Из надежных мужчин, исключая Дафну. Вдруг между Клейтоном и мистером Гаскойном проскользнула хорошенькая пухленькая светловолосая леди, одетая в бледно-розовое платье, которое, увы, придавало ее лицу желтоватый оттенок. Леди внимательно посмотрела на Кэтрин, потом испустила нечто похожее на писк:

– Кэти! Это ты! Кэти, я думала, ты умерла!

Она бросилась к Кэтрин, они обнялись, улыбаясь друг Другу.

– Я не умерла, Эльси, – сказала Кэтрин. – Уверяю тебя, я очень даже живая. Как я рада видеть тебя! – И знать, что по крайней мере одна из самых любимых и закадычных подруг юности не собирается рвать с ней.

– Добрый вечер, леди Уизерфорд, – проговорил Рекс.

– Эльси? – Кэтрин стиснула руки подруги. – Леди Уизерфорд?

– Ну да. – Эльси вспыхнула густым румянцем, ужасно не гармонирующим с цветом ее платья. – Обнаружилось, что я вовсе не ненавижу Руди так сильно, как мне казалось. На самом деле... ну да не важно. Я вышла за него замуж пять лет назад. У нас двое сыновей.

А это, разумеется, сам лорд Уизерфорд, над которым Кэтрин и Эльси частенько посмеивались, будучи девочками, называя его – прозвище придумала Эльси – чудом без подбородка. Но он всегда держался с достоинством, вполне восполнявшим отсутствие оного. Супруг Эльси отвесил общий поклон. Но он не взял жену за руку, как могло случиться, и не увлек ее решительно на другой конец зала. Он завел разговор с Клейтоном и лордом Пелхэмом, судя по всему, о клетчатых тканях, введенных в моду Таттерсолем, торговцем лошадьми. Кэтрин не могла расслышать точнее, потому что Эльси и Дафна вступили в соревнование – кто сумеет болтать оживленнее?

Наконец начались танцы. Бал открывался кадрилью, которую Кэтрин танцевала с мужем. Дафна и Клейтон, Эльси и лорд Уизерфорд танцевали рядом с ними. Никто из танцевавших поблизости не удалился от них, когда Кэтрин начала танцевать. Никто не попросил оркестрантов прекратить игру и не потребовал, чтобы Кэтрин прервала танец, ушла из зала и покинула этот дом.

"Кажется, нам все удалось, как выразился Рекс”. Она посмотрела ему в глаза, улыбнулась – и со смущением заметила, что взгляд его выражает восхищение, такое же, как в Боудли, и еще нечто большее, чем восхищение. Что то похожее на любовь. Разумеется, он притворялся – для публики, точно так же, как часто называл ее “любовь моя”, когда его могли слышать другие. Но все равно от этого взгляда ей стало теплее.

А может быть, взгляд этот вовсе и не был притворством? Ведь вчера ночью, когда они ласкали друг друга, их никто не видел. Но ласки эти изменились. Он ласкал ее не только умело, как всегда, не только стараясь доставить ей такое же наслаждение, какое испытывал сам, – в его ласках появилась нежность. Она в этом не сомневалась, даже несмотря на то что он ласкал ее молча, а потом она уснула так быстро, что они просто не успели обменяться даже несколькими словами.

Он что-то к ней чувствует. Он женился на ней вынужденно, подчиняясь чувству долга, позже – осознанию своей вины. Но она уверена, что нравится ему немного иначе, чем вначале. Это уже кое-что. Если только им удастся осуществить сегодня вечером свой дерзкий, отчаянный план, возможно, их брак и превратится в удачный.

Дай-то Бог!

Он танцует хорошо. Она даже забыла об остальных трех парах, находящихся рядом, – казалось, что они танцуют наедине. Она вспомнила о бале в Боудли-Хаусе, когда они дважды танцевали вальс: одни раз – в зале, другой – в музыкальной гостиной. Мучительные воспоминания о сладостных и о первых горестных моментах. Сегодня он удивительно красив, костюм его выдержан в коричневых и тускло-золотых тонах – под стать ее платью из золотистого атласа. Она заставила себя успокоиться и погрузиться в веселье бала.

Роули чувствовал, что напряжение постепенно спадает. Судя по всему, по крайней мере сегодня вечером их не ждут крупные, неприятности. Те мгновения, когда могло произойти что-то неприятное – когда они входили в дом и подошли к хозяевам, выстояв в веренице гостей, а потом оказались в бальном зале, – все эти опасные мгновения позади. Сейчас никто не собирается устраивать сцены.

