– А тем временем корабль будет находиться здесь, распространяя заразу.

– Вы можете в любой момент отдать приказ о его уничтожении, – ответил Бауэр. – Однако на борту находятся тела погибших. И покуда сохраняется шанс извлечь их и с почестями предать земле, я бы повременил с подобным приказом.

Президенту стоило немалого труда сдержать гнев. Циничная забота мясника о своих жертвах оказалась последней каплей, переполнившей чашу его терпения.

– Согласен. Продолжайте, пожалуйста.

– Как только «кокон» подведут к люку корабля, я войду в него с другой стороны – из стены, – объяснил Бауэр. – Оказавшись в малой стерилизационной камере, я осмотрю ее и герметично запечатаю. Только тогда доктору Риду разрешат вскрыть люк «Дискавери» и войти непосредственно в зону обеззараживания. – Швейцарец указал на пучок пластиковых трубок, протянувшийся под потолком на всю длину «кокона». – По этим каналам будут поступать электроэнергия и стерилизующие препараты. Камера оборудована источниками ультрафиолетовых лучей, губительных для всех известных микроорганизмов. Химикаты – лишь мера дополнительной предосторожности. Доктор Рид разденется. Он сам и его костюм – за исключением образца для исследований – будут обеззаражены одновременно.

– Зачем стерилизовать костюм?

– Потому что мы не сможем уничтожить его непосредственно в камере, господин президент.

Кастилла вспомнил вопрос, который велел задать Клейн. Ответ Бауэра представлялся жизненно важным, и спросить следовало так, чтобы не вызвать ни малейших подозрений.

– Если костюм стерилизуют, – заговорил президент, – как мы получим образец?

– Камера оборудована устройством для передачи. Доктор Рид положит образец на лоток, а я с другой стороны вытяну его в «перчаточный ящик». Таким образом, проба ни на мгновение не войдет в контакт с атмосферой. С помощью «перчаточного ящика» я вложу образец в специальный контейнер и вынесу его наружу.

– Вы собираетесь сделать это собственноручно?

– Как вы могли видеть, господин президент, объем «кокона» весьма ограничен. Я буду работать один.

Так, чтобы никто не увидел, чем ты занимаешься.

Президент отступил от «кокона».

– Весьма впечатляюще, доктор. Остается лишь надеяться, что ваше устройство сработает так, как положено.

– Обязательно, господин президент. По крайней мере, мы спасем жизнь одного из храбрецов.

Президент повернулся к группе:

– Итак, мы во всеоружии.

– Я бы посоветовал отправиться в наблюдательный бункер, – сказал директор ЦРУ Билл Додж. – Корабль приземлится через пятнадцать минут. Мы можем следить за посадкой по телевизору.

– Что слышно от Рида? – спросил президент.

– Ничего. Связи по-прежнему нет.

– Что со вторым взрывом?

– Мы ждем поступления свежей информации, господин президент, – сказала Марта Несбитт. – Но, в чем бы ни заключалась его причина, взрыв не повлиял на траекторию «Дискавери».

Президент и сопровождающие отправились к наблюдательному бункеру. Кастилла оглянулся через плечо:

– Вы идете с нами, доктор Бауэр?

На лице Бауэра была написана приличествующая случаю скорбь:

– Нет, господин президент. Мое место здесь.

Ухватившись за акселерометр, Меган сумела подняться. Плечо, на которое она упала, пронизывала острая боль.

Ты теряешь время. Шевелись!

Меган побрела к «салазкам». Она не сомневалась, что Рид пустит в ход систему самоуничтожения, чтобы скрыть следы своей дьявольской работы. Только так он мог гарантировать собственную безопасность. Именно поэтому он не убил ее, покидая лабораторию. Меган осмотрела «салазки» и решила, что это ее единственная надежда.

В лаборатории не было средств связи как таковых. Но при медицинских экспериментах испытуемого подключали не только к записывающей аппаратуре «Дискавери», но и к коммуникационному каналу, через который данные передавались исследователям в ЦУПе. Забравшись в кресло, Меган пристегнула лодыжки и одно запястье. Свободной рукой она воткнула микрофонный разъем в передатчик своего костюма. Насколько ей было известно, канал использовался для передачи цифровых данных, а не голоса. С другой стороны, никто не говорил ей, что речевая связь невозможна.

