Кларенс посмотрел туда, куда она указывала. Гм? Ах эти. Непонятно, и почему он не заметил их раньше. Старость, наверное. Скоро ему стукнет двадцать три.
– Журналисты? – без особой уверенности предположил он. – Выглядят довольно стильно. Гранж-шик? Ну конечно! Я точно знаю, что приглашал кого-то из «Фейс»[20]…
– А ведь я его знаю, – раздраженно сказала Джессика. Но тут позвонил из Холборна шофер мистера Стоктона сказать, что они почти подъехали к Британскому музею, и Ричард выскользнул у нее из головы, как шарики ртути, убегающие меж пальцев.
– Нашла что-нибудь? – спросил у д'Вери Ричард. Д'Верь покачала головой и проглотила наспех прожеванный кусок куриной ножки.
– Это как играть в «Найди голубя» на Трафальгарской площади, – сказала она. – Тут нет ничего, что, по ощущению, можно было бы назвать «Ангелусом». В свитке говорилось, что я его сразу узнаю, как только увижу.
Она пошла дальше, протолкавшись между Промышленным Магнатом, Заместителем Главы Оппозиции и Самой Высокооплачиваемой Девушкой по Вызову в Южной Англии.
Повернувшись, Ричард нос к носу столкнулся с Джессикой. Волосы у нее были уложены в высокую прическу, выбиваясь из которой завитые каштановые пряди великолепно оттеняли изящное лицо. Она была очень красива. И она ему улыбалась. Вот это его и сгубило.
– Привет, Джессика. Как поживаешь?
– Привет. Не могу в это поверить, но мой ассистент – такая растяпа и не записал, из какой вы газеты, мистер… э-э-э…
– Из какой газеты? – повторил Ричард.
– Неужели я сказала «газета»? – Джессика залилась нежным, переливчатым и немного смущенным смехом, будто смеялась сама над собой. – Из журнала… с телестанции. Вы ведь пресса?
– Ты очень хорошо выглядишь, Джессика, – сказал Ричард.
– Нечестно так пользоваться своим преимуществом, – шаловливо проговорила она.
– Ты Джессика Бартрэм. Ты руководишь отделом маркетинга в холдинге Стоктона. Тебе двадцать шесть лет. Ты родилась двадцать шестого апреля, и в порыве страсти ты обычно напеваешь без слов песню «Монкиз» «Я уверовал»…
Улыбка сползла с лица Джессики.
– Это какая-то шутка? – холодно спросила она.
– Ах да, и последние полтора года мы были помолвлены, – добавил Ричард.
Джессика нервно улыбнулась. Наверное, это действительно какая-то шутка такого рода, когда все как будто улавливают, в чем соль, и только она одна ничегошеньки не понимает.
– Полагаю, что знала бы, будь я помолвлена с кем-то полтора года, мистер… э-э-э…
– Мейхью, – услужливо подсказал Ричард. – Ричард Мейхью. Ты меня бросила, я больше не существую.
Джессика оживленно замахала – ни к кому, собственно, не обращаясь, но этот «никто» явно стоял в другом конце зала.
– Сейчас иду! – отчаянно выкрикнула она и начала отступать.
– «Я уверовал…», – весело пропел Ричард. – «Не мог бы оставить ее, даже если бы попытался…»
Схватив с проносимого мимо подноса бокал шампанского, Джессика осушила его залпом. В дальнем конце зала как раз возник шофер мистера Стоктона, а где был шофер мистера Стоктона…
Она направилась к дверям.
– И кто же это был? – спросил пробиравшийся параллельным курсом Кларенс.
– Кто?
– Твой загадочный мужчина?
– Не знаю, – призналась она и после минутного раздумья добавила: – Слушай, может быть, стоит вызвать охрану?
– О'кей. Почему?
– Просто… Просто вызови мне охрану.
Но тут в зал вступил мистер Арнольд Стоктон, и все остальное вылетело у нее из головы.
Все в нем было больших габаритов, и все в нем кричало «Деньги!» – этакая хогартовская[21] карикатура на человека, чудовищного в талии, многоподбородчатого и толстопузого. Ему было за шестьдесят, седые с серебром волосы сзади были слишком длинные, потому что от таких слишком длинных волос людям не по себе, а мистер Стоктон любил, чтобы окружающим было не по себе. В сравнении с Арнольдом Стоктоном Руперт Мердох представлялся игроком средней руки, а покойный Роберт Максвелл – никчемной развалиной. Арнольд Стоктон же был сродни питбулю, каковым, впрочем, его часто изображали карикатуристы. Стоктон владел всем понемногу: спутниками, газетами, компаниями звукозаписи, парками развлечений, издательствами, журналами, комиксами, телестанциями, киностудиями.
