— Я думаю… все слишком совпадает. Как сигаретный окурок в детективе. Старый Дух насылает сновидения, манипулирует твоим сознанием… Ты пыталась проверить, кто такой доктор Лэй?

Гэйнор отрицательно покачала головой:

Я собиралась, но, когда все это случилось, остальное просто выскочило у меня из головы.

Займись этим, как только вернешься домой, — сказал Уилл, — если, конечно, не будет слишком поздно, чтобы звонить чужим людям. Какая–то информация о нем может оказаться очень полезной. Я приехал на папиной машине — возьми ее. — Он протянул Гэйнор ключи. — Я потом вызову такси.

Гэйнор поехала домой, в Дэйл Хауз: удивительно, но она начала воспринимать это место как свой дом… Тяжелое небо над головой, казалось, отражало ее ощущения. Облака цвета индиго, надвигаясь высокими валами со стороны моря, предвещали дождь. Деревья гнулись под ветром, но тут же внезапно становилось тихо, а листья начинали дрожать, как от холода. Когда она выехала на пустошь, штормовой ветер стал так раскачивать и швырять из стороны в сторону машину, что казалось, будто он хочет столкнуть ее с дороги. Это очень напоминало вечер накануне свадьбы Ферн, и Гэйнор счастлива была увидеть наконец подъездную дорогу к Дэйл Хаузу. Дом наполняли вкусные запахи из кухни. Робин быстро вышел к ней навстречу, но, как только Гэйнор безмолвно покачала головой, искорка его надежды тут же угасла.

Гэйнор сразу же кинулась к телефону и принялась звонить.

На следующий день она рассказывала Уиллу:

Нельзя сказать, чтобы мне повезло. Несколько человек слышали об этом музее, но никто из них там не был. И точно так же никто не знает доктора Лэя. Предположительно, он — частный коллекционер, с претензиями на научность, возможно, где–то защищал диссертацию, имеет одну–две публикации. Никому не известно, на какие средства существует музей, но все говорят, что у Лэя есть деньги, пожалуй, их даже слишком много, чтобы он был достоин истинного уважения. Сегодня утром я связалась с продюсером той телевизионной программы. Она не знает, что произошло, — я имею в виду его разговор со мной, она сказала, что он очень умело обращался с теми манускриптами, которые они показывали, толково отвечал на их вопросы и тому подобное. Однако он ей явно не понравился… Я спросила, его странная серая кожа — такая же в действительности, как показалось на экране, и она ответила, что — да, такая же, если не хуже. Они пытались как–то его загримировать, но ничего не вышло. По–видимому, куратор музея предупредил их, чтобы на это не слишком обращали внимание, поскольку это могло задеть Лэя. После некоторого колебания Гэйнор добавила:

Я чувствую, что это очень важно — его серая кожа, — только не знаю почему.

Хм–м… — Уилл был растерян, он не знал, как реагировать. — Мы должны поговорить с Рэггинбоуном, — естественно последовал такой ответ, — но бог знает, когда он вернется. Как бы то ни было, мы не можем ждать. Ферн — в опасности, где бы она ни находилась, и мы должны ей помочь. Мы не можем игнорировать ключ к тайне, к тому же — это единственное, что у нас есть, даже если это заведет нас в ловушку. Пожалуй, лучше всего будет, если я съезжу в Йорк и гляну на музей своими глазами.

Заведет в ловушку? — тихим эхом отозвалась Гэйнор. — Не уверена, что ты принял правильное решение.

Значит, мы должны быть осторожны. В любом случае ты остаешься с Ферн. Ее нельзя оставлять одну.

— Н–нет, — медленно произнесла Гэйнор. — Я тебе буду полезна. Я же специалист по древним манускриптам.

Они немного поспорили, и Уилл вынужден был согласиться.

Но кто–то должен остаться с Ферн. Папа не может все время находиться в клинике. Можно было бы попросить Гаса…

А ему не покажется странным, — возразила Гэйнор, — что мы оба куда–то исчезаем в такой трудный момент?..

Не покажется. Я скажу ему правду или что–то близкое к правде. Он — викарий, вера в потусторонние силы входит в его обязанности. Он должен все понять, ведь не в первый раз видит нас замешанными в дело, которое не вяжется с нормальным человеческим опытом.

А что с Лугэрри? — спросила Гэйнор. — Возьмем ее с собой?

