– Вообще-то, ты мне ничего не говорила. И я не уйду, пока не уйдешь ты.

Она посмотрела на меня с изумлением, выставив клыки. Резкий запах достиг моего носа. Я вспомнила, как однажды нашла миску с белой водой во дворе около норы бесшерстных. Когда я захотела попробовать ее, мама остановила меня. «Это молоко, – пояснила она, – но оно уже нехорошее». На жидкости выступали пузырьки, похожие на шарики жира. Мой нюх подтвердил, что мама была права. От запаха у меня даже усы съежились, а к горлу подступила тошнота.

Тот же самый запах прилип к старой лисице – запах прокисшего молока.

– Оставь меня в покое, детеныш!

Шерсть зашевелилась у меня на спине. Одна из задних лап слегка задрожала, и я крепче прижала ее к земле.

– Нет, пока я не найду их.

– Здесь никого нет. Это моя территория. Все, что ты здесь видишь, – мое. Вечно у меня пытаются что-то украсть, забрать мою еду. Сколько раз тебе повторять? Убирайся!

Мои уши прижались к голове. Уже второй раз за эту ночь меня обвиняли в воровстве!

– Мне не нужна твоя еда! Я хочу найти Пайри и родителей. У моего брата необычный мех, с серебристыми и золотистыми пятнами.

Старая лисица мрачно уставилась на меня. Ее хвост бессильно повис, перестав нервно крутиться. Язык рассеянно устремился к полузакрытому глазу, но не дотянулся до него. Она хрипло пробормотала:

– Ты приходишь. Ты спрашиваешь о Пайри. Ты уходишь. Ты приходишь. Когда ты оставишь меня в покое?

Я начала подозревать, что из-за возраста и плохого здоровья в голове у старой лисицы все перемешалось. Я вдохнула запахи ночи: трава, земля, ядовитое облако над дорогой смерти, нездоровое дыхание несущихся по ней манглеров… В воздухе не было запахов Пайри, не было ничего напоминающего о маме, папе или бабушке.

Я отступила назад на несколько шагов. Старая лисица зарычала, может быть предвкушая победу. Она как будто раздулась, ее клочкастая спина выгнулась дугой.

Я скользнула на берег дороги смерти. Лисица не стала меня преследовать. Она победным тоном крикнула мне вслед:

– Если у тебя есть хоть капля здравого смысла, забудь о своих родных! Ноша лис тяжела, кто сможет вынести больше?

Мои уши дернулись, поворачиваясь в ее сторону.

Но было совсем неважно, что там она думала.

Я обогнула угол и вышла на тихое ответвление дороги смерти. Страдая от одиночества, я заползла под куст, чтобы немножко отдохнуть. Всматриваясь сквозь ветви, я с трудом сумела различить огороженные строения наверху Путаницы, где за решетками скрывались темные логова. Я ничего не видела внутри тех клеток. Я помнила только запах живых существ и ужасающего волка с луной в глазах.

Первая холодная капля упала мне на нос, вторая – на ухо.

Я моргнула и высунула голову из-под куста, испуганная и сонная. Бабушка оказалась права: с первыми лучами рассвета пришел дождь.

Воздух был тяжелым – вот-вот должен был начаться ливень. Я выбралась из-под куста и стала искать место, где могла бы спрятаться и проспать весь день. Сзади что-то застучало – клик-клик-клик, – и я резко повернулась. Я прижалась животом к земле, ловя ушами звуки, но там никого не была. Шерсть на моем загривке встала дыбом.

У стены, рядом с кучей сухих колючих веток, я нашла маленькую деревянную нору, в которой были навалены кусочки древесины. Я заползла внутрь сквозь дыру в стенке норы и забралась на деревяшки, шатающиеся под моими лапами. Я лизнула переднюю лапу. Боль уже почти прошла, но как я ни укладывалась, все равно не чувствовала себя удобно. Я никогда не спала одна, не ощущая под боком брата. Я обернула хвост вокруг тела, притворяясь, что это Пайри. Потом закрыла глаза и попробовала представить тепло нашей норы. Но вместо этого вспомнила, какой я видела ее в последний раз, заполненной клубами дыма…

И еще одна картина возникла в моем уме: гигантская бесшерстная с крыльями как у птицы. Как такое могло прийти мне на ум? Что это означало?

У меня все болело от изнеможения.

Я старалась не думать о безумной старой лисице, но ее слова все равно звучали у меня в голове: «Ты приходишь. Ты спрашиваешь о Пайри. Ты уходишь. Ты приходишь».

