– И ты собираешься вернуться туда? Мне нужно уничтожить тот склад, о котором ты мне рассказывал, чтобы они не могли больше поставлять на Центавр оружие.

– Я уничтожил склад.

Г'Лил замялась:

– Ты серьезно? Когда ты это сделал?

– Когда мы улетали, я уничтожил Сити-центр, склад, космопорт… целый район города. Я убил… всех, кто там был.

Как он сможет теперь жить с грузом того, что натворил?

Блейлок отошел от Элрика и двинулся к Олвину. Элрик пошел к учителю. Он выглядел постаревшим и ослабевшим, хотя удерживал свое тело в напряженной, выпрямленной позе, стараясь казаться таким, как всегда. Но строгая осанка и широкие, ровные шаги явно требовали от него все больших и больших усилий. Он, казалось, заставлял себя двигаться, каждое его движение выглядело неуверенным.

Гален хотел, чтобы Элрик был в безопасности, хотел отказаться от своего задания в том случае, если Элрик откажется от своего. Если бы только они оба могли это сделать. Если бы они улетели в тайное убежище. Тогда бы ничего не изменилось. Элрик ведь предупреждал его. «Возможно, однажды твое мнение обо мне изменится в худшую сторону. Если этот день настанет, я надеюсь, что ты попытаешься понять, почему я поступил так, а не иначе».

Но Гален не понимал.

– Я должен поговорить с Элриком наедине, – сказал он.

– Благодарю тебя за уничтожение склада, – сказала Г'Лил. – Я знаю, тебе есть о чем думать, кроме как о благе нарнов. Но, быть может, теперь центавриане не нападут на мой народ.

Он сделал это не ради нее, ни ради блага кого бы то ни было. Он сделал это, потому что хотел уничтожать, а склад подвернулся ему под руку.

На противоположной стороне плато Олвин с трудом поднялся на ноги, резким взмахом руки отмел какое-то замечание Блейлока и выкрикнул что-то ему в лицо. К большому удивлению Галена, Г'Лил поспешила к ним.

Потом Элрик встал перед ним. Как Гален ни желал отстраниться от Элрика, думать об Элрике, как об ужасном лживом чужаке, перед ним стоял тот самый человек, которого он знал на протяжении всех этих лет: строгая фигура, облаченная в черный балахон с высоким воротником, тот самый, который она подарила ему. Его тонкие губы были грозно сжаты. Три морщины между бровями, хотя сейчас они были глубже, чем раньше, указывали на серьезное разочарование. Блейлок, похоже, рассказал ему обо всем, что Гален натворил.

И, тем не менее, что-то в выражении лица Элрика говорило о том, что не Галеном он разочарован, а самим собой. Гален знал, что Элрик будет винить себя в смерти Карвин, Инг-Ради и остальных, даже в том случае, если он никак не мог предотвратить их гибели. Он всегда учил Галена брать на себя ответственность за ошибки и провалы, и в тех редких случаях, когда Элрик сам ошибался, или терпел неудачу, Гален видел, что он так и поступал.

Но как насчет ответственности за его ложь? Как насчет того, чтобы сказать ему правду? Гален почувствовал, что его гнев усиливается, эхо его не кажется уже таким отдаленным.

Они молча стояли, ветер свистел между ними. Гален понял, что не в состоянии говорить. Как мог Элрик скрывать такое? Как мог Элрик солгать ему об одном единственном, о том, что меняло все?

– Прости, что не рассказал тебе, – начал Элрик. – Тебе следовало бы узнать правду от меня. И тебе следовало бы узнать ее давным-давно.

Гален знал, что Круг обязал его хранить тайну, но Элрик не считал это оправданием. Это еще больше усилило гнев Галена. Ему на ум пришла тысяча резких ответов, но Гален не произнес ни одного из них, мечтая о том, чтобы ветер унес такие слова.

– Я узнал правду тогда, когда меня, девять лет тому назад, избрали в Круг. Это знание поставило под вопрос многое, известное мне до этого. Но, в конце концов, я понял, что верю в магов. Верю в нашу способность создавать прекрасное и изумительное, получать знания, творить благо. Происхождение биотека ничего не меняет.

Они думали, что им никогда не придется заплатить за то, что они получили? Они считали себя невосприимчивыми к программированию Теней? Как они могли думать так, при этом ни на йоту не понимая принципов работы биотека?

Гален пытался успокоить свой разум, не думать ни о чем, не чувствовать ничего.

