Две недели прошли незаметно. Каждому нашлось дело. Многие были заняты рубкой леса и починкой корабля. Деревья, росшие на острове, были так тверды, что все топоры, имевшиеся на гауле, пришлось употребить на то, чтобы срубить лишь одно, самое тонкое. Оно пошло на переднюю мачту, давшую трещину во время последней бури. Матросы выкорчевали пенёк и притащили его на корабль. Он был так тяжёл, что мог вполне заменить железный якорь. Щели заделывали высушенными водорослями. Запасы смолы, к сожалению, иссякли. Мидаклит предложил заменить смолу клейким соком исполинского дерева, прозванного карфагенянами «плачущим». В этом соке вымочили и канаты, чтобы уберечь их от гниения. Корабль пропитался запахами девственного леса.

Часть матросов занялась сбором черепашьих яиц и ловлей черепах.

Черепахи лежали среди камней, огромные, зеленовато-чёрные. Медленно они вытягивали свои морщинистые шеи и слезящимися на солнце глазами следили за людьми. Черепах переворачивали на спину и, взвалив на носилки из ветвей, перекладывали в лодку, а из лодки поднимали на гаулу. Ганнон приказал очистить для них место в трюме.

В поисках черепах матросы разошлись по всему взморью. Уже смеркалось, когда Адгарбал увидел предмет, торчащий из песка. Кусок ствола, сломанного бурей? Олений рог? Нет! Весло! У моряка захватило дух.

— Смотрите, что я нашёл, — закричал он, оборачиваясь. — Весло!

— Спокойно! Спокойно! — сказал Ганнон, хотя у него самого бешено колотилось сердце.

Да, в этом нет сомнения. В руках у Адгарбала обломок вёсла. Весло здесь, на необитаемом острове! Судя по размерам, им могли пользоваться только на большой гауле. Лет сто назад финикийцам удалось обогнуть Ливию. Но это весло не могло принадлежать им. За сто лет во влажном климате дерево должно было сгнить и превратиться в труху. А на весле виден свежий излом. Значит, здесь недавно побывал какой-то корабль. Но какое судно могло оказаться в этих водах, кроме «Сына бури»? Может быть, он потерпел здесь кораблекрушение?

— Идём, — торопливо бросил Ганнон Адгарбалу. — Ты мне покажешь, где его нашёл.

Ганнон с Адгарбалом стояли у большого остроконечного камня.

— Вот здесь, — указал Адгарбал.

Ганнон взглядом измерил расстояние до моря. «Будет не меньше ста локтей, — подумал он. — Сюда волны не могли забросить обломок весла. Значит, корабль причаливал к берегу. Но тогда должны быть и другие следы».

Весь следующий день Ганнон вместе с матросами искал, эти следы. Но больше ничего не было найдено. Видимо, всё смыл ливень.

Находка вызвала у Ганнона новый прилив энергии. Значит, «Сын бури» находится где-то поблизости. Синта и Гискон ждут его! Нельзя медлить!

— Поднять якоря! — приказал он.

Матросы забегали по палубе. Одни бросились к якорным канатам, другие принялись натягивать паруса. Подгоняемый попутным ветром, «Око Мелькарта» покинул остров. Ганнон решил обогнуть Южный Рог, держа курс на восток. «Если Мастарна достиг Южного Рога, — думал Ганнон, — то, разумеется, он хотел обогнуть Ливию. Может быть, он опасался встречи с военными судами Карфагена?»

С неохотой плыли матросы вдоль неведомого берега, густо заросшего лесом. Есть ли ему конец? Что влечёт Ганнона всё дальше и дальше? Будь проклят этот обломок весла, из-за него Ганнон решил не возвращаться к Мелькартовым Столбам! А может быть, во всём виноват этот эллин? Он околдовал суффета, вселил в него неутолимую жажду новых странствий.

Безветрие.

Пышные пурпурные облака плывут над морем. Паруса безжизненно обвисли. Не слышно тихого журчания воды у носа. Деревья на пустынном берегу стоят неподвижно, как изрисованные. Солнце пылает, яростное и бледное. Казалось, корабль идёт через огонь. Металлические части раскалились. При желании на них можно печь лепёшки, как на сковороде. Даже дерево жжёт, как железо. Дышать нестерпимо тяжело. Слепит глаза.