Как она захочет.

Пока Уилл «вербовал» Динсдэйла, Гэйнор, во внезапном приступе практичности, который чуть приглушил ее страхи, уточнила режим работы музея и долго безуспешно пыталась отыскать его на карте улиц Йорка, которую миссис Уиклоу нашла в куче других карт в кабинете Робина. Гэйнор долго путешествовала по карте, но наконец обнаружила то, что ей было нужно.

Мы собираемся съездить к доктору… — быстро сказала она, объясняя свои поиски. — Он специалист по лечению людей, находящихся в коме.

Ага. — Ясно было, что миссис Уиклоу что–то подозревает. — А Уилл пошел навестить викария. Похоже, что он на правильном пути.

Что вы имеете в виду?

В доме творится нечто дурное, такое же, как и двенадцать лет назад. Она, может быть, и померла, но если вы спросите меня, то я скажу, что она все еще здесь, эта мисс Редмонд. Мой муж всегда предупреждал, что нельзя связываться со сверхъестественным, но, если сверхъестественное начнет к вам приставать, вам нелегко будет от него отделаться. Я видела ее в зеркале в тот день, когда приходила вытирать пыль. Видела–то я ее всего одну минутку и подумала, что мне просто померещилось, но это была она. Я никогда не любила ее, никогда.

Зеркало уже не в моей комнате, — сказала Гэйнор.

Сначала — телевизор, потом — зеркало, — мудро заметила миссис Уиклоу. — Похоже, ты тоже кое–чего видишь.

Похоже… — не стала возражать Гэйнор.

В ту ночь Уилл пробыл около Ферн до двух часов. Когда приехал Робин, чтобы его сменить, Уилл постарался объяснить ему причину их с Гэйнор предстоящего отсутствия.

Специалист по коме? — удивился Робин. — Но на следующей неделе должен приехать такой специалист из Эдинбурга.

У этого парня очень современные методы лечения, — сказал Уилл, подчеркивая слово «современные». — Мы думаем, что надо попробовать все, что только возможно.

О, да, — ответил Робин, взгляд его был печален, отчего он выглядел старше своих лет. — Все, что угодно…

В кухне Дэйл Хауза Уилл с нарочитой медлительностью налил виски в два стакана. Легкий шум заставил его поднять глаза: в дверях стояла Гэйнор, одетая в такую странную ночную рубашку, которую можно было выкопать только в одном из мрачнейших шкафов на верхних этажах. С распущенными волосами и без макияжа она выглядела очень старомодно, уютно и даже как–то успокаивающе. Уилл обрадовался, увидев ее.

Ты же не дожидалась меня, а?

Нет, — ответила она. — Я проснулась. Сон еще не был слишком глубоким. Этот стаканчик для меня?

Этот — нет, но я сейчас… — И он налил виски в третий стакан. — Ты волнуешься из–за поездки в музей? — Она кивнула. — Боишься?

Да. Но я решилась. — Она сделала большой глоток виски, и по лицу ее было видно, что спирт обжег гортань.

Уилл и Гэйнор тихо сидели, молчали, испытывая удовольствие просто от того, что они вместе. Уилл зажег свечу и выключил электрический свет. Сквознячки, которые всегда существуют в старых домах, заставляли танцевать пламя свечи, отчего комната наполнилась движущимися тенями. Но постепенно сквозняки успокоились, и темнота улеглась по углам за пределами желтого круга света свечи, в котором сидели Гэйнор и Уилл.

Зачем ты это сделал? — спросила Гэйнор.

Атмосфера…

В одном углу темнота, казалось, сгустилась, стала определенней. Возникла маленькая тень, тень, которая подобралась в дальнему концу стола странным мягким боковым движением. Уилл пододвинул третий стакан виски к одному из стульев. Гэйнор все еще не совсем понимала, кого она видит, до тех пор, пока кто–то похожий на обезьянку не взобрался на стул и не протянул к стакану длинные пальцы с аккуратными ноготками. Когда существо оказалось в круге света, Гэйнор увидела личико с коричневой кожей, будто вдавленное в широкую голову со спутанными волосами. Черты лица были очень подвижны и выразительны, хотя что оно выражало, Гэйнор не могла понять. Пламя свечи дважды отразилось крохотными бликами в глазах без белков, которые, казалось, сияли и собственным блеском.