– Сейчас я произнесу речь, – сказал он Джессике вместо «здравствуйте». – А после свалю. Вернусь как-нибудь в другой раз, когда тут не будут толочься всякие чванливые индюки.
– Хорошо, – отозвалась Джессика. – Да. Сейчас речь. Разумеется.
И повела его на маленькую сцену, а оттуда на подиум. Потом постучала ногтем по бокалу, призывая всех к молчанию. Никто ее не услышал, поэтому она сказала «прошу прощения» в микрофон. На сей раз разговоры стихли.
– Дамы и господа. Почтенные гости, я рада приветствовать всех вас в Британском музее и на спонсированной Стоктон-холдингом выставке «Ангелы над Англией». Также я рада представить вам человека, который стоит за всем этим, главу нашей корпорации и председателя ее совета директоров, мистера Арнольда Стоктона.
Гости зааплодировали, нисколько не сомневаясь, кто собрал коллекцию ангелов и, если уж на то пошло, оплатил их шампанское.
Мистер Стоктон прочистил горло.
– Ладно, – сказал он. – Много времени это не займет. Когда я был маленьким, то по воскресеньям ходил в Британский музей, потому что вход сюда был бесплатный, а денег у нас тогда было мало. Но я поднимался по широким ступеням ко входу и окольным путем через дальние залы приходил вот в этот зал посмотреть на вот этого ангела. Казалось, он читал мои мысли.
Как раз в этот момент вернулся с несколькими охранниками Кларенс. Он указал на Ричарда, который остановился послушать речь мистера Стоктона. Д'верь все еще изучала экспонаты.
– Нет, вон тот, – все повторял охранникам вполголоса Кларенс. – Нет, посмотрите вон туда. Видите? Да, он.
– Так вот, едем дальше. Как и все, о чем не заботятся, этот ангел обветшал, развалился на куски под давлением и тяготами нового времени. Просто сгнил. Испортился. Потребовалась хренова куча денег. – Он помедлил, давая произвести впечатление своим словам: если он, Арнольд Стоктон, считает, что это была хренова куча, то именно хреновой кучей, и ничем другим, это и было. – И десяток реставраторов потратили немало времени, чтобы его отчистить и починить. Отсюда эта выставка отправится в Америку, а оттуда вокруг света, тем самым, быть может, вдохновит еще какого-нибудь постреленка без гроша за душой на создание собственной империи в сфере коммуникаций.
Оглядев собравшихся, он повернулся к Джессике и пробормотал:
– Что мне делать теперь?
Она указала ему на шнур сбоку занавеса.
Мистер Стоктон потянул за шнур. Вздувшись парусом, занавес раздвинулся, открывая спрятанную за ним деревянную дверь.
И снова в углу Кларенса возникла некоторая суматоха.
– Да нет же. Вон тот, – сказал Кларенс. – Господи помилуй! Вы что, ослепли?
Дверь выглядела так, словно некогда висела в портале собора, была высотой в два человеческих роста и достаточно широкой, чтобы в нее мог войти пони. На деревянной филенке был вырезан, а затем раскрашен красным и белым с позолотой удивительный ангел, смотревший на мир пустыми средневековыми глазами. Публика воодушевленно ахнула и разразилась аплодисментами.
– «Ангелус»! – Д'Верь возбужденно дернула Ричарда за рукав. – Это он! Скорей, Ричард!
Она бегом бросилась к сцене.
– Прошу прощения, сэр, – обратился к Ричарду охранник.
– Не могли бы вы предъявить ваше приглашение? – попросил другой, незаметно, но крепко беря Ричарда за локоть. – У вас при себе есть какие-нибудь документы, удостоверяющие вашу личность?
– Нет, – честно ответил Ричард.
Д'Верь была уже на сцене. Ричард попытался вырваться и последовать за ней, надеясь, что охранники о нем забудут. Но нет. Теперь, когда кто-то насильно привлек к нему их внимание, они собирались обращаться с ним, как с любым другим потрепанным и немытым «зайцем» с двухдневной щетиной. Схвативший его охранник только крепче сжал руку на его локте и пробормотал: