– Уходим, – сквозь зубы сказал Адам. – Через забор…

Не успели. Через перила хлынула вторая волна: три ярко-рыжие скалли и шустрый кривоногий малдер.

– Всем стоять! – крикнула старшая скалли, подняв над головой удостоверение. – Шпионы – шаг вперед, и без глупостей! Без глупостей, я сказала!

Остановиться Вита и Адам просто не успели и автоматически угодили в шпионы. И не простые шпионы, а шпионы Империи, что вообще уже ни в какие ворота не лезло…

Страсть человечества к телесериалам не могла угаснуть из-за такого пустяка, как исчезновение телевидения. Буквально в каждом многоквартирном доме (а при отсутствии подходящего подвала или чердака – в сборном павильоне или ангаре неподалеку) стоял кинопроектор и круглосуточно гнал «киноиды» – так почему-то стали называть фильмы с бесконечными продолжениями. Поскольку покупать продукцию Голливуда подавляющему большинству владельцев этих кинозальчиков было не по карману, показывали в основном индийские и краснодарские римейки. Киноид «X-файлы», стартовавший ещё до Вторжения, в России соперничал в популярности даже с фаворитом всех времен – «Суперментом». На исторической же родине он окончательно увял с уходом продюсера Картера в научный дзен-буддизм. Исполнителей главных ролей быстренько подобрал Тинто Брасс, переключившийся на космическую тематику, а покачнувшееся было знамя с пламенеющей буквой «X» успели подхватить индусы, и теперь пол-Бомбея надрывалось на поточном производстве этих картин: две-три часовые серии в день… Все делалось в лучших традициях индийского кино: с песнями («Злобный инопланетный имперский шпион, он все время здесь, а я не могу его догнать, ай-я-яй, рин-тин-тин…» – и припев подхватывает хор подоспевших фэбээровцев) и танцами, которые начинались всякий раз, когда героям следовало поцеловаться или завалиться в постель. Разумеется, было много драк, не похожих на драки, и суетливых погонь. Имперские шпионы все были зеленокожие, и по этому признаку их иногда разоблачали. Все города мира, в которых разворачивалось действие, походили на Бомбей – то на деловой центр его, то на бедные кварталы, то на богатые предместья. В руководстве ФБР теперь встречались и марцалы; они скромно и вовремя принимали правильные решения и исподтишка, оставаясь в тени, давали мудрые советы недотепистым героям. К тому, что актеры на главных ролях меняются каждые полгода, все уже привыкли – для опознания хватало светло-рыжего парика героини и того, что к партнеру она обращалась: «Малдер»…

Объяснить, почему эта дикая лабуда вот уже двадцать лет занимает умы миллионов людей, заставляя их торчать каждый вечер у пыльных экранов, надевать в жару строгие костюмы с галстуками, носиться с бутафорскими пистолетами по людным местам и приставать к «подозрительным личностям», иногда доводя их до совершенно некиношных вспышек ярости, – объяснить этого не мог никто…

– Неладно вышло, господин полковник, – шмелем гудел хозяин кабинета, усатый полицейский майор. – Что с комедиантов взять, зла они не желают, ну, назойливые, как мухи, так это и потерпеть можно. Господь терпел и нам велел.

– …Не бил я его, – в пятый раз принялся объяснять Адам, – я щекотки боюсь. Просто дернулся. И вот…

– И легкие телесные повреждения, не сопровождаемые потерей трудоспособности. Зафиксированные в протоколе задержания. Что делать будем?

– Что будем, что будем… – вздохнул Адам. – Извиняться, конечно. Зуб вставлять. Фарфоровый. За мой счет.

– Можно два, – сказала Вита. Она сидела, завернувшись в зеленый махровый халат полицмейстера. Брюки и рубашка сушились в подвале, в прожарочном шкафу.

– Два? – не понял майор.

– Если он не согласится сразу, можно будет выбить ему ещё один зуб, – пояснила Вита.

– Так и запишем, – с облегчением сказал полицмейстер и хлопнул ладонью по кнопке вызова. – Давай сюда тех иксованных, – скомандовал он просунувшемуся в дверь сержанту.

– Так это, Сергей Филиппыч, ушли они…

– Без зуба?

