– Не рыпайся.

На сцене д'Верь помедлила, размышляя, как бы заставить охранников отпустить Ричарда. А потом сделала единственное, что пришло ей в голову: подошла к микрофону, стала на цыпочки и изо всех сил, во все горло закричала в систему массового оповещения. Удивительный это вышел крик: он и без какой-либо механической помощи ввинтился бы в головы, как сверло новенькой электродрели, а многократно усиленный… Он был просто чудовищным.

Официантка уронила поднос с напитками. Все повернули головы, зажали руками уши. Разговоры смолкли. Люди воззрились на сцену в недоумении и ужасе.

А Ричард этим воспользовался.

– Извините, – сказал он пораженному охраннику, вырывая руку перед тем, как юркнуть к сцене. – Ошибся Лондоном.

Добежав до сцены, он схватил протянутую левую руку д'Вери. Ее правая рука коснулась «Ангелуса», гигантской двери собора. Коснулась… и открыла ее!

На сей раз напитка никто не уронил. Собравшиеся застыли, не веря своим глазам, совершенно ошарашенные – и на мгновение ослепленные. «Ангелус» открылся, и хлынувший из двери свет затопил весь зал ярчайшим сиянием. Собравшиеся зажмурились, но после заминки открыли глаза и все равно им не поверили. Казалось, в зале расцвели десятки фейерверков. Не какие-нибудь бенгальские огни, не трещащие и воняющие шутихи и даже не ракеты, какие запускают на заднем дворе, нет, это был самый настоящий салют, ракеты, которые расцветают в небе гроздьями и которые выстреливают так высоко, что могут послужить потенциальной угрозой авиаперевозкам. Таким фейерверком заканчивается день в Диснейленде. Такие фейерверки чинят несказанную головную боль пожарным на концертах «Пинк-Флойд». Это было мгновение чистейшей магии.

Собравшиеся смотрели, пораженные и зачарованные. Единственным слышимым звуком был мягкий, с придыханием стон изумления, какой издают люди, смотрящие фейерверк, – шелест благоговения. А потом в сияние вошли грязный молодой человек и юная девушка с перепачканным сажей лицом, в кожаной куртке. И исчезли. Дверь за ними закрылась. Световое шоу закончилось.

И все снова разом вернулось к нормальности. Гости, охрана и официанты моргнули, встряхнули головами и, столкнувшись с чем-то, лежащим за пределами их разумения, каким-то образом, не обменявшись ни единым словом, решили, что ровным счетом ничего не произошло. Вновь заиграл струнный квартет.

Мистер Стоктон удалился, по пути отрывисто кивая многочисленным знакомым. Джессика подошла к Кларенсу.

– Что тут делают эти охранники? – вполголоса спросила она.

Означенные охранники топтались среди гостей, озираясь по сторонам, словно сами не понимали, как тут оказались. Кларенс начал объяснять, зачем, собственно, они тут, но вдруг сообразил, что не имеет ни малейшего представления.

– Я с этим разберусь, – деловито пообещал он. Джессика кивнула. Окинув критическим взором свой прием, она снизошла до улыбки. Все шло в общем и целом неплохо.

Ричард и д'Верь ступили в свет. Но внезапно вокруг снова стало темно и холодно, Ричард сморгнул оставшиеся после света огненные круги, которые его почти ослепили: призрачные оранжево-зеленые разводы понемногу пропали, когда его глаза медленно свыклись с темнотой.

Они стояли в огромном, высеченном в скале зале. Его невидимый свод поддерживали чугунные колонны, черные и ржавые, которые уходили в темноту, возможно, на несколько миль. Откуда-то доносился мягкий плеск воды: там, наверное, бил фонтан или источник. Д'Верь все еще крепко держала его за руку.

В отдалении мигнул и вспыхнул крохотный язычок пламени. За ним второй. И третий. Да ведь тут целый сонм свечей, догадался Ричард. И между вспыхивающими свечами к ним приближалась высокая фигура в простом белом одеянии.

Фигура двигалась как будто медленно, но на самом деле шла, наверное, очень быстро, так как несколько секунд спустя уже стояла перед ними. У незнакомца были золотые волосы и бледное лицо. Ростом он был немногим выше Ричарда, но рядом с ним Ричард почему-то почувствовал себя малым ребенком. Это был не мужчина. Это не была женщина. Это создание было прекрасно. Его голос звучал нежно и мягко.

