– Изображение скверное, – извиняющимся тоном произнес директор, – но вот этот человек, по-видимому, и есть ваш фигурант.

Киров подошел к экрану.

– Да, тот самый. – Он повернулся к Смиту. – Что скажете? Вы видели его вблизи.

Смит всмотрелся в изображение.

– Это он. Вы полагаете, он беседует с соседом?

Киров повернулся к директору.

– Вы можете улучшить картинку?

Директор покачал головой:

– Я выжал из нашего оборудования все, что возможно.

– У вас есть еще кадры, на которых эти люди вместе? – спросил Смит.

– Нет, только этот. Камеры производят съемку с временными интервалами. Прежде чем повернуться в другую сторону, они успели снять этих людей лишь один раз.

Смит отвел Кирова в сторону.

– Генерал, я понимаю, что наш главный объект – Берия, но мы обязаны установить также и личность второго. Быть может, отдать запись вашим людям?

Киров указал на неясные лица на экране.

– Посмотрите, как падает свет. Да еще эта колонна… нет, мы не в силах улучшить изображение. У нас нет необходимого матобеспечения.

Смит решил подойти к делу с другой стороны.

– Вы хорошо знаете Берию. Доводилось ли ему работать с напарником?

– Никогда. Берия действует сам по себе. Это одна из причин, по которой ему всегда удавалось скрыться. Он не оставляет связей, за которые мы могли бы уцепиться. Думаю, он использовал этого человека для прикрытия.

Какая-то деталь изображения не давала Смиту покоя. Он еще раз отвел Кирова в сторону.

– Генерал, я думаю, мне удастся улучшить кадр.

– В вашем посольстве? – спросил Киров.

Смит пожал плечами.

– Вы против?

Киров задумался.

– Хорошо, попробуйте, – сказал он.

– У Телегиной был портативный компьютер или сотовый телефон?

– И то и другое.

– Я мог бы заодно проверить и их.

Киров кивнул.

– Я велю дежурному офицеру проводить вас в мои служебные помещения. Компьютер и телефон на кухне.

– И последний вопрос, – добавил Смит. – Что, если Берии нет в зале?

Едва смысл слов американца достиг сознания Кирова, его глаза расширились.

– Мне нужны номера рейсов и места назначения трех последних самолетов, поднявшихся в воздух до закрытия аэропорта, – сказал он директору.

Смит посмотрел на показания часов, запечатлевшиеся на видеозаписи, потом повернулся к другому экрану, на котором появилось расписание вылетов.

– «Свисс Эйр» 101, «Эр Франс» 612, американский 1710. Берия может находиться на борту любого из них.

– Дайте записи камер, наблюдавших за посадкой на эти рейсы, – отрывисто бросил Киров. – И списки пассажиров. – Директор выбежал из комнаты, и он повернулся к Смиту: – То, что Берия находится в одном из этих самолетов, возможно, но маловероятно. Скорее всего, он выбрался из аэропорта, но по-прежнему остается в городе.

Смит понимал, на что намекает генерал. Три самолета, перевозившие пассажиров общим числом более тысячи, направлялись в западные страны. Готов ли Смит устроить международный переполох, основываясь только на предположении о том, что на борту одного из них находится Берия?

– Что, если бы вы оказались на моем месте, генерал? – спросил он. – Что, если бы целью назначения был не Цюрих, Париж или Лондон, а Москва? Неужели вы не захотели бы выяснить наверняка, летит ли Берия тем или иным самолетом? Или удовлетворились бы надеждами?

Киров несколько секунд смотрел на него, потом потянулся к телефону.

Генерал даже не догадывался, насколько близок он был к истине: Берия действительно ушел из аэропорта и до сих пор находился в городе. Но собирался вскоре уехать.

Он покинул Шереметьево тем же путем, что попал туда, – на автобусе-экспрессе. Но этот автобус доставил его прямиком в Москву, на центральный автовокзал.

