспешно шествуя вперед, как и подобает представителю боярского рода. Сам младший магистр не имел права на высокую шапку, что останется на голове даже в присутствии императора Всероссийского кроме каких-нибудь особо важных моментов, но вот его отец входил в число истинной элиты государства. Правда, имелись у него и иные наследники, причем весьма немалым числом. – Наша бригада прикрывает одну из ключевых точек на юго-восточном фронте, а вместо запрашиваемого уже не первый месяц подкрепления эти штбаные крысы выслали нам два дня назад какой-то вольный отряд из состава Дальневосточной армии! Причем под командованием выскочки из простолюдинов, что непонятно как выбил себе служилое дворянство и четвертый ранг!

– Ну, могло быть и хуже. По крайней мере, это не толпа мобилизованных крестьян и не стадо какой-нибудь химерической мерзости, выведенной бестиологами по заказу казны, но еще не прошедшей испытания и дрессуру. – Пожал плечами полковник, щелчком сбивая с артефактного погона едва заметную пылинку. – Сколько их, кто там еще есть помимо этого самого выскочки и как скоро они сюда доберутся?

– Понятия не имею! – Всплеснул руками генерал-майор, едва не задев своим посохом командира эскадрона легкой кавалерии, что при появлении высокого начальства резко прекратил выражать свое недовольство и даже отошел в сторонку на несколько шагов. – Зная повадки этой швали, мы можем ждать и неделю, и две, три…А может они вообще не появятся, поскольку на половине пути дезертируют или к врагу переметну…

Окончание слов младшего магистра никто не услышал, поскольку вся крепость потонула в громких и довольно противных звуках, что все опытные военные практически мгновенно опознали как воздушную тревогу. Уж в том, чтобы уметь сходу различать сигналы свидетельствующие о видах чрезвычайных ситуаций был кровно заинтересован каждый из них. Возвращаться из мертвых умели лишь очень немногие высшие маги, и здесь на одного из них никто не тянул даже с очень большой натяжкой. Большая часть офицеров бросились к входной двери, стремясь занять свои боевые посты, а некоторые кинулись к ближайшим окнам и выбросились в них. И отнюдь не всегда те были открыты. На некоторых даже стояли решетки. Но стекло, рамы и толстые стальные прутья задержали всего одного чародея, да и то поднявшись обратно на ноги он сделал несколько шагов вдоль стеночки и перевалился через соседний подоконник. Вот только полетел он не вниз, а вверх. Видимо к обители связистов, располагающейся под самой крышей донжона.