Саму идею общей трапезы коты восприняли положительно. Вите даже показалось, что она нечаянно сдала какой-то сложный экзамен. Теперь она сидела по-турецки, прислонившись к ножке кровати, и машинально жевала что-то, не разбирая вкуса, и запивала чаем, чаем, чаем – благо ведерный термос Санькина мама заполнила доверху.

Коты устроились на полу скорее по-кошачьи, чем по-человечески. Ким полулежал немного поодаль – Вита чувствовала его присутствие спиной.

Катастрофически не хватало Адама – хоть за спиной, хоть вообще где-нибудь. Вита пыталась дозвониться до базы, но ничего не получалось, все телефоны были либо заняты, либо там никто не брал трубку. Она не знала даже – приехал туда Адам или нет.

Нечего сказать, оставили отдохнуть, чтобы с ней ничего не случилось…

Со своей ролью полуродителя Вита ещё не освоилась, да и не осваивалась. Нечаянное материнство не шло ни в какое сравнение с тем, что взрослые коты разговаривали с нею как полномочные представители своей расы – с полномочным представителем расы людей, ни больше ни меньше… Нет, больше – через некоторое время Вита с оторопью поняла, что коты так много рассказывают о себе для того, чтобы её, Виту, познакомить с историей теперь уже и её собственного народа.

Итак, эрхшшаа – так коты называли себя – испокон веков были разведчиками, первооткрывателями, пионерами, покорителями пространства и строителями кораблей. Именно благодаря им старая Империя так стремительно расширялась – и, пожалуй, именно их меньше всего затронула великая вселенская катастрофа: просто они принялись осваивать пространство в обратном направлении, навстречу друг другу. Их модификат оказался исключительно стабильным – ни в каких генетических подкачках они никогда не нуждались. Собственно, даже то, что они модификат, учеными эрхшшаа ставилось под сомнение. Скорее уж, полагали они, исходные люди (то есть земного типа) и эрхшшаа – суть изделия одной мастерской, а уж что послужило исходным материалом, сейчас, когда утрачена почти вся значимая информация о древней Империи и её предшественницах, – узнать невозможно.

Воссоединившись наконец и освоив шесть вполне приличных кислородных планет и около полусотни спутников и астероидов, где атмосферу приходилось создавать искусственно, эрхшшаа вдруг неожиданно для себя наступили на какие-то больные мозоли новой Империи, наивно полагавшей себя законной наследницей той, исчезнувшей. До военного конфликта не дошло, хотя долго все висело на волоске. При соотношении живой силы примерно один к десяти тысячам эрхшшаа не сомневались, что выиграют любое сражение. Более того, они выиграют столько сражений, сколько нужно выиграть. Но – что дальше? В конце концов победили соображения, что худой мир лучше доброй ссоры и что торговля выгоднее контрибуций. В результате сложных переговоров эрхшшаа сохранили полную самостоятельность, но взамен согласились строить корабли не только для себя (Вита поняла так, что коты выращивают корабли почти с той же легкостью, с какой человеческие дети выдувают мыльные пузыри – причем корабли строятся на все случаи жизни: от уютной, как гамак, одноместки, предназначенной для медленных прогулок над лунным озером, до огромных перелетных городов, перемещающихся между звездами), но и для Империи – в обмен на сырье и что-то вроде денег. И достаточно быстро почти вся Империя пересела на их корабли – простые, удобные, прочные. Обе стороны были довольны.