Одуряющая жара выгнала команду на палубу. В трюме и каютах было ещё душнее. Двое матросов, сбросив одежду, окатывают друг друга водой из кожаных вёдер. Впервые за много дней на палубе слышится смех. Морские лисицы, привлечённые необычными звуками, высовывают из воды пасть. Дни сменялись ночами, а берег, вопреки предсказаниям эллина, всё не поворачивал на север. Он тянулся всё в том же направлении на восток. И это всё больше волновало Ганнона. Вода, запасённая на острове Лесных Чудовищ, протухла. Перед тем как её пить, нужно было затыкать пальцами нос. Но и эта вода была на исходе. Ганнон приказал развесить на рее овечьи шкуры. За ночь они покрывались росой, и утром, выжав их, можно было получить несколько глотков воды.

О высадке на сушу нечего было и думать. Белая линия пены обрисовывала цепь прибрежных камней, а прибой превосходил своей силой всё ранее виденное.[85]

Сегодняшний день тоже принёс разочарование. Линия берега повернула на юг. Значит, Южный Рог вовсе не крайняя оконечность Ливии, как полагал Мидаклит. Значит, гаула находится в огромном заливе. Команда встретила эту новость глухим ропотом. Матросов можно было понять. Бледные и исхудалые, они еле передвигались по палубе. У многих распухли дёсны, во рту появились нарывы.

Людей одолевали кошмары. Грезились города, колодцы, пальмы. Когда матросы приходили в сознание, они стонали и звали на помощь.

Ганнон приказал принести в жертву Эшнуну самую большую черепаху. Но жертва не помогла. Может быть, бог-врачеватель гнушается черепашьим мясом и ему по вкусу лишь бараны и свиньи?

Вечерело. Подул свежий ветерок. Но он был слишком слаб, чтобы надуть праздные паруса. И в это время все увидели стадиях в десяти гаулу. Да, это была гаула, а не военный корабль, как «Сын бури».

«Может быть, — думал Ганнон, — люди на гауле наведут его на след похищенного корабля?»

Ганнон бросился к кормовому веслу, но Адгарбал решительно преградил ему путь. Ганнон остановился в недоумении. Что это? Бунт?

— Не пущу, — резко сказал кормчий. — Это корабль Бальзанара.

— Бальзанар! Что за Бальзанар? — раздались крики.

— Как! Вы не знаете о Бальзанаре! — воскликнул Адгарбал. — Тогда слушайте!.. Бальзанар был мореходом, — начал Адгарбал. — Жил он двести лет назад. Он объездил все моря, побывал во всех гаванях. Всюду ему сопутствовало счастье. Его гаула благополучно избегала подводных камней, уходила от бурь и этрусских пиратов. Бальзанара называли счастливцем. Однажды корабль Бальзанара застигло бурей. Никогда ещё не было такой страшной бури. Гаулу швыряло, как щепку. Волнами сбило мачты и унесло вёсла. Тогда Бальзанар взмолился богу Дагону. Он обещал ему принести в жертву своего первенца, если спасётся. Буря стала утихать. Бальзанару удалось добраться до берега и вернуться в Карфаген. Его встретили жена и сын. Вспомнил Бальзанар о своём обете, но у него не хватило мужества сдержать слово. Когда он снова вышел в море, волны разверзлись, и показался великан с трезубцем в руках. «Ты меня обманул, Бальзанар!» — закричал великан громовым голосом и взмахнул трезубцем. И гаула Бальзанара исчезла, растворилась в тумане. Невидимая, она поныне странствует по морям. Бывает, матросы в тумане слышат стоны и крики. Это Бальзанар проклинает свою судьбу. Но иногда корабль Бальзанара становится зримым для смертных. Бог Дагон показывает гаулу Бальзанара тем, кто нарушил данную ему клятву, чтобы они видели, какая участь их ожидает.

С ужасом выслушали матросы рассказ Адгарбала. Гаула исчезла на горизонте. Взгляд Ганнона напрасно ловил её. Появление корабля в этих водах действительно казалось чудом. Не этот ли корабль они видели тогда на берегу? Не за ним ли они гнались, принимая его за «Сына бури»? Не его ли весло они нашли на острове Лесных Чудовищ?