– Так точно!

Адам после секундного размышления похлопал себя по груди.

– На два фарфоровых там точно хватит, – сказал он. – Бумажник тиснули, – добавил он для майора.

– Ах ты господи! – Тот бацнул твердой лапищей по столу. – Фомин, сбегай-ка за Шкуродером. Одна нога здесь, другая уже тоже здесь. Так, господин полковник, будем все переписывать. – Он вздохнул и вытащил из стола чистый лист. – Фамилия-имя-отчество-год-и-место-рождения?..

Адам, не противясь, повторил все сначала. С бумажками он не спорил. Принципиальной разницы между бумажками и ветряными мельницами он никогда не замечал, разве что мельницы были красивее, а встречались реже.

В приоткрывшуюся дверь просунулся плечистый бритоголовый юноша в спортивном костюме.

– Вызывали, Сергей Филиппович?

– Вызывали. А кто стучать будет? Может, я тут женский пол допрашиваю? А ты без стука?

– Больше не повторится! – бодро отрапортовал юноша и вошел в кабинет целиком.

Вита смерила его взглядом снизу вверх и присвистнула. В дверном проеме свободного от юноши места просто не оставалось.

– Ты давай проходи и садись. Вон, на табуреточку, осторожненько. Мебель – дело тонкое, это тебе не на травке. Ты мне скажи, вы что себе позволяете?

Едва успевший присесть, юноша в недоумении вскочил.

– Не понял, Сергей Филиппыч. Мы же вчера отчитались по полной, дело с грибочками закрыть успеем, а покража – сами знаете, пока хоть что-нибудь не всплывет…

– Покража подождет, – веско уронил начальник. – А то вот ты тут дела закрываешь в свободное от безобразий время, а твои, понимаешь, иксанутые френды встали на путь порока. Вот так я тебе скажу. У господина полковника бумажнику исчезновение устроили. Среди бела дня и без всяких тарелок. Это как называется, я тебя спрашиваю?

Несколько секунд молодой человек пребывал в полном оцепенении. Потом страшным шепотом:

– Наши?!

Получилось: «нашшшшшш-бульк».

– А чьи же еще? Или думаешь, восточно-американские коллеги специально за нашими бумажниками теперь ездют? Ваши, ваши. Три сильно рыжих и один тормоз. Кафе «Ракушка».

Юноша попятился к двери.

– Так это… Я сейчас! Не может быть, чтобы наши. Я сейчас совещание соберу и все выясню.

– Вот-вот, выясни и разберись.

Это был длинный-длинный день – день в ожидании грозы, день добега, день перед неминуемой сдачей города… «Субарик» подпрыгивал на ухабах разбитой дороги, давно забывшей, что такое колеса. В трещинах местами росла трава.

– Еще двадцать лет, – ворчала Вита, – и здесь будет поле. А по полю будет ходить Лев Толстой. С во-от такой бородой. И в пенсне. Как Чехов.

– Почему Толстой? – рассеянно спросил Адам.

– А увидишь, – сказала Вита. – За пожаркой направо и сразу во двор.

Они миновали памятник пожарным, изнемогающим в борьбе со шлангом. «Субарик» в ужасе вильнул. Возможно, ему примерещились змеи. Или древние греки.

Из нужной подворотни медленно выпячивался толстой задницей вперед многоместный старый глайдер-автобус. Приходилось ждать…

Адам, отрешенно скрестив руки на руле, что-то немелодично насвистывал, вытянув губы трубочкой. Видно было, что он уже не здесь.

А где?

…Когда Мартын положил перед нею пси-грамму, она не обратила внимания на имя, скользнула взглядом по фотографии (лицо показалось незнакомым: низкие брови, глаз почти не видно…) и стала разбираться в хитросплетении кривых; Мартын азартно посапывал за плечом: во какой зубец! а тут, а тут! да если ты из него хоть половину его способностей вытащишь, вам обоим цены не будет!..

А потом он вошел – и, ещё не признав в нем старого знакомца, Вита почувствовала этакий теплый ток, медленно пролетевший по воздуху и шевельнувший чувствительные вибриссы души. Да. А потом оказалось, что они давным-давно знакомы. Давным-давно. Просто некоторое время не виделись…