– Благодарю вас, – сказала Кэтрин. – Обычно после занятий я выкраиваю полчасика для себя. Это предложил мне мистер Адамс. Сегодня я смогу поиграть целых тридцать пять минут.

Джулиана схватила за руку тетю Дафну и потащила ее за собой, торопясь вслед за братом. Вдруг кому-нибудь из взрослых придет в голову продолжить занятия? Дафна вопросительно взглянула на брата.

– Я сейчас последую за вами, – сказал тот.

Дафна кивнула и вышла вместе с девочкой. Он остался наедине с Кэтрин Уинтерс, стоявшей у рояля. Выпрямив спину и вздернув подбородок, она сверкнула на него глазами.

Какого черта он это сделал? Почему не воспользовался возможностью уйти?

Она бросит ему вызов. Вот что она сделает. Она вовсе не станет принимать грустно-скромный вид, подобающий добродетельной особе, получившей накануне непристойное предложение в ее собственном доме.

Заложив руки за спину, Роули подошел к ней.

– Детская – не самое любимое мое место, – сообщил он. – Как вы помните, я не люблю этого… Когда мне садятся на голову. Остальная часть дома тоже не очень-то привлекательна. Полагаю, вы заметили, что от меня ждут ухаживаний за юной леди. Чего мне крайне не хочется… Нельзя ли мне послушать, как вы играете, миссис Уинтерс? Продолжайте, прошу вас, словно бы меня здесь нет.

Он почти видел, как в ее мозгу рождаются резкие, негодующие слова, которые готовы вот-вот сорваться с губ. Губы эти скривились, но не раскрылись. Виконт смотрел на них. Мягкие, зовущие к поцелуям губы, которым суждено иссохнуть очень скоро, если и дальше все ее общение с джентльменами будет сводиться к указанию на дверь.

Но она молчала. Будь искры, которые вспыхивали в ее глазах, кинжалами, он уже давно был бы смертельно ранен ими, подумалось ему. Но он уцелел и продолжал стоять перед ней; она же резко повернулась и опустилась на табурет перед роялем. Взяла себя в руки и заиграла.

Действительно, крепкий орешек. Он-то думал, что она тут же, даже через французское окно выскочит из гостиной и помчится домой, но уж никак не сядет за рояль как ни в чем не бывало. И даже подумал, не предложить ли проводить ее, но решил, что это будет неразумно.

Два вечера назад в гостиной у Клода она играла хорошо. Умело и даже со вкусом. Виконт Роули поджал губы – она принялась играть из Моцарта, торопливо, как Джулиана, споткнулась, взяла неверный аккорд и остановилась.

– Нет, – прошептала она, обращаясь к клавишам. – Нет, вы не поступите со мной таким образом. Не поступите!..

Виноватые клавиши ничего не ответили. Роули подошел к ней поближе. Он снова был доволен ее смущением. Ее словами.

Но кажется, она действительно имела в виду то, о чем сказала, – только клавиши. И Кэтрин вновь начала играть, теперь уже четко, не сбиваясь, а через несколько минут ее игра звучала безупречно. Она наклонила голову, расслабилась, словно растворяясь в звуках музыки. Играла с чувством, проявляя недюжинные способности.

И еще он понял, почему она не играла так же при гостях. Она понимала, что затмит остальных дам, овладев всеобщим вниманием. Так играть было бы не по-светски. Во всяком случае, неразумно – Кларисса, вероятно, была бы, мягко выражаясь, раздражена.

Кончив играть, она сидела в прежней позе, не открывая глаз и склонив голову. “Да кто же она?” – задал он себе – в который раз! – тот же вопрос. Живет в маленьком деревенском коттедже, не имеет инструмента – и так играет? Что с ней произошло, почему она оказалась в таком положении? Кем был этот самый мистер Уинтерс? Почему после его смерти она переехала в чужие края, живет среди чужих людей? Здесь кроется какая-то тайна.

– У вас есть способности, – сказал он и тут же понял, насколько сдержанна его похвала.

Кэтрин подняла голову, и он увидел, что она вернулась к реальности, в музыкальную гостиную Клода.

– Благодарю вас, – холодно проговорила она.

– Все-таки мне хотелось бы знать… – начал он, исподтишка наблюдая, как она пальцем стирала с клавиши отсутствующую пыль.

