Гален снова просто представил лечение в виде задания вместо того, чтобы каким-то образом увидеть его целостной формой. Он попробовал еще раз: очистил свой разум, в надежде увидеть хоть какой-то знак, какой-то способ помочь. Он потерял своих родителей в огне и страстно желал стать целителем, чтобы лечить такие повреждения. Вместо этого, он сам принес огонь.
Он не смог найти никакой «формы» для лечения. Вероятно, это было самым важным уроком его ученичества. Он хотел стать целителем, но так и не стал им. Он ранил друга и сейчас не смог помочь ему.
Перед ним на траве лежала черная, блестящая рука Элизара. Его дыхание по-прежнему было частым и неглубоким. Взгляд был устремлен на Галена.
– Прости, – сказал Гален, – прости, прости за то, что я ранил тебя. Прости за то, что я не могу вылечить тебя. Не знаю, как.
Гален почувствовал, что Элрик отпустил его кризалис, повернулся и увидел, что его учитель удаляется.
Инг-Ради склонилась над Элизаром и прикоснулась ладонями к его руке. Ее кристалл висел на длинной цепочке, и, пока она работала, раскачивался над телом Элизара. Через несколько секунд она закрыла глаза и начала мурлыкать. Дыхание Элизара стало замедляться, лицо слегка порозовело. Гален пытался отслеживать легкие изменения в тоне и громкости звука. Он сумел различить несколько мотивов, накладывающихся друг на друга. Мотивы переплетались между собой так запутанно, что общий мотив невозможно было распознать. Мурлыканье казалось немелодичным, бесформенным, но Гален осознал, что захвачен им и что понятия не имеет, как долго слушает его.
Бледная, безволосая кожа принялась расти, начиная с плеча, покрывая обугленную руку, подобно рукаву. Инг-Ради сейчас не только стимулировала деление нужных типов клеток, но и выстраивала их в нужном порядке, правильным узором – невообразимо сложная работа. Кожа выросла до локтя, покрыла предплечье, запястье, клешню кисти, сомкнулась вокруг пальцев.
После этого внешне мало что изменилось. Потом чуть выше локтя Элизара появилась узкая трещина, оттуда стал вытекать желто-коричневый гной. Несколько других трещин появились выше и ниже по руке Элизара, открывая дорогу еще большему количеству расплавленных тканей. От гноя воняло протухшим жиром. По мере того, как вытекали мертвые ткани, новая кожа становилась мешковатой и морщинистой, остатки руки как бы висели внутри нее.
Наконец весь гной вытек, тонкие трещины закрылись. Теперь структуры под новой кожей начали восстанавливаться: нервные окончания росли вдоль их старых направлений, из следов коллагена формировались основания сухожилий, из неповрежденных остатков начали расти мышцы. Рука начала восстанавливать прежнюю форму и объем, складки на коже разгладились. К коже вернулся розоватый цвет. Наконец кисть разжалась, пальцы расслабились.
Инг-Ради, наконец, выпрямилась, мурлыкание смолкло. Рука казалась странной: слишком единообразной, слишком мягкой, и, тем не менее, она выглядела восстановленной. Элизар спал, его дыхание было ровным, цвет лица нормальным.
Изабель вздохнула, когда Инг-Ради рухнула ей на руки.
– Как вы себя чувствуете? – спросила она. – Вам что-нибудь нужно?
– Все в порядке, – ответила Инг-Ради.
Но ее кожа была не обычного оранжевого цвета, а бледно-оранжевого, и она, казалось, была не в состоянии выпрямиться.
– Ей нужен отдых, – произнес Келл. – Блейлок, если вас не затруднит…
Блейлок коротко кивнул и опустился на колени рядом с Инг-Ради, забирая ее у Изабель.
Гален почувствовал, что от сидения у него отсохли ноги, и окоченело все тело. С тех пор, как Инг-Ради начала лечение, прошло много часов. Каким-то образом ее песня так захватила его, что он потерял ощущение времени. Большинство магов к настоящему моменту или ушли, или их попросили уйти. Оставались лишь члены Круга, за исключением Элрика, и он с Изабель.
Блейлок создал под собой и Инг-Ради летающую платформу и полетел к ее кораблю.
