Стоило Минде обогнуть стол и подойти к окну, как талисман предостерегающе нагрелся. С каждым шагом он становился все горячее. Решимость Минды быстро таяла.

Но она сосредоточилась на мыслях о враге, страх только подлил масла в огонь ее ярости: это Ильдран навлек на нее все эти беды и погубил уже столько людей. Талисман жег кожу, словно расплавленный металл, но в душе Минды бушевало пламя, в котором выплавлялась ее сила и закалялись чувства. Нервы были напряжены, словно натянутая тетива арбалета.

Из окна она увидела очередного посланца Ильдрана. Одной рукой Минда сжимала рукоять меча, другой оперлась на подоконник.

В тот самый момент, когда она посмотрела вниз, Бродяга поднял голову, и при виде жертвы в его глазах вспыхнуло дьявольское пламя.

Из двери внизу, где стоял Гримбольд, вырвался сноп золотистого света и окутал фигуру Бродяги. Глянув вниз, он неуловимым движением костлявых рук рассеял золотистый свет вислинга и в ответ выпустил огненно-красную молнию. Его взгляд вернулся к окну, где стояла Минда, и теперь на лице монстра появилась злобная усмешка.

Минда отскочила назад, чтобы не видеть ужасной личины, трясущимися руками она начала вытаскивать свой меч, как вдруг перед глазами все замерцало.

Иди ко мне, раздался в ее мозгу скрипучий шепот.

Огромный зал исчез. Минда увидела, что стоит на скалистом утесе и смотрит вниз на фигуру в белом одеянии. Их окружала пустыня – бескрайнее, продуваемое всеми ветрами море песка и остроконечные красные скалы. Бродяга поманил ее узловатым пальцем.

Иди ко мне, иди ко мне.

Минда сжала рукоять меча, но пальцы ощутили пустоту. На ней не было ничего, кроме тонкой ночной рубашки, только висевший на шее талисман Яна придавал ей сил. В тот момент Минда поверила, что все – от знакомства с Яном в вересковой пустоши до ее бегства из гостиницы и встреч в Даркруне – было только сном. Очередным издевательским обманом в игре, затеянной Ильдраном.

Паника охватила ее. Минда глянула вниз, стараясь отыскать что-то знакомое, чтобы сориентироваться. Меч исчез. Даркрун исчез.

(Все это сон.)

Она ощутила оцепенение и слабость; ей негде спрятаться, ничто не спасет ее от власти Ильдрана. Минда съежилась – одинокая и беспомощная.

Иди ко мне.

Воздух вокруг наполнился зловонием – таким же удушающим, как и прикосновения щупалец самого Ильдрана. Минда вдруг поняла, что она спускается вниз по скале, повинуясь призыву Бродяги, совершенно не сознавая, что делает. Острые осколки камней впивались в босые ступни. Она уже преодолела почти половину спуска. Голова слегка кружилась.

(Все это сон.)

Но талисман – он ведь существует. Он по-прежнему огнем обжигает кожу. Предполагалось, что он спасет ее от этих кошмаров, защитит ее разум от власти Ильдрана.

(Ян… все это… сон…)

Минда не могла в это поверить. Надо бороться с наваждением, иначе остается только лечь и умереть. Признать свое поражение. Она не может позволить Ильдрану победить. Ухватившись за эту мысль, Минда замерла на месте, пальцы побелели от напряжения. Внутри нее шла безмолвная борьба. Внизу, под скалой, Бродяга еще откровеннее ухмыльнулся и поманил ее жестом. Костлявая рука поднялась, потом опустилась. Скрипучий шепот скрежетал в голове.

Иди ко мне.

Минда пожалела, что не умеет сражаться, как Маркдж'н, без помощи заколдованного меча, пропавшего именно в тот момент, когда он был так необходим. Или защищаться с помощью заклинаний, как Гримбольд на пути сюда, когда они впервые почувствовали приближение врага, и даже не может выстрелить в Бродягу магическим зарядом света. Воспоминания принесли некоторое воодушевление.

Чары. Иллюзии. У нее есть талисман.

(Это не сон. Это должна быть реальность.)

В талисмане заключено ее волшебство – так сказал Ян. Или, вернее, он говорил, что талисман убережет ее. Он нагревался, предупреждая об опасности. Успокаивал, когда охватывала паника.

(Только дурак может в это поверить.)