Войдя в холодное обветшавшее здание, Берия подошел к кассе и купил билет в один конец до Санкт-Петербурга. До отъезда оставалось двадцать минут, и он отправился в туалет, пахнувший мочой и моющими средствами, и плеснул водой себе в лицо. Выйдя оттуда, он взял в буфете тарелку жирных макарон и жадно съел их, запив стаканом чая. Подкрепившись, он присоединился к очереди пассажиров в зале отправления.

Он внимательно осмотрел окружавшие его лица. Здесь были в основном пожилые люди, путешествовавшие, как ему представлялось, со всем своим имуществом, упакованным в картонные коробки и перевязанные веревками мешки. Взгляд на этих людей напомнил Берии о тех временах, когда он еще мальчишкой бродил с колоннами беженцев от одной горящей деревни к другой. Ему доводилось ездить на грузовых платформах, прицепленных к тракторам, а когда машины ломались, он пересаживался в телеги, запряженные лошадьми. Когда лошадей забивали – либо сами беженцы на мясо, либо это делали по злобе вражеские солдаты, – он шагал километр за километром, день за днем, в бесплодных поисках покоя.

В толпе пассажиров Берия чувствовал себя уютно. Придавленные жизненными обстоятельствами, словно невидимые для «новых русских», они являли собой образец анонимности и безликости. Милиция не утруждала себя проверкой их документов; камеры не следили за их отъездом. И, что лучше всего, они держались замкнуто, не желая выслушивать жалобы спутников.

Берия пробрался в заднюю часть автобуса и уселся на длинное сиденье, занимавшее всю ширину салона. Устроившись в углу, он прислушался к звуку трансмиссии машины, пятившейся задом. Потом рокот двигателя несколько утих, за окном замелькали однообразные картины, и он наконец уснул.

Чтобы просмотреть кадры из посадочных рукавов, по которым шли пассажиры трех самолетов, направлявшихся в Западную Европу, Кирову и Смиту потребовалось двадцать минут.

– Я взял на заметку четверых, – сказал Смит.

Киров кивнул.

– Ни одного человека, обладающего несомненным сходством с Берией, – только лица, которые мы не в силах отчетливо разглядеть.

Смит посмотрел на часы, висевшие в командном пункте службы безопасности.

– Первый самолет, «Свисс Эйр» 101, прибудет в Цюрих через два часа.

– Пора звонить коллегам, – со вздохом произнес Киров.

Еще в «золотую эпоху» терроризма, в начале 80-х, были введены мероприятия по обезвреживанию не только угонщиков самолетов, вооруженных взрывчаткой, но и тех из них, кто вез с собой химическое или биологическое оружие. Киров связался с коллегами из швейцарской службы внутренней безопасности, французской «Дюксим» и английской «М 15». Как только представители трех агентств приготовились к беседе, Киров жестом подозвал Смита, который разговаривал с Натаниэлем Клейном по другому аппарату. Потом они подключили Клейна к общей линии, не сообщив остальным, что их слушает американец.

– Джентльмены, – заговорил Киров, – мы оказались перед лицом серьезной угрозы.

Он не стал излагать предысторию событий и рассказал собеседникам только то, что им было необходимо знать: с каждой упущенной минутой на подготовку оставалось все меньше времени.

– Вы утверждаете, что Берия мог оказаться на борту нашего самолета, хотя и не уверены в этом, – отозвался француз. – Чем вы можете подтвердить свои слова?

– К сожалению, ничем, – сказал Киров. – Но если в течение двух часов мне не удастся обнаружить его в России, нам придется исходить из предположения, что он летит одним из этих трех рейсов.

– Мне только что передали, что мы почти ничего не знаем об этом человеке, – вмешался англичанин. – У вас есть досье на него?

– Все имеющиеся у нас сведения разосланы вам по защищенным каналам электронной почты, – ответил Киров.

– Знает ли Берия, что вы проследили за ним до аэропорта? – спросил швейцарец. – Мог ли он заподозрить, что его собираются арестовать? Мы должны знать, с чем имеем дело; есть ли у Берии причины пустить в ход свое оружие, еще находясь в воздухе?

– Берия выступает в роли курьера, а не террориста, – объяснил Киров. – Его цель в том, чтобы доставить похищенное в «Биоаппарате» и получить деньги за свой труд. Он не фанатик и не самоубийца.