Это казалось странным даже ему. Никогда в жизни он не был рыцарем. Это было по части Джесси.

Зря он подумал о брате. Даже мимолетная мысль о нем причиняла боль. Что за денек! Воспоминания роились в его голове, вырвавшись на свободу.

Воспоминания порождали воспоминания. И от любого из них у него перехватывало дыхание. Взъерошенные волосы неопределенного цвета, зеленые глаза. Его ум, его скорость мышления, его искрометные шутки. Его необъяснимая любовь ко всему миру, даже когда этот мир бил его по зубам.

Его сердце обросло доспехами к тому времени, как его мать, Дианн, спуталась со своим старым приятелем, Митчем Кейхиллом, и они перевезли парня в свою квартиру. До этого он жил с бабкой в Сан-Диего. Раньше он видел эту малявку только пару раз. Но этого ему хватило.

Митча Сет возненавидел с первого взгляда. Поначалу он и брата недолюбливал, поскольку тот ходил за ним хвостом и лез во все своим длинным носом. От него невозможно было избавиться. Сет до сих пор помнил то странное чувство тревоги, когда он понял, что Джесси любит его. Джесси любил его не за то, что одиннадцатилетний Сет стоил того, — потому что он не стоил, и не потому, что был слишком любвеобильным, — потому что он таковым не был. Джесси любил его, потому что ему отчаянно нужно было кого-то любить. Уж так он был устроен. Он и Дианн любил. Он даже Митча любил, а чтобы любить этого гада, нужно было быть просто ангелом.

Джесси любовь была так же необходима, как воздух, а Сет просто оказался на линии огня. Сет и не заметил, как спустя какое-то время он стал опекать парня. Он готов был вышибить дух из любого, кто задирал Джесси. Он воровал для него одежду и обувь из магазина, когда у младшего изнашивалось барахло. Он кормил его, когда Митч и Дианн были под кайфом. Мало-помалу он и не заметил, как привязался к брату. Джесси стал его ответственностью, его головной болью. Кроме него никто ничего не делал для парня.

Их привязанность не афишировалась. Дианн Маккей и Митч Кейхилл состояли в гражданском браке, а следовательно, нигде не были зарегистрированы как муж и жена. Дианн заявляла, что Джесси сын Митча, и пилила последнего до тех пор, пока он не усыновил парня. Но Сета он усыновлять отказался. Он до сих пор помнил его аргументы: «Не надейся, что ядам свою фамилию и этому сосунку с длинным языком, даже не проси».

Ха. Не очень-то и хотелось.

После смерти матери Сет стал жить самостоятельно, но частенько наведывался к Джесси, чтобы оградить его от влияния Митча.

А это было непросто. Джесси вообще было непросто защищать. Он любил всех. Он прощал друзьям, когда они предавали его, он давал деньги в долг таким сорвиголовам, что страшно и подумать, он влюблялся и бывал растоптан теми, кого любил, столько раз, что Сет устал считать. Но он все равно с упрямой отвагой дарил свое сердце.

Сет не думал об их отношениях как о любви, просто потому, что такого понятия не было в его словарном запасе. Он скорее воспринимал брата как пиявку, за которой надо было присматривать. Но когда он напивался, он признавайся перед самим собой, что любит брата. И причина была проста и понятна. Ему, как и Джесси, нужно было хоть кого-то любить. Странная это была любовь, но на другую Сет не был способен.

« Не стоило Джесси идти работать в спецслужбы. Он был слишком доверчивым, слишком добрым. Нужно ему было устроиться педиатром или воспитателем в детском саду. Сет, как мог, старался оградить брата от жестокого мира, но мир полон подлецов, а Джесси всегда стремился спасти всех от плохих парней.

Если бы Джесси был сейчас рядом, он велел бы Сету прекратить хандрить. А если бы он узнал, что его старший брат шпионит за темными окнами красивой женщины, словно прыщавый тинейджер, то поднял бы его на смех.

Сет потер ладонями лицо и посмотрел на окна ее спальни. Интересно, что она сейчас делает? Снова плачет?

А может, принимает ванну? Он живо представил, как она натирает себе ножки мыльной пенкой… и ему тут же захотелось оказаться рядом.