Солнце начало подниматься. Усики света проникали сквозь доски норы.

Большая Путаница уже гудела и стучала, когда я засыпала.

И еще один звук – клик-клик-клик. Как будто длинные неровные когти постукивали по твердым камням.

Клик-клик-клик.

Мышь! Она метнулась вдоль ряда нор бесшерстных, остановившись на берегу реки смерти, чтобы осмотреть свой длинный хвост.

Я наблюдала за ней из тени, отбрасываемой спящим манглером. День уже кончался, и тусклый солнечный свет постепенно превращался в сумерки. В животе у меня бурчало от голода: с тех пор как исчезли мои родные, я съела одну только бабочку, да и это было вчера вечером. Мышей ловить трудно: они быстры, хитры и намного умнее бабочек. Но зато они вкуснее, в них больше мяса.

Пайри был более умелым охотником, чем я. Он старался учить меня во время холодных рассветов, когда бесшерстные еще спали.

«Задержи дыхание, Айла. Напряги все тело, замри. Если ты взмахнешь хвостом, ничего не получится».

Дыхание застыло у меня в горле. Это было невыносимое ощущение. Панический страх распирал мне грудь, заменяя ритм движения при вдохе и выдохе.

«Стой спокойно. Ничего с тобой не случится. Теперь всем телом прижмись к земле… Айла! Ты дышишь!»

Но я ничего не могла поделать: «Это же неестественно!»

Хвост брата застучал по траве. Мы стояли на нашей территории, недалеко от норы. Мама, папа и бабушка отправились на зеленое пространство.

«Ты слишком нетерпелива. Все лисы так делают. Это просто часть охоты».

«Оставь при себе свои фокусы. Я в них не нуждаюсь». Это было неправдой. Хотя я была меньше размером и более искусна в том, чтобы пробираться в узкие дыры, я не слишком хорошо умела ловить добычу. «Просто ты крупнее меня. И бегаешь быстрее».

Пайри склонил голову набок: «Когда охотишься, терпение важнее скорости. Терпение. Тишина. Сосредоточенность. Как кошка».

«Кошки отвратительны».

«Они отличные охотники».

Я фыркнула, не соглашаясь с ним: «Они не могут охотиться, как лисицы, не могут стать невидимыми или подражать птичьему крику».

«Зато они легки на лапу. Им не нужны иллюзии».

Я тогда подумала о раскормленном рыжевато-коричневом коте, который жил неподалеку от нашей норы и вечно таращился на нас, нервно размахивая хвостом.

«Они хитрые. Коварные. Без конца чистятся. Что-то выкусывают, вылизывают, целыми днями прихорашиваются. Какая им разница, как пахнет их шерсть? Она вообще почти ничем не пахнет. Нечего и удивляться тому, что они могут подкрадываться к крысам. Мех без запаха – вот уж это точно неестественно!»

«Айла! Ты просто невозможна. Перестань зря тратить время и сосредоточься».

Но вместо этого я прыгнула на него и легонько укусила за ухо, тихо рыча. Мы покатились по траве, подняв целый дождь росы…

Я моргнула, отгоняя воспоминания. Мышь все еще торчала у норы бесшерстных, усевшись на задние лапки. Дорога смерти была пустой, тихой. Два манглера дремали у ее берега, а других, с горящими белыми глазами, не было видно.

Я задумалась о том, как бы подобраться к мыши.

Она была слишком далеко, чтобы погнаться за ней.

Если она увидит меня, почует меня, она убежит.

Я вдохнула поглубже и напрягла все тело. Попыталась вспомнить, как нужно себя вести, – вроде бы хвост должен просто лежать прямо? А поможет ли мне то, что я насторожу уши? Если бы только я была внимательнее, когда Пайри мне объяснял…

Стараясь даже не моргать, я сосредоточилась на мыши. Она не замечала, что я наблюдаю за ней из тени. Ее усы непрерывно шевелились, а глаза-бусинки обшаривали серые камни.

Очень медленно я приподняла переднюю лапу. И держала ее на весу в течение нескольких ударов сердца, ожидая, когда мышь посмотрит на меня. Но она повернула голову в другую сторону, к стене. Я едва поверила своей удаче. И рискнула сделать шаг в ее сторону. Еще шаг. Дыхание билось у меня в горле, но я проглотила его, подбираясь ближе к мыши. Она все еще спокойно сидела. По моему телу пробежала дрожь возбуждения. Заметила ли она меня? Стала ли я невидимой?