– Да много ты понимаешь, фидошник недокачанный!.. – протрезвел от обиды митек.

И спорщики удалились на кухню – с помощью армреслинга выяснить наконец, что лучше для человечества.

В ожидании результата поговорили о коллективном бессознательном Юнга и примитивной сексуальности Фрейда (разговор о Пунических войнах мгновенно подох, поскольку Коля остался без собеседника), а заодно о хепенинге и саспенсе как феноменах переживания и о покосившемся парнике на дачном участке Людмилы Михайловны…

Минут через пять токарь вернулся и, воздев над головой тельняшку, провозгласил:

– Интернет мертв!

И все дружно выпили. Леночка побежала утешать побежденного. Адам с облегчением вздохнул.

– Ну, ты меня успокоил… – сказал Коля токарю. – Интернет мертв, и слава Богу… Это не значит почти ничего, кроме того, что, возможно… мы полетим к звездам.

Он произнес это смеясь, но сквозь шутливый тон Адам уловил странную нотку.

– А какая связь между Интернетом и звездами? – спросил он в лоб.

– Видите ли… Макс, сядь! – Коля положил лапу на плечо академика. – Мои одноклассники поголовно хотели быть космонавтами. А кем хотят быть нынешние дети? Половина – банкирами, а половина – программистами. Им подсунули очень легкодоступные мечты. В нашей школе никто космонавтом не стал, а из этих… Ну, половина не половина, а треть-то станет этими долбанными программистами. Будут конструировать и сооружать виртуальное пространство, гоняться на трехмерных звездолетах за плоскомордыми пришельцами, пилить их бензопилой… и на полном серьезе жениться на хорошо прорисованных девочках… Зачем им настоящий космос, если в этом – куда интереснее? Удобно и почти бесплатно. И никакой опасности, разве что геморрой подкрался неприметно… Ударившись в развитие связи, человечество потеряло звезды. И это настолько фатально, что я иногда думаю: а не навязано ли это нам теми самыми пришельцами? Макс, ты сиди…

Но Макс и не вставал вовсе – он заваливался назад, держась за горло.

Адам потянулся через стол – подхватить… Воздух стал плотный и вязкий. Желтый скользящий звук распилил череп и застрял в зубах. Все стали картонными, мягкими, пыльными. Потом сквозь шторы вплыл густой белый свет. Адаму показалось, что глаза засыпало горячей манной крупой. Он потянулся к лицу – протереть глаза; рука двигалась с трудом, словно через толстый пласт паутины. Адам слышал, как рвутся липкие нити. Кто-то кричал. Академик все ещё падал, и падал, и падал, и падал…

Стены, пропитанные светом, растворялись, как сахар в молоке. Люди истончались до полупрозрачности. Черный прямоугольник стола повис в воздухе, медленно покачиваясь. Пахло убежавшим молоком и сахарной пылью. Во рту появился привкус плесени…

А потом – словно игла проигрывателя слетела с пластинки – воздух стал плотный и вязкий. Желтый скользящий звук вновь распилил череп и застрял в зубах. Все были картонными, мягкими, пыльными. Из-за штор плыл густой белый свет. Адаму казалось, что глаза засыпало горячей манной крупой. Он тянулся и тянулся к лицу – протереть глаза; рука двигалась с трудом, словно через толстый пласт паутины. Адам слышал, как рвутся липкие нити. Кто-то кричал. Академик все ещё падал, и падал, и падал, и падал, и падал…

А потом – словно игла проигрывателя слетела с пластинки – воздух стал плотный и…

…и вдруг все кончилось.

Однажды так уже было – во время учений рванул взрыв-пакет, никого не убило и всерьез не ранило, отделались пустяковыми ожогами и контузиями, идиоты. Но Адам запомнил эту звенящую легкость и пустоту – и ощущение громадного распирающего давления внутри тела.

Вот и сейчас он чувствовал себя туго надутым воздушным шаром: коснись его – и разлетится в клочья…

– Что это было? – сипло спросил Макс; он встал, тяжело опираясь на столешницу.

– Ни хрена себе фейерверк… – пробормотал токарь. – Руки бы этим китайцам повыдергать и шлюпочным узлом к их же хренам присобачить. На хрен, – уточнил он.

– Блин, – растерянно сказал директор водочного завода – а у меня часы сдохли. Который час?

– Полтретьего, – отозвался кто-то.

– Не может быть!

– А у меня два десять…

– А у меня стоят.

– И у меня.

– Взорвали что-то, падлы.

– Ой, да бросьте…

– Максим, как вы себя чувствуете?

– Черт, да который же все-таки час?

– Включите телевизор. Может, действительно что-то произошло.

– Вот когда пили за то, что ничего не случилось, надо было по дереву постучать!

– Точно, – хмыкнул Коля, – и плюнуть через левое плечо на соседа.

Адам добрался до телевизора и, не найдя пульт, ткнул нужную кнопку на корпусе.

На экране появились двое ведущих, загримированных под Бивиса и Батхеда.

– Крутой оттяг получается, – сказал один мерзким голосом.

– Только надо посмотреть телевизор, – ещё более мерзким голосом отозвался второй.

– И телки классные. Видел, какие у неё сиськи?

– У которой?

– У той, которая сейчас сбацает нам клевый романс – «Пойми мою печаль». Понял, да?

Людмила Михайловна, болезненно сморщившись, воскликнула:

– Адам, голубчик, убери эту гадость!

Не послушавшись, Адам молча ткнул пальцем в угол экрана. Там, на маленьком циферблате, только что сменились цифры. Было 04:59. Стало 05:00.

Потом стало 05:01.

– Максим, вы что-нибудь понимаете? – спросила Людмила Михайловна.

Тот развел руками. Руки заметно дрожали.

– Макс, ты посиди, – обеспокоенно сказал Коля, – я тебе водички принесу. И ушел на кухню.

– А никто не слышал? Может, нам опять время перевели? Телевизор-то выключен был?

– Да ерунда какая-то. Небось пленку перепугали, спьяну.

Упрямый Адам стал переключать каналы.

– Да… да… да…

– Прекратите! – вдруг завизжала Катерина. – Вы что, ничего не поняли? Нас же похитили! Дети! Где дети?!

– Кать, ты чего? На месте дети, я смотрел, – перебил жену возникший в дверном проеме Николай. – Все путем. Народ, а кто Леночку видел? Они так без тельняшки и бегают?

– Да на кухне они, – раздраженно бросила хозяйка дома. – Прокурили насквозь…

– На кухне был я, – терпеливо объяснил Коля. – И в ванной был. И к детям заходил. Нет их нигде…

Ни Леночку, ни митька больше никто никогда не видел. Обувь и верхняя одежда нашлись в прихожей, и трофейная тельняшка так и осталась у токаря.

На всю жизнь…

Адаму следующие несколько дней запомнились как рваный полусон-полубред – люди в форме, собаки, отпечатки пальцев, протоколы… Больше всего он боялся, что опоздает прибыть к новому месту службы. Однако – хотя он действительно опоздал – никаких неприятностей это не повлекло. Его внимательно – очень внимательно – выслушали, потом его выслушали ещё раз, в другом месте; в результате в его предписание были внесены существенные изменения…

…Когда же наконец хватились паршивца Саньки и отпоили перепугавшуюся бабку Калерию, то оказалось, что мальчишка так и спит под столом и его невозможно добудиться. Он проспал ещё двое суток.