Шедший впереди процессии раб прошел мимо Элрика с Олвином, повернул в сторону палаток. Когда Бурелл появилась перед Элриком, рабы остановились и опустили ее паланкин на землю. Она положила руки на подлокотники кресла, собираясь встать. Предупреждая ее намерение, Элрик опустился на колени.

– Моя королева.

Он взял ее руку и поцеловал. Бурелл была самолюбива, а может и чуть более, чем самолюбива.

Ее глаза округлились.

– Если бы я знала, что это вызовет у тебя такую реакцию, то я проделала бы такое лет двадцать назад, – сказала она.

– Если бы я знал, что тебе хотелось добиться от меня подобной реакции, то ты бы получила ее.

Элрик поборол побуждение использовать свои сенсоры для того, чтобы просканировать, в каком она состоянии. Среди техномагов было не принято тайно применять свои способности к другому техномагу. Если бы это основное требование этикета не соблюдалось, маги отказались бы встречаться друг с другом.

Бурелл заметила, что вокруг них собралась толпа и, отдернув руку, понизила голос.

– О том, что я должна рассказать тебе, лучше всего говорить наедине.

Она стиснула руки, лежащие на коленях.

– Я знаю, что ты занят, но это очень серьезный вопрос.

– Приду, как только освобожусь, – Элрик встал, обеспокоенный.

Бурелл произнесла громче:

– Полагаю, ты не забыл мою ученицу – Изабель.

Молодая женщина возникла рядом с Бурелл. У Изабель были светлые с рыжеватым оттенком волосы, тонкие выгнутые вверх брови, изящные руки. Она держала сверток. Изабель была дочерью Бурелл от связи с не-магом – то был другой общепринятый способ обретения учеников. Изабель сильно выросла с тех пор, как Элрик в последний раз ее видел, поскольку ни Изабель, ни Бурелл не присутствовали на предыдущей ассамблее. Он вспомнил, что Бурелл, проходя посвящение через несколько лет после него, выглядела примерно также. В те дни она была причиной многих стычек между техномагами-мужчинами.

– Да, я помню, – сказал Элрик. – Рад снова видеть тебя.

Изабель поклонилась.

– Это для меня честь. Я так восхищаюсь вашей работой.

Изабель вздохнула. Она хорошо контролировала свой голос, но, определенно, сильно нервничала.

– Я сделала это для вас. Мне хочется отблагодарить вас за то, что вы подготовили ассамблею, на которой я стану техномагом.

Она протянула Элрику сверток.

– Туда вплетены гиперпространственные течения, которые вы описали во время нашего прошлого разговора.

Элрик, поклонившись, взял сверток.

– Благодарю тебя за такой щедрый подарок.

Изабель кивнула с явным облегчением. Бурелл знаком приказала несуществующим рабам поднять ее кресло, и процессия двинулась дальше. Большую часть рабов она отправила вокруг палаток, где они могли исчезнуть, не разрушая иллюзии. Оставшиеся четыре раба внесли ее кресло в палатку. Остальные маги, споря между собой, разошлись.

С Элриком осталась Карвин – ученица Олвина. Она внезапно повернулась и обнаружила, что Олвин исчез.

– Проклятье! – выругалась она, потом обратилась к Элрику: – Извините.

Элрик сам, пока разговаривал с Бурелл, потерял из виду Олвина. Глаза Карвин впились в нагого раба, удалявшегося в обход палаток.

– Нашла!

Она побежала за ним.

Элрик остался один. Взглянул на поле, где стояли корабли. Смех и шум голосов доносились из палаток эфемерными, призрачными волнами, разносимыми порывами морского бриза. Кто-то произнес музыкальное заклинание, и басы эхом отдавались в ночи.

Снаружи все было спокойно. Воздух по-прежнему оставался прозрачным, на небе сияли звезды. В свете созданных магами шаров на мох ложились мягкие тени от кораблей. Справа от него в темноте возвышался его круг камней – твердый, надежный, прочная связь с местом, которое он любил.

Он глубоко вдохнул морской воздух. Было прохладно, как он и любил. Ночь казалась бесконечно прекрасной, этот коротенький отрезок времени, кусочек бесконечности на этой крошечной планете, затерявшейся в безбрежном пространстве. Какой бы незначительной ни была эта ночь по меркам Вселенной, ей суждено прийти только раз, и для Элрика она представляла огромную ценность.