Любопытно, чувствовала ли Кэтрин его страх. Он боялся не только того, что она может не выдержать напряжения. Случись это, и она, вероятно, никогда не оправилась бы. Но он все же верил в нее, помня, с каким спокойным достоинством она держалась при более сложных обстоятельствах в Боудли. Но чего он действительно боялся – так это каких-то публичных оскорблений, от которых он не смог бы ее оградить. Он никогда не простил бы себе такого. Это тоже могло оказаться совершенно непоправимым, могло бы перечеркнуть все ее будущее, и его, и будущее их детей.

Конечно, еще не все обошлось. Хорошее воспитание не позволит устроить сцену на глазах у всего общества, но завтра они оба могут оказаться изгоями. Возможно, что они не получат больше никаких приглашений. С завтрашнего утра их не будут замечать и узнавать в театрах, в парке, в модных лавках на Бонд-стрит или Оксфорд-стрит. Только завтрашний день даст окончательный ответ.

Но его и ее родственники, его друзья, а может быть, также лорд и леди Уизерфорд будут продолжать их поддерживать. Ему верилось в это. Может быть, им удастся постепенно вернуть Кэтрин в общество. Во всяком случае, он не позволит ей уехать из Лондона еще какое-то время. Посмотрим, что можно будет предпринять.

Если бы речь шла только о нем, он завтра же увез бы ее в Стрэттон и прекрасно прожил бы там с ней всю жизнь. Но Роули собирался попробовать… Он собирался попробовать вылезти из кожи – заставить ее полюбить его. Вчера ночью она была так нежна с ним, что он чуть не сошел с ума от вспыхнувшей надежды.

Со времени своей помолвки с Горацией виконт не испытывал такого страстного желания провести жизнь – сколько ему еще оставалось, – веря в любовь и исполняя свой долг перед этой любовью. Он хотел зачать с ней детей. И хотел быть с ней вместе, даже если детей у них не будет.

И вот он танцует кадриль со своей женой, видя только ее, освобождаясь от напряжения, не покидавшего его целую неделю, разрешив себе наконец повеселиться на балу.

Поглощенный собой и Кэтрин, Роули не очень внимательно смотрел на гостей. Но когда танец кончился и он увел жену из центра зала, а ее брат уже был готов танцевать с ней следующий танец, лорд Роули не без любопытства окинул взглядом зал. Интересно, все так же их группа привлекает к себе интерес гостей? И что за этим интересом?

И тут он увидел, что в зале присутствуют два человека, заслуживающих особого внимания. Один из них только что вошел в зал.

Неподалеку от него стояла Горация Эккерт с матерью и старшей сестрой. Горация обмахивалась веером и не смотрела в его сторону, хотя у него возникло ощущение, что та его видела и знает, что он на нее смотрит – красивую, изящную женщину с каштаново-рыжими волосами и большими темными глазами. Виконт почувствовал укол сожаления. Отвратительные события привели к тому, что любовь в его сердце сменилась ненавистью. В ответе на ее письмо, извещающее о том, что она разрывает помолвку, он назвал ее бессердечной кокеткой. А потом, когда он вернулся в Англию и оказалось, что она осталась одна, что ее роман закончился, он с презрением отверг ее попытки к примирению. Они не вызвали у него ничего, кроме ярости. Конечно, был год или около того, когда она не осмеливалась показаться в Лондоне. Свет не жалует тех, кто разрывает уже оглашенную помолвку. Ей повезло: она избежала полного остракизма.

Роули смотрел на нее лишь несколько мгновений. Он знал, что в этот вечер привлекает всеобщее внимание и что свет не забыл его отношений с Горацией. Но, устремив взгляд в противоположном направлении, к дверям, он увидел джентльмена, вошедшего в зал в полном одиночестве, и этот джентльмен смерил виконта наглым взглядом.

Лорд Роули знал, что он в Лондоне, хотя на этой неделе ни разу не попался ему на глаза. Судя по всему, сэр Ховард Коупли в эти дни не появлялся в высшем свете. Поговаривали, что долги его достигли астрономических сумм, и в клубах и даже в игорных домах он был не очень-то желанным гостем. В течение ряда лет он пользовался своим обаянием и красотой – теперь его репутация изрядно подпорчена, – безуспешно пытаясь поймать богатую невесту. Он запятнал свое имя грязными поступками, и у него уже не осталось шансов на приличный брак. Молодых леди с состоянием, а также без состояния так охраняли от сэра Ховарда Коупли, как если бы он в одном лице являл стаю голодных волков.