«Черный Лис».

Мягкий пух у основания моих ушей зашевелился. Я не могла устоять, я сгорала от любопытства.

– А что такого особенного в том пропавшем лисе? – спросила я.

Длинное тощее насекомое с бесчисленным множеством ножек пробежало по земле между травинками. Я рассеянно прихлопнула его лапой.

– Я думала, лисы всегда рыжие или рыжевато-коричневые. – Я вспомнила пятнистый мех Пайри и такой же мех бабушки… – Ну, или золотистые, или серые.

Сиффрин раздраженно вздохнул:

– Неужели ты никогда не слышала о Черном Лисе? – Он сердито посмотрел на меня. – А я ведь сказал, что на последнее собрание не пришли двое Старейшин. Черный Лис и еще один.

– Что ж, мне очень жаль, что он пропал, – сказала я, совершенно не испытывая жалости.

«Какой грубый лис, – подумала я. – Как он смеет называть меня невежественной!»

Если я не слышала о Старейшинах вообще, то вряд ли я могла слышать о ком-то одном из них, будь он черный, рыжий или какой-то еще. Я уставилась на Сиффрина, выпрямившись во весь рост, который, надо признать, едва ли превосходил рост какой-нибудь кошки.

– Я имела в виду «они». Мне жаль, что они пропали.

– И стоит пожалеть, – ответил Сиффрин напряженным тоном. – Черный Лис – это титул, который дается самому мудрому в нашем роду, и так каждый век. Он высший мастер лисьего искусства. Мы нуждаемся в нем во всех делах, во всем, что происходит в Диких землях. Все Старейшины должны приходить на собрания. Джана очень беспокоится.

Мой хвост шевельнуло ветром. Я импульсивно развернулась, чтобы поймать его, но он от меня ускользнул.

Сиффрин опустил собственный хвост и проворчал:

– Ты меня даже не слушаешь, детеныш! А я говорю тебе важные вещи! Это часть лисьей истории – часть борьбы, которая началась тогда, когда родился наш первый предок; борьбы, которая будет продолжаться до конца!

– Звучит не очень, – пробормотала я, усаживаясь на траве. – Но я пока что не могу беспокоиться из-за того, что происходит с твоими Старейшинами. Мои родные исчезли, и мне есть о чем подумать.

Сиффрин демонстративно посмотрел на мой хвост:

– Это точно. – Одно его ухо повернулось. – Полагаю, нет никакого смысла объяснять, как именно дела Старейшин касаются тебя? Они учат всех лис. Старейшины хранят лисьи знания. Все, что они делают, имеет значение.

Я зевнула. Уже совсем стемнело – ну, настолько, насколько вообще темнело в Большой Путанице. Я направилась через двор. Мне нужно было выбраться на дорогу смерти, где у меня был бы шанс уловить запах мамы или заметить пятнистую шубку Пайри.

– Куда это ты, детеныш?

– Искать своих родных.

– Погоди немножко! – крикнул он.

Я обернулась, выставив вверх нос.

– В чем дело?

– Не возвращайся в свою нору. Это небезопасно. Стая Карки может до сих пор следить за ней.

Я ответила не сразу. По правде говоря, я вообще сомневалась, что сумела бы найти обратную дорогу. Я так долго бродила по Путанице после того, как оставила наш зеленый участок, что понятия не имела, где нахожусь.

– Я иду не к норе.

– Ты что, действительно собираешься бродить по дороге смерти, пока не найдешь их? Ты ведь даже не знаешь, откуда начать!

В его словах был смысл.

– Ну… где-нибудь начну.

Он снова окинул меня холодным взглядом:

– Разве ты не понимаешь, насколько велики Серые земли? И все это место битком набито бесшерстными. Ты можешь идти по дороге смерти от малинты до сумерночи и не встретить дважды одного и того же бесшерстного.

Я не знала, что такое «малинта» или «сумерночь», хотя Сиффрин уже произносил эти слова. Если бы я спросила, что они значат, он бы снова посмеялся надо мной, но я вполне поняла главное: Большая Путаница огромна. Неужели Сиффрин не догадался, что я уже и сама это сообразила? Но я должна была искать родных… что еще я могла делать?

Сиффрин поднялся на лапы.

