Второй вопрос:

Ошо,

В последнее время со мной стало происходить вот что: как только утром я открываю глаза, первое, что я вижу, – это зрительные образы, что-то вроде сцен из фильма, а через несколько дней эти сцены в точности повторяются в жизни.

Перед моим приездом в Бомбей у меня было видение отеля «Голден Мэнор» – окружающая обстановка, сад, люди, – и когда я приехал сюда, все оказалось точно таким, как в моем видении. Я писал тебе письмо об этом, но не осмелился его отправить. Сейчас видения посещают меня часто, и я не знаю, хорошо это или плохо.

И еще, когда ты был в Уругвае, а я – в Бразилии, у меня внезапно возникло сильное желание пойти в свою комнату, сесть на пол и закрыть глаза. Я так и сделал. Это была словно вспышка: я увидел, как ты сидишь за столом и весело смеешься. Другого человека я видел только со спины, и он показался мне немного серьезным или грустным. Потом ты увидел меня и попросил подойти, а тот человек повернул голову, чтобы на меня посмотреть. Он был красив, очень красив… Все видение было наполнено светом! Я уверен, что это был не Иисус – другая борода, и глаза более глубокие и открытые. Через некоторое время по радио сообщили, что за несколько часов до этого умер Кришнамурти.

С тех пор я полностью уверен, что ты живешь одновременно на двух уровнях, и я не знаю, на котором из них ты пребываешь большую часть времени в своей повседневной жизни.

Ты говорил раньше, что не приходишь в наши сны.

Но разве не правда, что ты так близок к ученикам, что мы соединены с тобой все время, а не только в наших снах?

Следует понять нечто очень важное: сон и видение кажутся похожими, но это два совершенно разных явления.

Сон – это проекция ума. Сам по себе сон не имеет никакой ценности. Это всего лишь мысль в виде картинки.

Маленькие дети не умеют выражать свои мысли, но они могут понимать картинки; поэтому в детских книгах вы можете увидеть большие картинки, яркие краски и очень мало текста. Постепенно, по мере того как ребенок подрастает, картинок становится все меньше, а текста все больше. В конце концов, когда он оказывается в университете, картинки исчезают совсем, и остается только текст. Возможно, вы не интересовались, почему так происходит…

Если ребенку в детском саду дать книгу без картинок, ему с ней будет совсем не интересно, потому что он еще не научился выражать свои мысли словами. Но он умеет фантазировать и увлекается своими фантазиями гораздо сильнее вас; порою он так ими увлекается, что утром вы можете обнаружить его плачущим: «Только что у меня был велосипед. Куда он делся?» Ему снилось, что он катался на велосипеде, а когда он открыл глаза, то увидел, что лежит в постели и велосипед исчез. И его сон настолько реален, что ему очень трудно отличить настоящий велосипед от велосипеда из сна; это почти одно и то же.

Мы вырастаем, но наше бессознательное никогда не взрослеет, оно остается детским.

Поэтому во сне, когда ваш осознающий ум – с его знанием языка, понятий, слов – крепко спит, ваше бессознательное начинает предаваться фантазиям. Оно такое же, как у ребенка, поэтому каждая мыслеформа переводится им в форму картинки.

Это одно из самых великих открытий Зигмунда Фрейда, который занимался тем, что слушал рассказы о сновидениях. И Фрейд делает обратное: он переводит увиденные во сне образы в понятия, в слова. Для этого требуется огромный опыт. Однако тут нельзя быть уверенным в чем-то.

Если вы обратитесь к Зигмунду Фрейду, то любое сновидение будет сведено им к чему-то сексуальному, поскольку такова его идея: весь секс подавляется.

Действительно, сексуальность сильно подавляется, однако есть и многое другое, что также подавляется. Подавляется не только секс.

Но это проблема всех изобретателей и первопроходцев: они настолько одержимы своими открытиями, что не замечают других возможностей.