Вознеся небесам молитву, чтобы кто-нибудь услышал ее на другом конце, она включила панель управления «салазок».

В наушниках Смита раздался голос пилота, ведущего «Команча»:

– Рейдер Один вызывает Подзорную трубу.

Секунду спустя Смит услышал ответ диспетчерской базы Грум-лейк:

– Рейдер Один, говорит Подзорная труба. Вы вошли в воздушное пространство с ограниченным доступом. Немедленно подтвердите свои полномочия.

– Бронзовый шлем, – спокойным голосом отозвался пилот. – Повторяю: Бронзовый шлем.

Под этим кодовым именем в реестрах контрразведки значился президент страны.

– Рейдер, говорит Подзорная труба, – сказал диспетчер. – Ваши полномочия подтверждены. Вам разрешена посадка на полосе «R», двадцать седьмая левая рулежная дорожка «L».

– «R», двадцать седьмая левая «L», вас понял, – ответил пилот. – Посадка через две минуты.

– Где сейчас «Дискавери»? – спросил Смит.

Пилот перестроил рацию на частоту НАСА.

– В тринадцати минутах пути.

Гарри Лэндон следил за посадкой «Дискавери» на огромном графическом планшете, который представлял корабль в виде плавно снижающейся красной точки. Еще несколько минут – и спутники, летящие по низким орбитам, начнут передавать изображение. Как только корабль вплотную приблизится к Земле, на него наведут свои камеры военно-разведывательные самолеты.

– Доктор Лэндон?..

Лэндон посмотрел на техника-связиста.

– Что у вас?

– Точно не знаем, сэр, – ответил техник, явно смущенный. Он протянул Лэндону распечатку. – Вот, только что прислали.

Лэндон бросил взгляд на бумагу:

– Это медицинские данные, полученные от физиологического модуля. – Он покачал головой. – Должно быть, какая-то неисправность. Рид сейчас в рубке. А если верить модулю, в «салазках» лежит кто-то другой.

– Да, сэр, – согласился техник. Он сам прекрасно понимал, что этот «кто-то» должен быть живым. – Но взгляните сюда. Приборы «салазок» включены. Датчик сердцебиения фиксирует ритм. Сигнал слабый, и все же мы его улавливаем.

Лэндон сдвинул очки на кончик носа. Техник был прав: приборы свидетельствовали о том, что в кресле находится нечто живое.

– Прослушайте, сэр, – продолжал техник. – Это последние минуты пленки. Мы продолжали записывать, хотя…

Лэндон схватил наушники:

– Прокрутите ее мне!

Долгие часы с начала катастрофы он непрерывно прослушивал эфир, и теперь его сознание без труда отфильтровывало свист и помехи. Сквозь треск разрядов доносилось что-то едва различимое, но, несомненно, человеческое… голос, взывающий из небытия:

– Говорит… «Дискавери»… лаборатория… я жива. Повторяю, жива… Помогите…

Джек Рилли и его бойцы выпрыгнули из вертолетов еще до того, как роторы «Команчей» начали замедлять вращение. Смит оглядел гигантские ангары, выстроившиеся в линию, словно доисторические черепахи. Их крыши, выкрашенные в тускло-коричневый цвет, сливались с мрачным безлюдным пейзажем. На юге вздымалась горная цепь, на северо-востоке не было ничего, кроме пустыни. Даже голоса людей и рев двигателей не могли рассеять зловещее безмолвие, царившее на базе.

Бойцы погрузили свое оборудование в кузов подкатившего грузовика, потом забрались туда сами. Ехать было недалеко. Смит и Рилли отправились следом на броневике «Хамви».

Ангар был разделен перегородками, чтобы обеспечить группе уединение и, как подозревал Смит, чтобы скрыть от бойцов то, что здесь хранилось. Как и обещал Рилли, связная аппаратура уже была включена и действовала. Ею управляла молодая женщина-офицер.

– Полковник, – заговорила она, – вас срочно вызывает Синица.