– Ты – детеныш, оставшийся сам по себе, ты хоть понимаешь? Ты – легкая добыча для любой собаки или бесшерстного, которому захочется просто для забавы ударить тебя. Даже нашему собственному роду чужой детеныш не может доверять. И ты постоянно рискуешь пострадать на дороге смерти. Это при условии, что ты сумеешь найти достаточно жуков для пропитания.

Я злобно уставилась на него. Он никогда не даст мне забыть о жуках, при любой возможности будет надо мной смеяться.

– Но я ведь не новорожденная. Я уже почти взрослая! Я не прикасалась к молоку по крайней мере половину луны!

Сиффрин не обратил внимания на мои слова и закончил свою речь:

– Даже если ты съешь достаточно, твои шансы выжить невелики. Карка постарается тебя выследить. Я видел в ее стае примерно дюжину лисиц. И каждая считает своей обязанностью найти тебя и твоего брата. Ты действительно хочешь снова с ними столкнуться? Без меня те лисы прошлой ночью поймали бы тебя… а я смог их одурачить только потому, что они не соображают в лисьем искусстве. Но если бы с ними была Карка, мы оба были бы уже мертвы.

От мысли об одноглазой лисице у меня шерсть встала дыбом.

– Да тебе какое дело, что со мной случится?

– Мне дела нет, – огрызнулся Сиффрин. – Дело не в тебе. Джана велела мне найти твоего брата. А поскольку Пайри исчез, я должен отвести к ней тебя.

Я прижала уши:

– Он не исчез! Он где-то там вместе с моими родными! И они будут искать меня! – Я выставила вперед нос. – Мне наплевать, сколько времени на это понадобится или насколько это опасно. Я собираюсь обшарить каждый уголок Большой Путаницы, которую ты называешь Серыми землями.

На морде Сиффрина появилось странное выражение, его нос напрягся, уши прижались. И голос смягчился, когда он заговорил:

– Айла, пожалуйста, выслушай…

Но я не хотела его слушать; я не хотела разочаровываться.

– Я обойду каждую нору бесшерстных, я обыщу каждый кусок дороги смерти. Я буду разыскивать каждого крылатого бесшерстного, пока не найду их!

– Что такое?

Сиффрин вдруг прыгнул ко мне. Он выпрямился во весь рост на траве, загораживая мне дорогу. Его хвост взволнованно завертелся.

Я попятилась от него, но он подошел ближе, в его глазах сверкало любопытство. Шерсть у меня на загривке встала дыбом. Я уже знала, что он куда быстрее меня… и отлично знала, что он сильнее, чем я. Тревожное чувство пробежало по моей спине и задним лапам.

– Оставь меня в покое! – проскулила я.

Сиффрин не тронулся с места.

– Если бы я хотел что-то с тобой сделать, я давно бы это сделал. – Усы вокруг его худого носа дрожали. – Что ты только что сказала?

Я ответила совсем тихо:

– Я… я сказала, что не перестану искать родных.

– Не это! – Его нос был так близко, что я отпрянула. Глаза Сиффрина изучали мое лицо. – Про крылатого бесшерстного!

– А… – Неужели он из-за этого так разволновался? Я опустила голову, чтобы избежать его пристального взгляда. – Ну, просто я видела что-то такое во сне.

– Бесшерстная женщина в длинной одежде и у нее на спине крылья? И она стоит одна в большом каменном дворе?

У меня отвисла нижняя челюсть. Он что, прочитал мои мысли?

– Но как?.. – Я невольно снова посмотрела на него. – Я же видела ее во сне!

Глаза Сиффрина торжествующе сверкнули.

– Я тоже ее видел! – взвизгнул он. – Она настоящая, она существует! Я проходил мимо нее, когда шел через Серые земли. Отсюда это далеко, придется добрую ночь идти на север. Ты не могла видеть эту бесшерстную наяву!

Птица перестала чирикать. Она сорвалась с ветки и куда-то улетела, и двор показался опустевшим. А могут ли бесшерстные летать?

Я никогда не видела у них крыльев. Я подумала об улетевшей птице, и мне показалось, будто я что-то потеряла. Мне и самой хотелось улететь…

– Не знаю, о чем ты говоришь, – пробормотала я, разворачиваясь и направляясь к изгороди. – Мои сны – это мои сны. Отстань от меня.

– Не убегай, – настойчиво произнес Сиффрин. – Тебе незачем бояться. Возможно, Пайри…

Он запнулся, и я повернулась к нему. Длинные уши Сиффрина торчали в разные стороны, хвост продолжал вертеться.