Никто так и не остановил его.

А теперь она замужем за человеком из высшего общества. Этот брак вначале был исполнен горечи, но быстро и неожиданно превратился во что-то сладостное и, без сомнения, дорогое им обоим. И теперь счастье этого брака, даже само его существование, висит на волоске. Потому что общество отвергло ее по одной причине.

И она все это приняла. Кротко. Даже униженно. Еще недавно она была совершенно унижена. Она просила и умоляла. Она позволила, чтобы ее бичевали, ее заставили смириться.

Но вдруг она поняла, что ей хочется бороться. Бороться из-за Хэрри. Теперь, когда они опять нашли друг друга, она не хочет потерять его. И бороться за Рекса, за их брак. Брак этот изначально не был совершенным, но за две недели, что они провели в Стрэттоне, он каким-то странным образом приблизился к совершенству. И за него стоило бороться. И за Рекса тоже стоило бороться. Мысль о том, что она потеряет его, теперь невыносима для нее. Она любит его – Кэтрин перестала гнать эту мысль от себя, как делала это недавно.

Она его любит.

И она хочет бороться за себя. Может быть, главным образом – за себя. Она не делала ничего такого, чего стоило бы стыдиться, – ни с сэром Ховардом Коупли, ни с Рексом. Возможно, кое-какие глупости она натворила, поддавшись слабости, но все-таки ничего такого, чтобы навлечь на себя позор. Из нее сделали жертву, и она вела себя как жертва – по крайней мере в последнее время. Ей не хочется ощущать себя жертвой, досадно, что она не может побороть это ощущение. А самоуважение – в конце концов, это самое ценное, что есть у человека. Если ты не в состоянии уважать себя и не нравишься самому себе, – значит, твоя жизнь кончена.

Молчание затянулось. А когда Кэтрин наконец взглянула на мужа, то увидела – он не сводит с нее внимательного взгляда, и в его глазах промелькнул отсвет чего-то неуловимого, пожалуй, одобрения, – Прекрасно, – сказала она, как если бы приняла решение самостоятельно, – я поеду к папе сегодня вечером, И как он отнесется к этому – его дело. А завтра отправлюсь на бал к леди Миндел. Примут меня там или нет – дело ее и ее гостей.

– Браво, любовь моя, – тихо проговорил Рекс. Хэрри погладил ее по руке.

– Вот теперь я узнаю тебя, – сказал он. – Теперь ты опять стала моей Кэти. Я уж подумал, ты изменилась, но вижу, что ошибся.

Если ей суждено потерпеть поражение, подумала Кэтрин, то по крайней мере она примет это с высоко поднятой головой и с вызовом во взгляде.

Граф Пакстон был заинтригован намерением виконта Роули посетить его вместе с женой во второй половине дня. Виконт понял это сразу же, едва их провели в гостиную и хозяин поднялся им навстречу. Брови его были подняты, выражая вежливое любопытство.

– Роули? – сказал он, наклоняя голову. – Очень рад.

Мадам?

Он взглянул на нее и похолодел. Быстрый взгляд, брошенный на жену, убедил лорда Роули, что она не упала в обморок. Она ответила ему твердым взглядом, высоко подняв голову. Как он гордился ею в эту минуту! И как восхищался ее красотой.

– Здравствуйте, папа, – спокойно произнесла она.

На миг воцарилось молчание.

– Что это значит? – спросил граф Пакстон, напряженно нахмурив брови.

– Ваша дочь оказала мне величайшую честь, став моей женой месяц назад, – проговорил виконт. – Мы провели некоторое время в Стрэттоне, а теперь часть сезона пробудем в Лондоне. Мы приехали, чтобы засвидетельствовать вам наше уважение, сэр. Граф не сводил глаз с дочери.

– Это безумие! – сказал он. – Полагаю, она вовлекла вас в это дело обманом, Роули?

Виконт почувствовал, что ему нужно приложить почти физическое усилие, чтобы сдержать ярость. Тут ярость не поможет.

– Да, если любовь – обман, сэр, – начал он. – Я полюбил ее. – Но ему не хотелось говорить о Кэтрин с этим человеком или с кем-либо еще в третьем лице, словно она неодушевленный предмет или слабоумная, которая не может ни понять, что речь идет о ней, ни принять участия в разговоре. Он посмотрел на нее и улыбнулся. – Разве не так, любовь моя?

