Мистер Вандермар поднес голубя к лицу. Раздался хруст – это он откусил птице голову и начал жевать.

Сотрудники службы безопасности провожали гостей в просторный холл, которому как будто отвели роль передней. Не обращая ни малейшего внимания на охранников, д'Верь направилась в залы музея, и Ричард потащился следом.

Они прошли через египетские залы и поднялись на несколько пролетов служебной лестницы в комнату с табличкой «Раннесредневековая Англия».

– Согласно этому свитку, «Ангелус» где-то в этом зале.

Она еще раз развернула свиток и огляделась по сторонам, на сей раз внимательнее, потом вдруг скривилась.

– Эх-ма! – воскликнула она вместо объяснения и бегом бросилась к лестнице, по которой они только что поднялись.

Ричард испытал острое дежа-вю и лишь потом сообразил, что да, в происходящем есть нечто знакомое: именно так он проводил свои выходные в эпоху Джессики. В которую, как теперь начинало казаться, жил давным-давно кто-то другой.

– Значит, «Ангелуса» там не было? – спросил он.

– Нет, не было, – отозвалась д'Верь несколько резче, чем того требовал, на взгляд Ричарда, вопрос.

– Ну, – ошарашенно протянул он, – я только спросил.

Они вошли в другой зал, и Ричард спросил себя, не начинаются ли у него галлюцинации – скажем, от переедания сладкого при Эрловом дворе или от сенсорной депривации.

– Я слышу музыку. – По звуку походило на струнный квартет.

– Здесь какой-то прием, – объяснила д'Верь.

Ну конечно. Мужчины и женщины в вечерних туалетах, с которыми они стояли в очереди. И в этом зале «Ангелуса» тоже как будто не было. Д'Верь направилась в следующий. Ричард поплелся за ней, жалея, что не может быть хоть чем-то полезен.

– А как выглядит этот «Ангелус»? – спросил он.

На мгновение ему показалось, будто она сейчас отругает его за бесконечные вопросы. Но она только, остановившись, потерла лоб.

– Тут лишь сказано, что на нем нарисован ангел. Но ведь найти его будет не так трудно, – с надеждой добавила она. – В конце концов, на свете не так много предметов, на которых нарисованы ангелы, правда?

Джессика испытывала некоторый стресс. Она волновалась, нервничала, дергалась. Она ведь каталогизировала коллекцию, договорилась с Британским музеем о проведении выставки, организовала реставрацию «гвоздя программы», помогала развешивать и расставлять экспонаты и составила список приглашенных на потрясающую презентацию. Это к лучшему, что сейчас она ни с кем не встречается, говорила она друзьям. Даже имейся у нее сердечный друг, у нее все равно не было бы на него времени. Но, когда выдавалась свободная минутка, она все же думала: приятно было бы иметь кого-то, с кем можно ходить по выходным в галереи. Кого-то для…

Нет, в это место она мысленно не пойдет. Пытаться ухватить это ощущение все равно что ловить шарик ртути руками, а потому она сосредоточилась на Великом Событии. Даже сейчас, в последнюю минуту, слишком многое могло сорваться. Сколько лошадей калечилось в свалке перед решающей битвой! Сколько излишне самоуверенных генералов видели, как уже упавшая им в руки победа оборачивается поражением в завершающие мгновения! Джессика была твердо намерена ничего подобного не допустить.

Облаченная в простое, но элегантное платье зеленого шелка, она, как заправский генерал, производила смотр своим войскам и стоически делала вид, что мистер Стоктон вовсе не опаздывает на полчаса.

Ее войска состояли из старшего официанта, десятка младших официантов, трех женщин, присланных компанией, поставившей фуршет, струнного квартета и ее собственного ассистента, молодого человека по имени Кларенс. Джессика была убеждена, что Кларенс получил это место только потому, что а) был откровенно геем и б) столь же откровенно черным. И это служило для нее источником постоянного раздражения, поскольку он был самым расторопным, компетентным и вообще самым лучшим ассистентом, который у нее был до сего дня.

Она проинспектировала стол с напитками.