Келл создал платформу под Элизаром, поднял ее на несколько футов над землей. Хотя лицо Келла скрывала тень, Гален чувствовал, что темные глаза Келла изучают его. Из темноты донесся тяжелый вздох.
– Вы не ранены? – спросил он.
– Нет, – ответил Гален, Изабель эхом вторила ему.
– Мы обсудим все это утром, – сказал Келл.
Тяжело шагая, он удалился вместе с Элизаром и Херазад.
У Галена не было никакого желания вставать. Да и вообще двигаться.
– Я тоже подумала, что он собирался напасть на нас, – сказала Изабель. – Он был очень зол. Все время, пока мы разговаривали, мои руки были готовы создать щит.
Гален припомнил ее руки, которые она держала стиснутыми перед собой, припомнил легкие движения, создавшие щит в тренировочном зале. Теперь он понял, что она все время готова была развернуть щит. Ему вообще незачем было действовать.
– Ты появился в середине разговора, и не был готов так, как я.
– Мне в голову не приходило, что он может напасть на нас до тех пор, пока он не поднес руки ко рту. Дальше я действовал инстинктивно, – сказал Гален. – Почему-то я, не задумываясь, отреагировал именно таким образом. Моим первым побуждением было убить его. Я не знаю, почему.
– Но ведь ты что-то сделал, да? Что-то, остановившее действие заклинания. На этот раз все было не так, как в тренировочном зале.
– Я пытался сделать так, чтобы оно не причинило вреда. Я опоздал.
Несколько минут прошло в молчании. Потом Изабель протянула к нему руку. В руке было сенсорное устройство.
– Ты уронил его. При взрыве.
Гален взял прибор. Он не знал, что сказать.
– Я пойду. А то Бурелл будет волноваться.
Гален кивнул. Темная фигурка Изабель исчезла в тумане.
Сейчас он не может пойти домой, ему не под силу выдержать встречу с Элриком. Назавтра он уйдет, когда сделает так, чтобы Изабель и Элизара не обвинили в случившемся. Он сможет отправиться в город, найти там работу. Выбросит из головы все мечты о том, чтобы контролировать события вокруг себя, о том, чтобы управлять своей силой и применять ее во благо.
Лучше заняться чем-нибудь безвредным.
Ветер утих и лишь шум моря раздавался в ночи. «Шум смерти», как назвала его Разил.
Гален безразлично взглянул на экран сенсорного устройства, принялся, не задумываясь, нажимать на его кнопки, вызвал запись того, что он натворил в тренировочном зале. Устройство зафиксировало тот же громадный энергетический всплеск, ту же гигантскую нестабильность, что обнаружили его сенсоры. Однако, запись содержала еще кое-какие подробности. Устройство не только обладало хитрым набором встроенных сенсоров, но и собирало информацию с разбросанных по всей планете сенсоров Элрика.
Сначала Гален думал, что сфера могла быть черной дырой, основой сферы были искажения пространства-времени. Однако, черная дыра должна была затягивать все окружающие объекты, чего в данном случае не произошло. Некоторые показания наводили на мысль о гиперпространственном туннеле или о точке перехода, однако, они излучали бы энергию, а сфера – нет. Согласно данным сенсоров, энергия, которую он первым делом засек повсюду вокруг себя, скопилась на мембране сферы. Пока сфера формировалась, она, казалось, все сильнее отгораживала себя от окружающего пространства зала. Келла и Изабель, находившихся позади сферы, сначала можно было разглядеть сквозь нее, а позже – нет. Свету, заключенному в сферической области пространства в момент наложения заклинания, становилось все труднее и труднее проникать сквозь нее, поэтому сфера казалась все темнее и темнее. Покраснение света наводило на мысль о доплеровском смещении, как будто сфера с большой скоростью удалялась от них.
Прямо перед тем, как Элрик прервал действие заклинания, сфера начала блекнуть и сжиматься. Энергия начала уменьшаться и вернулась к более-менее нормальному уровню, как будто мембрана и все, что содержалось внутри нее, просто исчезли.
Но энергия не может просто взять и исчезнуть. Она перетекла куда-то еще. По мнению Галена потускнение было финальным логическим шагом в процессе отгораживания сферой самой себя от внешнего мира. Она отгораживалась не только от света и энергии зала, но от пространства и времени зала. Сфера заключала себя в отдельной вселенной.