Роули подумал: вот сейчас она опять заиграет, чтобы не дать ему договорить, – ее пальцы уже легли на клавиши. Но она подняла на него глаза, и он увидел равнодушное лицо. Разве подбородок чуть-чуть торчит вперед. Ах, она сердится! Вот и хорошо.

– Вам хотелось бы значь, почему я отказалась от такого лестного и выгодного предложения, которое вы мне сделали вчера вечером? – неожиданно заговорила она. – Наверное, вам не так уж часто приходится выслушивать отказы? У вас ведь столько достоинств – и внешность, и богатство. Но не кажется ли вам, милорд, что те, у кого достоинств гораздо меньше, хотели бы сохранить то, что имеют?

– Как, должно быть, скучна ваша жизнь, миссис Уинтерс, – сказал он. Ему нравилось, что она сердится.

– Это моя жизнь, – ответила она. – И если я предпочитаю жить скучно, это мое дело. Но она вовсе не скучна.

– Осмелюсь заметить, вы получаете удовольствие от собственной соблазнительности, – сказал он. Его взгляд неторопливо окинул всю ее стройную фигуру, столь заманчиво обрисованную тонкой шерстяной тканью – прямая спина, шея чуть изогнута, голова склонилась над клавишами. – Вы действительно получаете удовольствие, посылая приглашение взглядами и телом, а потом захлопывая дверь перед носом того, кто легковерно отозвался на ваш зов?

Подбородок у нее еще более вздернулся, а глаза вновь полыхнули огнем.

– Я не посылала вам никаких приглашений, милорд, – сказала она. – Если вы говорите о реверансе и двух улыбках тогда, когда вы проезжали мимо моего дома в день приезда, и об улыбке в тот вечер, когда я была приглашена на обед, то позволю себе напомнить вам, что у вас есть брат-близнец, с которым я хорошо знакома.

Проклятие! Он замер, внимательно глядя на нее. Так она, значит, приняла его за Клода? Объяснение было настолько простым, что он не понимал, почему оно сразу не пришло ему в голову.

– Так вы принимали меня за Клода? – переспросил он.

– Да. – Она с торжеством посмотрела на него. – В какой-то момент. Потом же я вспомнила, что мистер Адамс – джентльмен любезный и доброжелательный.

Его брови взлетели" вверх.

– Клянусь Юпитером, вы попали в точку. У вас, мадам, острый язычок. Кажется, я должен перед вами извиниться – еще раз.

– Именно так, благодарю вас, – кивнула она. И тут, когда он уже решил откланяться и удалиться, чтобы наедине пережить свое очередное унижение, дверь отворилась, и в гостиную вплыла Кларисса…

Оставшись в гостиной наедине с виконтом, она приняла мгновенное решение: ни за что не выказать смущения. Не покраснеть. Не выглядеть растерянной. Не опускать перед ним глаза. Не оставить за ним последнего слова.

Она не виновата в том, что произошло. Держаться только так. Она не посылала ему никаких знаков. Он мог бы сразу же предположить, что она, вероятнее всего, приняла его за мистера Адамса. Конечно, такое случается не впервые.

И все же Кэтрин начала играть, охваченная тревогой, и сразу же поняла, что руки у нее как крюки, а голова полна мыслями, ничего общего не имеющими с музыкой. Огромным усилием воли она овладела собой и сыграла даже лучше, чем обычно. И в какое-то мгновение она действительно забыла обо всем, кроме музыки.

И потом, во время разговора, она держалась, в общем, неплохо. Но все равно, когда дверь отворилась, это было облегчением. К сожалению, это оказалась миссис Адамс; она резко остановилась и пронзительным взглядом посмотрела на Кэтрин и Роули. Очевидно, то, что она увидела, ей не понравилось. Кэтрин мгновенно поняла, что оставаться в комнате наедине с виконтом было неприлично. Но ведь она и в этом не виновата.

– Миссис Уинтерс, – заговорила Кларисса ледяным тоном: так госпожа разговаривает с провинившейся служанкой, – я полагала, что вы используете это время для того, чтобы заниматься музыкой с моими детьми.

– Занятия окончены, мадам, – ответила Кэтрин, резонно подумав, что так можно говорить с человеком, которому платят огромные деньги.