А ведь это родной медпункт. Вон в ту дверь проходил сотню тысяч раз, когда с шоколадками, а когда и так. Протоптал дорожку в линолеуме – вот. Санька встал на неё и пошел, и так было чуть легче.

Держись за мной, сказал дядя Адам. Он и держался.

За дверью был смотровой кабинет: ширма, диагност, вместо одной знакомой медсестры – три незнакомых и воендокторша, которая всегда носит неформенную шляпу с широкими полями. Прозвище её он знал, но забыл.

Ага, а вот ещё одна дверь, которая раньше всегда была заперта. А за ней палата, в палате кровать, на кровати марцал. В полосатой пижаме. Рука прикована к кровати черными браслетами. Морда опухшая, левый глаз заплыл.

Первым вошел старший спецназовец, такой широкий, что занял собой полпалаты. Дядя Адам, Санька и пристегнутый к нему на всякий случай Антон задержались в дверях. А ты, дочка, погоди, услышал Санька за спиной, но не обернулся. Спецназовец (полковник Макарушкин, вспомнил Санька) первым делом подошел к разложенным на кушетке вещам марцала и стал в них копаться. Антон шумно задышал сзади.

– Как вы смеете? – слабым, но очень уверенным голосом спросил марцал. – Это абсолютно беспрецедентно. И освободите же меня наконец.

– Немедленно? – уточнил Макарушкин.

– И немедленно, да! – прекратите это издевательство. Что, собственно говоря, происходит?

Марцал преображался на глазах. Он уже сидел, всем телом развернувшись к Макарушкину, и как-то умудрялся делать вид, что прикованная рука ему совсем не мешает. Голос звучал громче и бархатистей.

– Немедленно – никак не могу, – виновато сказал Макарушкин. – У меня приказ. Сначала проверим вещички. Потом – по обстоятельствам. До выяснения. Вот это что? – Он вытащил из груды вещей маленький матово-черный шарик.

– Для вас это не представляет никакой пользы. Можете считать, что это – как вы говорите? – сувенир.

Санька посмотрел на Антона. Дядя Адам прижал палец к губам и что-то показал жестом. Санька не уловил, но Антон все понял, сместился влево, заставив Саньку переступить на два шага, и спрятался от марцала за косяком двери – и уже там уверенно замотал головой из стороны в сторону.

Макарушкин тем временем продолжал осмотр, сыпля слова как ни в чем не бывало.

– Как хорошо, господин военный советник, что вы отвечать соглашаетесь. Вот мы быстренько во всем и разберемся. А это что вот? – Он извлек из внутреннего кармана марцальского мундира небольшую ромбовидную коробочку и ткнул ею в Барса.

– Положите на место, – скомандовал тот. – Это личное оружие.

Антон кивнул утвердительно.

– А чем стреляет? – Макарушкин весь излучал искреннейшее любопытство. – И как?

– Я повторяю, это личное оружие. У вас оно просто не выстрелит.

Яростнее мотание головой.

– Не выстрелит, так не выстрелит. – Покладистый Макарушкин отложил коробочку… и снова взял её в руки. – А все-таки любопытно научиться. Вот так её, похоже, держат, вот это что-то вроде спускового крючка… А что, удобная штука, легкая, портативная. Сами делаете или покупаете где?

Санька понял, что Макарушкин издевается. Штука, которую он держал в руке, была обычной «щекоталкой» – оружием экипажей невольничьих кораблей. Их изучали в школе. Малая мощность – зуд, средняя – боль, высокая – судороги и шок. Если снять с предохранителя – мгновенная смерть.

– Отдайте, – приказал Барс. – Это не игрушка. Это лучевое оружие.

– Так я и сам вижу, что лучевое, – охотно поддержал Макарушкин, но с места не сдвинулся. – И кино было такое: «Лучи смерти». Там марсиане ими орудовали. Хотя нет, кино как-то иначе называлось…

Марцал, кажется, растерялся. И одновременно насторожился. Поэтому он откинулся поудобнее и тихо-тихо, почти вкрадчиво попросил:

– Господин офицер, отдайте мне мою вещь и объясните внятно, чего вы добиваетесь.

– Я? Добиваюсь? – Макарушкин пожал плечами. – Помилуй Бог, я всего лишь любопытствую.

– Как вас зовут?