Что ж, ее ведь не зря называли глупышкой Сили, не так ли? Магия работает, если сконцентрируешься на своем желании, – так говорила ей Танет. Она сможет воспользоваться магией. Должна. А значит…

Минда перестала сдерживать свои страхи. Бродяга тут же заметил их и рассмеялся. Это ее не беспокоило. Потому что теперь, пока ее тело продолжало спускаться, пока ее страх свободно вырывался наружу, глубоко внутри крепло и росло единственное желание. И Минда накапливала силу, как во время дарин-поиска, только сейчас она держала ее в себе и выжидала.

Иди ко мне, игрушка Ильдрана. Ты слишком долго заставляла себя ждать. Иди ко мне.

Услышав такое обращение, Минда крепче сжала зубы. Еще тщательнее укрыла растущий гнев под покровом страха, крепнущая сила вытеснила горечь обиды.

Иди ко мне. Мы пойдем вместе, душа к душе, пойдем в замок Ильдрана, замок твоего хозяина. Иди ко мне.

Душа к душе? Вот еще одна отличительная особенность силонеля, вспомнила Минда. Здесь находятся только души, и только духовные силы имеют значение.

Понимание этого открыло путь могучему потоку силы, вырвавшемуся из потаенных глубин ее существа. Океан сил был таким безбрежным, а Минда и не подозревала о его существовании. Нечто подобное она испытала во время дарин-поиска, когда внутренняя сила пробилась откуда-то из подсознания и остановила движение маятника. Только благодаря ей Минде удалось спастись на Деветтире, когда Ильдран напал на нее в бездне. Теперь эта самая сила позволит нанести ответный удар.

Иди ко мне.

И она пришла. Маленькая и одинокая, стояла Минда перед Бродягой, словно провинившийся ребенок перед строгим учителем. Бродяга поднял руки, и ветер раздул его балахон, превращая в крылья. Песок, гонимый тем же самым ветром, царапнул по щеке Минды, попал в глаза, причинив жгучую боль. Но она продолжала старательно удерживать вокруг себя покров иллюзии – ее волшебство.

Бродяга опустил руки ей на плечи, и, когда когти вонзились в кожу, Минда позволила защитному покрову упасть. Поток энергии взревел вокруг них с яростью зимнего шторма. Усмешка Бродяги превратилась в гримасу боли. Он пронзительно вскрикнул и попытался отдернуть руки, но пальцы словно приклеились к ее плечам. Сила захлестнула их обоих. Весь гнев Минды, ее отчаяние и страх, пробив его защитные поля одно за другим, ударили по извращенной душе, заставив униженно застонать.

Минда отступила назад. Руки Бродяги упали с ее плеч и бессильно повисли. Горящие глаза потускнели, ненависть беспомощно плескалась в остановившемся взгляде. Его силы иссякли.

Снова она оказалась на вершине скалы, а он остался внизу. Раздался звук, похожий на одиночный удар грома, Минда опять стояла в зале башни. После пережитого потрясения девушка едва дышала и дрожала всем телом. Но что-то в ней изменилось. Теперь она могла спокойно смотреть на Бродягу, на растерзанные трупы скеллеров и не отворачиваться. Зрелище не доставляло ей удовольствия, Минда не превратилась в одно из Порождений Тьмы, которые наслаждаются страданиями и смертью, но и уклоняться от битвы она больше никогда не будет.

Во время схватки в силонеле окно, находящееся перед ней, вывалилось наружу, бесчисленные осколки стекла осыпали неподвижную фигуру Бродяги. Теперь он стоял на коленях, раскинув в стороны сожженные до костей руки. При первой же попытке подняться его перекосило от боли. Ненавидящий взгляд отыскал глаза Минды. Бродяга жаждал отомстить, но не мог даже встать.

Ты… удивила меня. Безжизненный голос Бродяги прерывисто звучал в голове Минды. Больше… тебе не удастся… застать меня врасплох… Теперь я… буду начеку… И мы… все равно… схватим тебя.

Минда вынула меч и показала его Бродяге. С едва слышным потрескиванием по всему лезвию пробежал голубой огонь.

– Оставьте меня в покое, – решительно сказала она. – Ты знаешь, что не можешь причинить мне вреда.

Мы… еще… посмотрим…

Налетела визжащая стая скеллеров, вокруг Минды замелькали острые когти и хищные клыки. Она позволила мечу отразить нападение. Чудовища гибли одно за другим, а она оставалась равнодушной. Словно наблюдала со стороны – всего лишь зритель, и ничего больше, на этот раз кровь не забурлила в жилах, и не было никаких криков на чужом языке.