– Леди д'Верь, насколько я понимаю?

– Да, – кивнула девушка.

Ответом ей стала ласковая улыбка. Создание склонило голову почти смиренно.

– Большая честь наконец познакомиться с тобой и твоим спутником. Я ангел Ислингтон.

Глаза у ангела были большие и ясные, а одежды вовсе не белые, как поначалу почудилось Ричарду; нет, они, казалось, сотканы из самого света.

Ричард не верил в ангелов. Никогда не верил в ангелов. И будь он проклят, если сейчас поверит. Тем не менее гораздо проще не верить во что-то, когда оно не смотрит тебе в глаза и не произносит твое имя.

– Ричард Мейхью, – сказало создание света. – И тебе добро пожаловать в мои чертоги.

Ангел отвернулся.

– Прошу вас, следуйте за мной.

Ричард и д'Верь пошли за ангелом. Свечи гасли сами собой, когда они проходили мимо.

Маркиз де Карабас шагал по пустой больнице, под его черными с квадратными носами байкерскими ботинками скрипели битое стекло и старые шприцы. Он миновал двойные двери, ведущие к задней лестнице, и спустился по ступеням.

Он прошел по туннелям под зданием, брезгливо обходя горы плесневеющего мусора. Он прошел мимо душевых кабинок и туалетов, вниз по старой железной лестнице, через страшное топкое место. А потом потянул на себя полусгнившую деревянную дверь и ступил внутрь. Оглядев комнату, в которой оказался, он с полнейшим пренебрежением порассматривал недоеденного котенка и кучку бритвенных лезвий. Потом, смахнув со стула мусор, сел, устроившись удобно, почти с роскошью в подвальной темноте, и закрыл глаза.

Со временем дверь в подвал открылась, внутрь кто-то вошел.

Открыв глаза, маркиз де Карабас зевнул и одарил господ Крупа и Вандермара широкой белозубой улыбкой.

– Здравствуйте, мальчики, – сказал де Карабас. – Я подумал, мне давно пора спуститься сюда и поговорить с вами лично.

– Вы пьете вино? – спросило создание света. Ричард кивнул.

– Пила однажды. Самую малость, – сказала д'Верь. – Мне отец дал. За обедом. Он предлагал нам попробовать.

Ангел Ислингтон приподнял похожую на графин бутылку. Ричард спросил себя, действительно ли она из стекла: слишком уж причудливо дробилось и отражалось в ней пламя свечей. Скорее уж из хрусталя или единого громадного бриллианта. Из-за игры бликов вино внутри, казалось, сияло, будто и оно тоже соткано из света.

Вынув из хрустального графина пробку, ангел налил в винный бокал на палец жидкости. Это было белое вино, но оно не походило ни на одно из тех, что доводилось прежде видеть Ричарду. Оно сверкало и играло, будто бы разбрасывало вокруг себя солнечные зайчики, – так отражаются от водной зыби лучи.

Ричард и д'Верь сидели за почерневшим от старости деревянным столом на высоких и величественных деревянных стульях и молчали.

– Это последняя бутылка такого вина, – сказал Ислингтон. – Мне подарил десяток один из твоих предков, д'Верь.

Создание света протянуло бокал девушке и осторожно налило сияющего вина в другой. Делало оно это благоговейно, почти любовно, будто священник, совершающий таинство.

– Это был желанный подарок. Случилось это – о! – тридцать или сорок тысяч лет назад. Во всяком случае, очень давно. – Ангел протянул бокал Ричарду. – Полагаю, меня можно обвинить в том, что я разбазариваю сокровище, которое следовало бы бережно хранить, – сказал он. – Но мне так редко выпадает счастье принимать гостей. И дорога сюда трудна.

– «Ангелус»… – пробормотала д'Верь.

– Да, вы попали ко мне с помощью «Ангелуса». Но этим путем страждущий может пройти только один раз. – Подняв бокал повыше, ангел посмотрел вино на свет. – Пейте осторожно, – посоветовал он. – Оно на редкость крепкое. – Ангел сел к столу между Ричардом и д'Верью. – Пробуя его, – с легкой тоской сказал он, – я люблю воображать, будто пью сам солнечный свет минувших дней. – Он снова подержал стакан перед свечой. – Тост: за былую славу!