– Господи, воля твоя, – перекрестилась женщина, – да увидь я тебя раньше в таком наряде, душу прозакладывала, что ты колдун!

– Вот видишь, а ты не веришь, что у нас получится! – сказал я Прасковье. – А теперь, голубушка, – обратился я к мамушке, – начинается самое сложное. Нужно сделать так, чтобы Вера пришла в этот терем.

– Господь с тобой, мил человек, она, уже, почитай седьмой сон видит. Чего ради ей вставать и через весь двор среди ночи сюда идти? Да и не пойдет она одна без Ивана Никаноровича, а он такой осторожный человек, что одними вопросами, что да почему, до смерти замучает!

– Управляющего с ней теперь нет, он совсем в другом месте, а ты скажи хозяйке, что это он ее сюда зовет. Та не придет – прибежит.

– Где это он может быть, как не под бочком у Веры? – удивилась Матрена. – Да я Ивана Никаноровича сама давеча видела...

– Давеча не нынче, а нынче он уже в другом месте. А где – никто не знает. Потому ваша хозяйка тревогу и не поднимает...

– Мудрено ты что-то говоришь, мил человек, так вроде, понятно, а до смысла не докопаться.

– Так нет в моих словах никакого особого смысла. Иван Никанорович, считай, сбежал от Веры, а куда, никто не знает. Вот она и волнуется. А когда ты ей скажешь, что он нашелся и ждет ее в этом тереме, она сразу и прибежит, – начал я разжевывать и так очевидную просьбу.

– Так он здесь, в тереме? – удивленно спросила она.

– Нет, здесь только мы, а он в другом месте, – терпеливо объяснил я.

– Так как же я ей скажу, что он здесь, коли его тут нет? – удивилась она.

Я почувствовал, что приближаюсь к высокой глухой стене. Как только я ей скажу, что Веру придется обмануть, мы не распутаем клубок противоречий до самого утра.

Вот он, лишний повод поразмыслить о том, как высокие помыслы разбиваются об элементарное непонимание. И как всегда, выход нашелся в грубом, циничном обмане простого доверчивого народа.

– Пока ты сходишь за хозяйкой, он сюда как раз и придет, – объяснил я.

Теперь, казалось бы, все было предельно ясно, однако и тут нашлась заковырка.

– Кто придет, Иван Никанорович? – уточнила Матрена.

– Именно, Иван Никанорович, сам, своими ногами! – теряя терпение, сказал я.

Матрена опять задумалась, потом привела свой недавний довод:

– Сам-то он мужчина солидный, правильный, здесь я плохого слова не скажу, только очень уж дотошный, как вцепится, будто клещ, никакими силами его не отдерешь.

На мое счастье в разговор вмешалась Прасковья: – Мамушка, ты сделай, как Алеша просит, все и будет ладно.

– Верку, что ли, позвать, детонька? – умильно спросила Матрена, любуясь своей разумной воспитанницей.

– Да, мамушка, позови сюда крестную и скажи ей, что ее здесь ждет Иван Никанорович, – перевела мои слова на доступный пониманию язык Прасковья.

Я ожидал повторного вопроса о местоположении Управляющего, но на этот раз пронесло, Матрена безропотно отправилась выполнять просьбу воспитанницы.

– Теперь пойдем вниз, – сказал я девушке. – Только старайся не шуметь, чтобы не переполошить народ.

Мы осторожно спустились в горницу и так же, как в прошлый раз, я зажег огарки свечей по углам стола. Для полного антуража на столе не хватало только человеческого черепа.

– Теперь прячься под стол, – велел я Прасковье, – а когда позову, выходи и веди себя как привидение.

– А как они себя ведут? – задала она вполне резонный вопрос.

– Ну, ходи так, как будто спишь, и разводи руками.

– А что, так ходят приведения? – заинтересовано спросила она.

У меня было, что сказать по этому поводу, но, щадя нежные девичьи ушки, я промолчал и только утвердительно кивнул головой.

Когда Прасковья спряталась под столом, все оказалось готово к встрече с коварной сиротской обидчицей. Не хватало только самой купеческой вдовы. Медленно поползли минуты. Мне казалось, что Вера должна была шевелиться чуточку быстрее, все-таки ей предстояла встреча с пропавшим возлюбленным. Пока суд да дело, я присел на скамье около стола.

– Скоро уже? – тотчас спросила из-под него заскучавшая Прасковья.

– Не знаю, у вас тут все происходит очень медленно.

– Где у нас? – живо заинтересовалась она.

– Везде, живете как во сне, – сердито ответил я.

– Ага, я ужас как спать хочу, – подтвердила, высовываясь из-под стола, девушка. – Как ты думаешь, здесь очень пыльно, я сильно перепачкаюсь?

– Тише, – прервал я никчемный разговор, – кажется, идут.

Я прислушался. Вокруг было по-прежнему тихо. Я решил, что мне показалось, но снаружи, на крыльце, заскрипели половицы, и взвизгнула несмазанными петлями отворяемая дверь. Не теряя времени, я обошел стол и встал в его главе.

– Здесь он, здесь, заходи матушка, – послышался из сеней знакомый голос Матрены.

– А это кто здесь спит? – спросил женский голос.

– Так это ж наш Фома. Напился и улегся, где причлось, – объяснила та же Матрена. – Не робей матушка, Иван Никанорович в горнице.

На какое-то время в сенях стало тихо. Сюда к нам пока никто не входил. Наконец тот же голос позвал:

– Ваня, ты где?

– Здесь, – негромко откликнулся я, старательно пытаясь имитировать манеру говорить управляющего. – Иди сюда.

Не знаю, как поддельный голос любимого понравился хозяйке, но дверь в сени открылась, и в горницу вошли Матрена, за ней полностью одетая Вера, вслед им еще две женщины в рубахах и накинутых на головы платках. Меня они увидели не сразу, я стоял дальше источников света и черным платьем сливался со стеной.

– Ваня? – опять позвала хозяйка. Выглядела она испуганной и, несмотря на теплый вечер, куталась в шаль. – Ваня, ты где?

– Он скоро будет, – ответил я низким «загробным» голосом и только теперь меня заметили.

Эффект, надо сказать, превзошел все ожидания, Женщины застыли на месте. Даже Матрена стояла недвижимая, как соляной столб.

– Ты звала меня, вот я к тебе и пришел, – обратился я к купчихе.

– Я, я, – промямлила она, – я никого... я ничего не знаю, кто ты?

– Так ты не узнаешь меня? – спросил я с интонациями плохого провинциального актера, дальше мне оставалось добавить: «Офелия, о, нимфа!», но я пошел собственным путем и представился: – Я предсказатель, тот, кого вы смертью извести хотели и заперли коварно в этом замке!