Как глупо, что приходится все это говорить в самый неподходящий момент, когда он полюбил ее – сразу же или когда они вступили в брак? Сейчас это не имеет значения.

Она улыбнулась ему в ответ. “Как ей больно, – подумал он, – видеть такую реакцию отца!"

– Вы безумец, – сказал граф Пакетов. – Все это безумие. Вы должны покинуть Лондон немедленно, или мы все будем обесчещены. Мой сын…

– ..полагал все эти годы, что его сестра умерла. – Лорд Роули не смог удержаться от резких ноток в голосе. – Он знает, что она жива. Они встретились сегодня утром в Роули-Хаусе. – И он опять улыбнулся Жене.

– Это жестоко, папа! – заговорила она. – Я не умерла и ни в чем не виновата. Я согласилась уехать и не усложнять вам жизнь. Мы с Хэрри всегда были очень дороги друг другу. У вас не было никакого права лгать ему.

«Браво, любовь моя! – подумал виконт Роули. – Браво!»

Граф провел рукой по своим редеющим волосам. Виконт заметил, что им так и не предложили сесть.

– Мы отнюдь не собирались усложнять вам жизнь, сэр, – сказал он. – Завтра вечером я сопровождаю жену на бал к леди Миндел. Если вы намеревались быть на балу, у вас есть возможность не ездить туда. У виконта Перри тоже есть такая возможность, хотя я полагаю, что он уже принял решение быть на балу. Он заявил, что второй танец намерен танцевать с Кэтрин.

– Он просто молокосос! – заявил граф. – Он не понимает, что… – Но тут же осекся на полуслове и вздохнул. – Я должен был предвидеть, что в один прекрасный день произойдет нечто подобное. Вы, Кэтрин, всегда были самой упрямой женщиной из всех, кого я знал. Будь это не так, вы вышли бы замуж за того мерзавца и были бы несчастны с ним до конца дней своих. Но спасли бы честь семьи. Не могу сказать, что сейчас я сожалею, что вы этого не сделали.

– Папа, – тихо проговорила Кэтрин.

Граф переводил взгляд с дочери на ее мужа в полном отчаянии.

– Вы оба глупцы. Я думал, Роули, что вы умнее. Боудли принадлежит вашему брату, конечно. Ладно… Не стоять же вам здесь весь вечер. Давайте сядем и обсудим, что можно сделать, чтобы покончить со всем этим. Впрочем, покончить с этим нельзя. Поверьте мне. Бал у леди Миндел, говорите? Ну и выбор. Чудовищно! Одно из самых многолюдных сборищ в сезоне. Но вы ведь не передумаете, не так ли?

– Нет, сэр, – сказал лорд Роули, подводя жену к дивану, на который указал граф, и усаживаясь рядом с ней.

– Нет. – Граф кивнул. – Значит, мы должны сделать все возможное, чтобы… Позвоните, чтобы принесли чай, Кэтрин. Вы хорошо выглядите, должен отметить.

– Благодарю вас, папа, – сказала она, вставая и дергая за шнур звонка.

Понятно, где она научилась вести хозяйство. Через несколько мгновений именно она давала тихим голосом указания лакею, появившемуся на звонок. Ни ей, ни ее отцу не показалось странным, что она делает это.

– Хорошо, если бы вы приехали ко мне обедать завтра вечером, – сказал граф все еще раздраженным тоном. – Мы поедем на бал все вместе прямо отсюда. Разумеется, в том случае, если вы не облагоразумитесь до того.

– Мы приедем на обед, – сказал лорд Роули. – Благодарим вас за приглашение, сэр. Мы принимаем его.

Кэтрин снова села рядом с ним, лицо ее было бледно, но подбородок был все так же решительно вздернут. Он положил ее руку на рукав своего смокинга и стал согревать ее ладонью.

Она задула свечи, но еще не легла. Стоя у окна спальни, она смотрела вниз, на залитый лунным светом сад на площади. Сад был даже красивый, если не считать того, что вид у него совершенно городской. Когда-то она любила Лондон, ей очень хотелось побывать здесь еще, она упивалась лондонскими развлечениями и возбуждением, которое у нее вызывал город. Теперь она предпочитает сельскую глушь.

Интересно, что она будет чувствовать в это время завтра? В разгар бала? Останется ли она на нем? Или к этому времени все рухнет? Но странно – она чувствует себя спокойно, думая о таком исходе. Сегодня она поняла, что другого пути у нее нет.