– Да ну что там зовут… – застеснялся землянин. – Макарушкин зовут. Василий Иванович. А то ещё полковником кличут. Но это редко. Нравы у нас простые, не то что на флоте.

– Насколько я понимаю, господин Макарушкин, вы не хотите исполнять, но в то же время не осмеливаетесь самостоятельно отменить преступный приказ, отданный вам каким-то старшим офицером, я правильно изъясняюсь? Но вам должно быть известно, что военные советники моего ранга могут быть подвергнуты обыску или допросу только в присутствии консул-координатора или, как исключение, в присутствии ещё двух старших офицеров марцальского флота или Генерального штаба. Я рекомендую вам быстро разыскать…

Дядя Адам отстранил Саньку, сделал несколько быстрых-неслышных шагов и, оказавшись у марцала за спиной, резко спросил:

– А тех мальчишек, которых ты вместо взрывателя использовал, – ты их в присутствии офицера-воспитателя обрабатывал?

Марцал обернулся на голос и – Санька глазам не поверил – мгновенно побледнел.

– Послушайте, Адам, – неуверенно забормотал он, – я же вам все объяснил ещё в госпитале…

– В госпитале ты мне рассказывал, что ты в полной жопе. Но ты почему-то забыл сказать, что главное дерьмо в этой жопе – ты сам. Теперь меня интересуют детали. Во-первых, эта.

Он что-то показал марцалу. Тот заерзал, задергал прикованной рукой.

– Я просто не успел как следует… Адам, это учебные взрыватели, посмотрите на маркировку. И вообще, уберите эти кандалы и давайте поговорим как цивилизованные люди…

– Так я слушаю. Очень внимательно. Откуда должен прийти сигнал на эту штуку?

– Да никакого сигнала!.. – Голубые глаза марцала высекли синие искры.

– Он врет, – сказал сзади Антон.

– Я знаю, – холодно сказал Адам. – Ты все время врешь, и так меня достал этим враньем… Вообще вы все – все время врете. Голова раскалывается, столько приходится держать в ней вашего вранья и сортировать, сортировать… Так вот: теперь ты врешь зря. Потому что спасет тебя только святая правда. Чистая, как вода горного источника. Ты, кажется, самого главного ещё не понял: я с тобой сделать могу все, что захочу. Могу к стенке поставить. Могу кусочками нарезать. Могу в дерьмо головой сунуть – тебе там самое место.

– Адам, вы с ума сошли! Вас же после этого самого… мелкими кусочками… причем – ваши люди!..

Адам подошел вплотную, наклонился и в упор посмотрел на марцала.

– Ты, Барсик, не шуми. Ты ведь ещё дите малое. Мало битое. Просто никто ничего не узнает. Ну, провалил один придурок террористическую операцию и от позора застрелился из личного оружия. Иваныч, – позвал он, не отводя глаз от Барса, – проверил, батарейки там свежие?

– Судя по индикатору, две трети заряда. Если бить по максимуму, то хватит ещё на десяток таких, как он. А по минимуму… три часа здорового смеха, я думаю.

– Вот и разобрались. – Дядя Адам говорил все тише, а марцал бледнел все сильнее. – Откуда придет сигнал?

– Не будет никакого сигнала!

– Ты сказал, что сам готовил эту операцию.

– Только свою часть!

– Взрыватели не учебные. Маркировка – вранье. Откуда придет сигнал?

– Не знаю!

Адам взял марцала за шиворот и встряхнул.

– Надо было тебя, сука, выпороть, а не тех пацанов, которым ты головы заморочил. И ещё не поздно. Или ты заговоришь, шакаленок, – он отпустил марцала и брезгливо вытер руку, – или мы начнем проверять, чего ты больше боишься. Имперцы парламентера ещё не прислали, так что время у нас есть. Иваныч, свистни двух ребятишек покрепче.

Макарушкин просто махнул рукой, и за спиной Саньки произошло какое-то движение.

А марцал вдруг почему-то успокоился. В голосе снова появились уверенные и этакие барственные нотки.

– Послушайте, Адам, это варварство, и никто вас не поддержит. А главное – оно совершенно бессмысленно. Я всей душой готов с вами сотрудничать, а вы почему-то заставляете себя совершить насилие надо мной. Но ведь это насилие прежде всего над вами!

Адам подскочил к нему и сделал быстрое движение. Спокойно отошел в сторону. Марцал свободной рукой держался за лицо, из его удивленных глаз градом катились слезы.