Ученик Фрейда, Адлер, ушел от него по одной простой причине: он считал, что секс может быть лишь частью подавляемых эмоций. Но это не все. Его собственная идея заключалась в том, что амбиции, воля к власти гораздо важнее, и что основная часть ваших сновидений связана со стремлением к власти.

Например, вам снится, что вы стали птицей и вы летите. Для Зигмунда Фрейда это будет означать только то, что вы хотите такой же сексуальной свободы, как у птиц и животных, и больше ничего. Но для Адлера полет вверх означает, что вы честолюбивы, что вы хотите стать премьер-министром.

Однако все это лишь догадки.

Карл Густав Юнг, другой ученик Фрейда, тоже ушел от него, так как его больше интересовали древние мифологии, и он считал, что наши сновидения являются частью наших предыдущих жизней. Поэтому, если вам приснилось, что вы – летящая птица, то Юнг истолкует это так, что в какой-то из ваших прошлых жизней вы были птицей.

Итак, что же делать со всеми этими людьми и что выбрать?

Язык образов, взятых из сновидений, не может быть точным. Он примерно такой же, как в живописи, и люди, глядя на картину, могут по-разному понимать ее смысл…

Подобно тому, как у ребенка есть язык образов, так и у вашего бессознательного есть этот язык.

Меня не интересует интерпретация ваших сновидений, поскольку это бесполезная работа. Вы можете заниматься этим годами, и сновидениям не будет конца: каждый день в течение шести ночных часов вам приходится видеть сны. И у вас есть неиссякаемые источники сновидений.

И сновидение очень стремительно – время в нем течет не так, как ваше обычное время. Читая газету, вы можете задремать на минутку и увидеть сон, который длится несколько лет, а когда вы просыпаетесь и смотрите на часы – прошла всего одна минута. Вы говорите: «О Боже, за одну минуту я увидел во сне столько всего – это продолжалось целый год или даже несколько лет».

Время в сновидении отличается от обычного времени.

До сих пор никто не смог изобрести часы для измерения времени во сне, и, возможно, этого никогда не случится, потому что есть ленивые люди и прыткие люди; одни люди носятся, другие сидят сиднем. И в сновидениях существуют те же самые различия: ленивые люди видят замедленные сны, прыткие люди видят стремительные сны; сновидение является вашим отражением. Поэтому я не думаю, что можно создать часы для сновидений, которые будут подходить всем. Это невозможно, поскольку скорость сна у всех разная.

Видение кажется похожим на сон, но это не сон.

Видение – это объективный феномен, это не проекция вашего ума. Вы видите нечто, вы не проецируете. Ваш ум способен видеть, когда он достигает определенной ясности.

Я как-то путешествовал с одним из моих друзей. Он поэт. Мы ехали в автобусе с кондиционером, было где-то около десяти часов вечера. И вдруг он услышал: «Мунна, Мунна». Больше никто этого не слышал. Я сидел рядом с ним, и он спросил меня:

– Ты слышал? Кто-то зовет: «Мунна, Мунна».

Я ответил:

– Я ничего не слышал. Тебе, наверное, приснилось.

– Нет, – сказал он. – Я не сплю. Я курил, мне это не приснилось. Только мой отец зовет меня Мунной. Больше никто меня так не называет, это мое детское имя. Моя мать, которая звала меня Мунной, умерла. Мой отец – единственный человек, кто называет меня Мунной, и никто даже не знает об этом. И голос был, точно как у отца.

Я сказал ему:

– Давай доберемся до места и позвоним тебе домой, чтобы узнать, что случилось.

Около полуночи мы доехали до Нагпура, позвонили и узнали, что его отец умер ровно в десять часов. Возможно, в момент смерти он вспомнил о своем единственном сыне, вспомнил об имени, которым он всегда его называл.

Так что это был не сон. Он ничего не видел, но он слышал; это факт. Отец находился почти за шестьдесят миль от того места, а умирающий человек не в состоянии крикнуть так, чтобы его услышали за шестьдесят миль. И даже если бы он крикнул так громко, то все в автобусе услышали бы это. Но его услышал только мой друг. Даже я не почувствовал, что его отец позвал сына: «Мунна».