Его рука сама опустилась к ручке дверцы. Он сжал ее так сильно, что побелели костяшки пальцев, и отпустил. Парни, ответственные за мораль в его душе, ввели военное положение.

Он почувствовал, что здорово проголодался. Последний раз он перекусил кофе с пончиками утром. А для такого лося, как он, это были крохи. Особенно если учесть события дня.

И вообще, прежде чем бросаться на женщину оголодавшим волком, нужно было накормить ее обедом. Но он был слишком взвинчен. И еще он боялся, что она передумает, если он сразу не приступит к действиям.

Он выключил ноутбук. Так ничего и не сделал, пока сидел здесь. Интересно, это чувство вины пройдет, или он стал хроником?

Впрочем, его угрызения совести тоже имели свои границы. Военное положение военным положением, но если Рейн выйдет из дома, то она станет честной добычей.

Спальня, лестница, кухня, гостиная. Еще немного, и она сотрет пол до дыр. Она испробовала горячую ванну, йогу, травяной чай, релаксирующую музыку, но стоило ей остановиться, и ее тело начинало пульсировать. Оставалось лишь надеяться, что этот избыток адреналина в крови поможет ей продержаться еще один рабочий день.

Работа. Мысли с бешеной скоростью проносились в голове. Как она может вернуться на работу? Неужели она накрасится, оденется и будет вести себя, как будто не было предыдущего дня? «Да, сэр, нет, сэр, как вам будет угодно, сэр…» Бред! Как она будет смотреть в глаза Виктору Лазару после того, как он практически положил ее под своего партнера, после того, как ее так унизили?

И еще она не могла перестать думать о Сете Маккее. Каждый раз, когда она вспоминала о нем, у нее начинали дрожать колени. Она сгорала от стыда. Какой же она была дурой.

Когда стрелки на часах уперлись в два тридцать, она оставила все попытки уснуть и надела спортивный костюм. Стоит пробежаться несколько раз вокруг квартала — может, это позволит ей избавиться от напряжения.

Она сделала несколько упражнений на растяжку, стоя на крыльце, и побежала по тротуару, обсаженному кустами. Ветер приносил запах дождя и прелой листвы. Тьма вокруг казалась гуще обычного, но она решила, что это из-за ее настроения.

Вдруг она услышала звук открывающейся дверцы машины. Сердце ее ушло в пятки. Она резко развернулась и припустила к дому.

Она услышала позади легкий топот.

— Эй, Рейн.

Она узнала его голос. Вот тут она по-настоящему испугалась. Она уже хотела закричать, но он настиг ее и зажал рот ладонью.

— Да это же я, дурочка. Успокойся.

Она вцепилась зубами в его руку. Он вскрикнул и тут же дернул ее за хвост, чтобы она отпустила его. Она попыталась попасть ему ключами в глаза, но он завернул ей руку за спину.

— Не стоит со мной драться.

— Ты меня напугал, — зашипела она, — отпусти!

— Извини, я не хотел…

— Да неужели?! — Она ударила его в грудь со всей силы.

— …пойми, нет безболезненных способов привлечь внимание женщины на пустынной улице темной ночью. Дай мне хоть минуту все объяснить.

Ее сердце бешено билось в груди.

— На что тебе эта минута?

Он поднес к своей щеке ее руку, ту, что все еще сжимала в руках ключи.

— Чтобы извиниться, — пробормотал он. Она удивленно посмотрела на него:

— Извиниться?

— Да.

Она дернулась в его руках, ион слегка ослабил хватку. Она посмотрела ему в глаза. Темные пиратские глаза с бликами уличных фонарей светились, словно в лунном свете. Ночью его лицо казалось еще загадочнее.

— Это просто безумие какое-то, — прошептала она. — После того, что ты сказал…

— Я знаю. Это было ужасно. Я был последним придурком. Но… Зачем ты вышла на улицу в такой час? Что, пробежаться решила? Совсем с ума сошла?

Она никак не отреагировала на его последние слова, как будто он их и не говорил.

— Давай-ка разберемся. Ты хочешь сказать, что больше так не думаешь? Ты больше не считаешь, что мне заплатили за то, чтобы я с тобой переспала?