– Шампанского нам хватит? Да?

Старший официант указал на ящик с шампанским под столом.

– А как с газированной минеральной водой?

Еще один кивок. Еще один ящик. Джессика поджала губы.

– А как насчет негазированной воды? Пузырьки, знаете ли, не всем по вкусу.

Негазированной минеральной воды у них в достатке. Хорошо.

Струнный квартет разогревался, но играл недостаточно громко, чтобы заглушить доносящийся из-за дверей шум. Это был гомон небольшой, но преуспевающей толпы: пересуды дам в норковых шубах и мужчин, которые, если бы не таблички «не курить» по стенам – и, возможно, советы их домашних докторов, – курили бы сигары; ворчание журналистов и знаменитостей, почуявших запах канапе, волованов, всевозможных деликатесов и дармового шампанского.

Кларенс говорил с кем-то по сотовому телефону, который был истинным шедевром складной плоскости в инженерном искусстве и по сравнению с которым переговорные устройства в «Стар Треке» казались массивными и старомодными. Выключив телефон, он задвинул антеннку и убрал сотовый в карман костюма от «Армани», где тот даже не примял складки. Потом успокаивающе улыбнулся.

– Звонил из машины шофер мистера Стоктона, Джессика. Они все еще на несколько минут запаздывают. Волноваться не о чем.

– Волноваться не о чем, – эхом откликнулась Джессика. Обречено. Обречено. Все обернется катастрофой. Не чьей-нибудь, а ее, лично ее катастрофой. Взяв со стола бокал с шампанским, она осушила его одним глотком, а пустую посуду протянула официанту при столике с напитками.

Склонив голову набок, Кларенс вслушивался в волнами накатывающее из-за закрытых дверей бормотание. Толпа желала войти. Он поглядел на часы, потом с вопросом на Джессику – точь-в-точь капитан, вопрошающий своего генерала: «Так, значит, в Долину Смерти, mon general[15]?»

– Мистер Стоктон в пути, Кларенс, – спокойно сказала она. – Он просил о личном просмотре до начала гала-презентации.

– Мне выйти посмотреть, как там обстоят дела?

– Нет, – решительно ответила Джессика. А потом так же решительно: – Да.

Покончив с закусками и напитками, Джессика перешла к струнному квартету и спросила музыкантов – в третий раз за последние полчаса, – что именно они намерены играть.

Кларенс приоткрыл двойные двери. Положение серьезнее, чем он думал: в передней столпилось больше сотни гостей. И это были не просто люди, а Люди с Большой Буквы. Кое-кто среди них даже Личности.

– Прошу прощения, – сказал председатель Совета по искусствам Великобритании. – В приглашении сказано «в восемь часов ровно». Уже двадцать минут девятого.

– Еще несколько минут, – без запинки заверил его Кларенс. – Служба безопасности, понимаете ли.

На него надвинулась женщина в огромной шляпе. Голос у нее был зычный, нахрапистый и свидетельствовал о многолетней парламентской практике.

– Молодой человек, вам известно, кто я? – вопросила она.

– Правду сказать, нет, – солгал Кларенс, который в точности знал, кто есть кто относительно каждого из присутствующих. – Подождите секундочку, я посмотрю, нет ли тут кого-то, кто знает.

Он захлопнул дверь у нее перед носом.

– Джессика? Назревает бунт.

– Не преувеличивай, Кларенс.

Джессика закружила по комнате, точно шелковое зеленое торнадо, расставляя по углам и в стратегических местах зала официантов и подавальщиц с подносами канапе и напитков, проверяя, как работает микрофон, чисто ли на сцене, за кулисами, функционирует ли ворот поднятия занавеса.

– Я так и вижу заголовки, – сказал, разворачивая воображаемую газету, Кларенс. – «Толстосумы задавили любимца рынка в столпотворении за канапе в музее».

Кто-то начал стучать в дверь. Шум в передней прибавил децибелов. Кто-то очень громко повторял: «Прошу прощения. Прошу прощения». Еще кто-то сообщал всему миру, что это позор, просто позор, иного слова и не подберешь.