– Но правда открыла то, на каком шатком основании был построен наш орден. И это многое объясняет. Узнав правду, я понял, что контроль и повиновение Кругу и заповедям Кодекса еще важнее, чем я думал. Я пытался учить тебя тому же. Но это никогда не заменит правды.

Если бы я узнал истину раньше, чем взял ученика, то не думаю, что вообще взял бы его. Мне бы… не очень понравилось тренировать ученика, утаивая от него такой важный секрет. Но, к тому времени я уже учил тебя два года. И уже тогда пришел к мысли… что ты можешь вырасти в выдающегося мага.

Элрик вздохнул, выпрямился:

– Став членом Круга, я первым делом принялся настаивать на том, что следует открыть магам тайну происхождения биотека. Они отказались. Они верили в то, что, раз это работало тысячу лет, то продлится еще тысячу. Я продолжал периодически поднимать этот вопрос, но всегда терпел неудачу. Со временем я свыкся с этим знанием. Никому из нас в голову не приходило, что Тени могут вернуться при жизни нашего поколения.

Но сейчас Тени вернулись, а наше время заканчивается. Если кто-нибудь когда-нибудь вынесет вердикт о мудрости или глупости нашего существования, то его суждение будет основываться на том, как мы умрем. Мы должны сохранить верность Кругу и Кодексу, тому, что позволяет нам сопротивляться программированию, заложенному в нас Тенями. Мы не должны позволить хаосу разъединить нас.

Элрик замялся, будто ожидая ответа от Галена. Между ними воцарилось неловкое молчание. Гален заставлял себя сохранять видимое спокойствие.

– Я знаю, это трудно, – продолжил Элрик. – Я знаю, что тебе хочется ударить по Теням, по Элизару и Разил, если они до сих пор живы, но ты должен отправиться вместе с нами в тайное убежище. Мы должны сохранить единство.

Вот о чем они беспокоились. Они хотели, чтобы он остался с ними. Они хотели сохранить свое оружие.

Элрик снова сделал паузу, потом продолжил:

– Мы не то, чем притворялись – воплощение мечты о красоте и магии. Но, тем не менее, мы совершили много достойного, – голос Элрика потерял свою звучность. Он откашлялся. – Гален, прошу тебя, не молчи.

Гален почувствовал будто нечто, пережавшее горло Элрику, вдруг пережало его собственное горло. Это был гнев Галена, и он понял, что может, наконец, говорить:

– Ты говорил, что никогда не станешь лгать мне, – выговорил он, и слова потоком хлынули из него. – Ты говорил, что наша цель – творить благо, но, вместо этого, мы порождаем уничтожение. Ты говорил, что мы можем нести свет, но мы – орудия Теней. Ты говорил, что сделаешь меня магом. Но вместо этого ты превратил меня в чудовище.

Ты ничего не делал, только лгал мне. Один Элизар сказал мне правду. Ваш Круг мне отвратителен, а магов мне жаль.

Галена будто прорвало:

– Но можете быть спокойны. Я отправлюсь с вами. У меня нет выбора. Я недостоин того, чтобы остаться. Оставшись здесь, я с радостью уничтожу все. А здесь слишком много невинных существ. Если я улечу, то, по крайней мере, смогу уничтожить одних лишь магов.

Его трясло. Он заставил свой рот закрыться, с усилием остановил хлещущий из него поток слов. Энергия внутри него забурлила, ее течение убыстрилось. Он изо всех сил стиснул кулаки, ногти впились в обожженную кожу ладоней.

От слов Галена у Элрика отвисла челюсть, да так и осталась в этом положении, сейчас напоминавшем гримасу. Три морщины между его бровями исчезли, теперь на его лице было выражение ужасающей уязвимости. Он довольно долго молча внимательно смотрел на Галена, до тех пор, пока Галену не захотелось отвести взгляд. Но он сдержался. Он сказал правду, пусть Элрик переваривает ее.

Наконец, Элрик просто кивнул. Потом он деревянной походкой пошел прочь.

Гален заставил себя разжать кулаки, успокоить дыхание. Он сказал то, что должен был сказать. Теперь с этим покончено. Элрик больше ему не учитель. Элрик ему не отец. Элрик ему – никто. Круг для него – ничто. Маги для него – пустое место. Он может вернуться в то место, лежащее где-то глубоко внутри, и никто больше не вытащит его оттуда.