«Надо радоваться жизни, пока могу», – подумал он. Воистину, это было великим благословением. Делая упор на дисциплину и контроль, он не сумел научить этому Галена. Радоваться жизни. Радоваться ей, пока можно.

Гален сидел в своей спальне, сгорбившись перед дисплеем. В одной руке он зажал прядь волос и раскачивался взад-вперед. Заклинания на экране превратились в неразбериху. Его мозг отключился несколько часов тому назад. Он мог сейчас думать лишь о том, как завтра утром на лице Элрика появится выражение серьезного разочарования.

Минула почти тысяча лет с тех пор, как Вирден основала Круг, и все стоящие внимания и возможные заклинания уже были открыты. В течение последних нескольких веков новые заклинания строились на основе других, они переплетались, изменялись с поразительной изобретательностью. Маги изменяли структуру заклинания, создавали различные эффекты, добавляли изящные завитушки и росчерки, отображавшие уникальность их личности.

Однако эти все усложнявшиеся заклинания нельзя было назвать оригинальными. Гален нашел по-настоящему оригинальные заклинания в истории магов: развернутый щит, открытый Гали-Гали, переход Мажу от электронного воплощения к заклинаниям исцеления. По-настоящему оригинальное заклинание должно быть равно заклинаниям великих, но изобрести такое было выше его сил.

Гален усердно изучал те великие заклинания. Трудностью, с которой сталкивался каждый маг, был перевод существующих заклинаний на свой собственный язык. Каждый маг должен открыть и развить свой собственный язык заклинаний, потому что заклинание, которое срабатывает у одного мага, может оказаться непригодным для другого. Элрик объяснял это тем, что биотек настолько тесно связан с телом и разумом индивида, что процесс создания заклинания зависит от того, как функционирует мозг техномага. Раз процесс мышления у каждого индивида организован по-своему, то маги добиваются наилучших результатов разными способами. В процессе обучения ученик учится добиваться полной ясности мыслей, и предпочитаемый образ мышления формирует его язык заклинаний. Кризалис адаптируется, чтобы соответствовать разрабатываемому языку, и, когда ученик получает биотек, эта информация передается в него через уже существующий имплантант у основания черепа.

Язык заклинаний Галена был языком уравнений. Сначала Элрик беспокоился по этому поводу. Большинство языков заклинаний были более интуитивными, более гибкими, менее рациональными. Но Гален по своей природе не был тем мыслителем, который перепрыгивает от одного к другому, интуитивно обнаруживая связь между ними. Его мышление отличалось прямолинейностью и последовательностью: каждая мысль логично и неуклонно приводила к следующей. Элрик опасался, что язык Галена будет неуклюжим и негибким. Однако, пока Элрик работал с Галеном, он видел, сколько заклинаний удалось Галену перевести на свой язык, и его опасения развеялись.

Перевод был одним из самых трудных заданий для любого мага. Лишь изучив множество заклинаний того или иного мага, Гален мог понять, как язык их автора соотносится с его собственным, а потом – перевести их. Ему удалось перевести почти все заклинания Вирден и Гали-Гали. Более или менее успешно он перевел заклинания для создания иллюзий, для летающих платформ; он мог создавать щиты, огненные шары, посылать сообщения другим магам, контролировать сенсоры, которые вскоре будут в него имплантированы, получать доступ и мысленно обрабатывать данные, получать доступ к внешним базам данных и многое другое.

Он запомнил все эти заклинания.

Но поскольку любой язык заклинаний обладал присущими ему сильными и слабыми сторонами, Гален обнаружил, что некоторые заклинания не поддаются переводу на его язык: например, заклинания исцеления. Были и другие заклинания – например, для создания щитов, – в отношении которых Гален был уверен в правильности перевода, однако результаты применения им этих заклинаний оставляли желать лучшего. Гален уже не в первый раз размышлял над тем, не подавлял ли избранный им язык заклинаний его попытки создать нечто оригинальное. Поскольку его ход мыслей был прямолинейным, его заклинания располагались по порядку – уравнение за уравнением. В рамках его языка приукрашивать заклинание не имело смысла: оно должно быть практичным и осмысленным с точки зрения применения, каждый элемент уравнения должен обладать установленными свойствами и особенностями. Как же ему открыть уравнение, каким-то образом отражающее и раскрывающее его? Он чувствовал себя неловко при одной мысли об раскрытии себя, но сейчас эта нерешительность меркла, становилась незначительной по сравнению с неизбежной необходимостью – он не имеет права разочаровать Элрика.