Правда, в том старинном договоре был один крайне неприятный для эрхшшаа пункт, имевший, как ни странно, непосредственное отношение к тому, что происходило сейчас на Земле. Имперцы требовали, чтобы каждый новый или капитально отремонтированный корабль в первом полете сопровождали «представители фирмы». Это оскорбляло котов, потому что их техника отказов не знала, но, очевидно, имперцы вынесли какой-то неприятный опыт из собственного корабельного дела. Но вообще-то одно дело, когда строитель моста сам становится под ним при открытии, другое – когда его туда ведут под дулом винтовки… А у имперцев мозги устроены как-то иначе, не так, как у нормальных людей, и многих простых вещей они не понимают. Не понимают, и все. Это Вите объяснили буквально на пальцах. Выходит, имперцы потребовали заложников? – попыталась уточнить она. Понятия «заложники» в языке эрхшшаа не было. Когда Вита с трудом растолковала, что означает это слово, коты пришли в ярость, снизу примчался всполошенный Кеша, его тут же отправили обратно… и только после долгой паузы взрослые согласились, что такое толкование может иметь место. Не имело же места – единственно по причине гордости. Все-таки эрхшшаа были гордым и мужественным народом, и, сказал Кот, просто не согласились бы жить на таких унизительных условиях, как те многочисленные народы и расы, что составляют ядро Империи…

Это было как сон – как то, от чего Маша сознательно отказалась много лет назад, избрав новое для себя поприще, став чем-то вроде тайного правителя, нет, не правителя, конечно, но все равно – вершителя судеб. Звездочкой в какой-то чертовски сложной коробке передач. Вик любил рассуждать на темы: на что мы влияем, как оно было бы без нас…

Маша просто твердо знала: без неё ничего не было бы. Без неё и без таких же, как она. Тайных невидимых гномиков, крутящих колеса Истории. Подливающих масло или подсыпающих песочек – там, где надо. И иногда, если надо – ложащихся самим: когда в качестве смазки, когда – песочка, а когда – и динамитика.

И вовсе незачем – да и нельзя – знать, что в прошлом произошло само собой, а что – по воле таких вот маш.

И, разумеется, тех, кто мудро руководил ими со звезд.

Но за это все она расплатилась снами. Так уж получилось именно с нею: иначе она не могла связываться со своими, а без связи – какой же ты вершитель судеб? И вот теперь, как в детстве, как в ранней юности – она попала в сон. В собственный сон. Причем наяву.

…Компрессор продолжал негромко пыхтеть, и музыка, звучащая сразу отовсюду и более всего изнутри, каким-то образом вплела его пыхтение в себя, преобразовала в дополнительную тему, облагородила, звуки стали лилово-серебристыми и синевато-серыми, пушистыми, мягкими. Внешнее и внутреннее пространства не то чтобы поменялись местами, но поменялись значениями. Внешнее съежилось до объема картонной коробки, в которой сидит мышь; внутреннее, напротив, разрослось, облекло внешнее в себя, вырвалось за его пределы. По нему можно было сначала ходить, потом летать…

Там было все: солнце, скалы, море, луга, леса, пронизанные светом. Правда, иногда пробегали какие-то чуть заметные волны – словно Маша видела все это отраженным в очень спокойной воде.

Потом пришли гости. Их было, разумеется, двое: мальчик и девочка… нет, конечно – молодой человек и девушка, просто не очень высокие и с копнами волос на головах, из-за чего пропорции тел изменились и казались почти детскими, подростковыми. Они были одеты только в собственную наготу, но это было очень естественно, очень им шло, а кроме того, вокруг их тел что-то струилось, почти невидимое взгляду, но интуитивно воспринимаемое как граница. За этой границей они могут делать что хотят… равно как и Маша могла делать что хочет в своем внутреннем пространстве, и она их одела во что-то квазигреческое, а потом добавила венки из полевых цветов на головы: пусть будут пастух и пастушка, Дафнис и Хлоя.

– Меня зовут Дениза, – сказала девушка.

– А меня – Холос, – сказал парень.

– То есть почти то же самое, что вы подумали, только наоборот. Дениза и Холос. Смешно, правда? А вы – Маша. Мы про вас все знаем.

Они про неё действительно знали все…

– …Вы не должны этого делать, Маша, – убеждала её Дениза, сидя рядом на траве. Холос лежал перед ними, положив голову на сгиб локтя, и сосредоточенно жевал длинный стебель ромашки. Глаза его были необыкновенно светлые, голубовато-серые, взгляд спокойный и чуть насмешливый. – Подумайте, разве вы могли бы в нормальном состоянии пойти на такое? Никогда в жизни! Значит, вас используют для совершения преступления. Используют, а потом выбросят…