— Вы сказали — вас зовут Септимус Фолс?

— Да.

— С ума сойти.

— Я даже не смею надеяться, что вы обо мне слышали.

— Идёмте ко мне! — мотнул головой доктор Акрингтон. — Я хочу с вами поговорить.

— Похоже, — сказал позже Дайкон, — что мистера Фолса всерьёз интересует анатомия, а доктор Акрингтон вот уже несколько лет является его идолом. Причём прояснилось это за считанные мгновения до кровопролития. Между прочим, наш доктор, судя по всему, вовсе не прочь терпеть обожание влюблённого ученика.

— А куда подевался этот Фолс? — полюбопытствовал Гаунт. — Почему он с нами не ужинал?

— Мне кажется, что он, вняв совету доктора Акрингтона, долго парился в горячем источнике, после чего сразу лёг в постель. Доктор Акрингтон подозревает неверный диагноз и собирается поколдовать над его крестцом.

— Б-рр! Не завидую я этому Фолсу. Доктор мне всю ногу исколол. А ты заметил, Дайкон, как преобразилась наша малышка? Носясь со своим платьем, она казалась настоящей красоточкой. Представляю, что будет, когда она его наденет. Нужно непременно повести её завтра к парикмахеру. Местная публика просто обалдеет. Концерт всем надолго запомнится, это как пить дать.

— Да, — сухо сказал Дайкон.

— Если ты, конечно, не будешь брюзжать и сидеть как в воду опущенный.

— Не буду, сэр, уверяю вас, — произнёс Дайкон и с усилием воли добавил: — Вы доставили ей баснословное наслаждение.

— И она даже меня не подозревает. — Гаунт метнул на своего секретаря пытливый взгляд и, чуть поколебавшись, взял его за локоть. — Знаешь, что я собираюсь сделать? Хочу поставить маленький психологический опыт. Дождусь, пока моя Галатея нарядится во все новое, примет поздравления и немного пообвыкнет к роскоши, а потом, взяв с неё слово молчать, признаюсь, кто её тайный даритель. Как по-твоему, что она сделает?

— Разрыдается и вернёт подарки?

— Нет, только не она. Дорогой мой, я обойдусь с ней нежно и тактично. Но мне самому интересно, что из этого выйдет. Погоди, мой мальчик, вот увидишь.

Дайкон смолчал.

— Или ты сомневаешься? — спросил Гаунт.

— Да, сэр, — кивнул Дайкон. — По зрелом размышлении, боюсь, что сомневаюсь.

— Что значит — боишься? Надеюсь, ты не собираешься меня отговаривать? Черт побери, Дайкон, ты превращаешься в сварливую старуху. И почему я только тебя терплю, сам не знаю.

— Может быть, потому, сэр, что я не боюсь честно отвечать на скользкие вопросы.

— Приставать к девчонке я не намерен, если это тебя гложет. Ты распустился, дорогой мой, и стал чересчур чувствителен. Вся эта болтовня про шпионов и закладные притупила твоё эстетическое восприятие. Ты превращаешь безобидного шалуна в коварного обольстителя. Повторяю, у меня нет никаких дурных намерений в отношении Барбары Клэр. Я не второй Квестинг.

— Квестинг для неё не так опасен, — выпалил вдруг Дайкон, сам того не желая. — Не в Квестинга ведь влюблена эта маленькая дурёха. Неужели вы не понимаете, сэр, что таким поведением сами подталкиваете её к тому, что она будет ждать естественного продолжения? Вы и без того ей уже голову вскружили.

— Ерунда, — отрезал Гаунт. Однако задумчиво почесал затылок, а вокруг уголков рта разбежались паутинки морщин. — Она прекрасно понимает, что я ей в отцы гожусь.

— Девочка ослеплена, — пылко произнёс Дайкон. — Она выросла в глухой провинции, а вдруг появляется знаменитый актёр и начинает оказывать ей знаки внимания.

— Не строй из мухи слона, — поморщился Гаунт. — Лучше честно признайся — ты ведь сам влюблён в неё по уши, да?

Дайкон промолчал. Гаунт подошёл к нему, игриво обнял сзади за плечи и встряхнул.

— Ничего, Белл, это пройдёт, — сказал он. — Подумай хорошенько и поймёшь, что я прав. А пока обещаю — подвоха от меня не жди. Я буду обращаться с ней бережно, как с фарфоровой статуэткой. Но отказываться от своего замысла я не намерен.

Пришлось Дайкону довольствоваться этим обещанием. Пожелав друг другу доброй ночи, они разошлись по своим спальням.

В ту же ночь, в двадцать минут первого, в Тасмановом море, в шести милях к северу от Гарпунской бухты, был торпедирован и пущен ко дну корабль. Тот самый, за погрузкой которого наблюдал продрогший Саймон в ту памятную зябкую ночь. Позднее выяснилось, что судно это называлось «Хокианага», а перевозило оно слитки золота для казначейства Соединённых Штатов. Ночь стояла тёплая, тихая и почти безветренная, и многие обитатели Гарпуна утверждали на следующий день, что слышали взрыв. В Ваи-ата-тапу печальные новости доставила Хойя, примчавшаяся поутру с выпученными глазами. Большинство членов экипажа удалось спасти, сказала она, и доставить в Гарпун. Сама «Хокианага» ещё тоже не пошла ко дну, и с вершины пика Ранги можно, вооружившись биноклем, рассмотреть её одиноко стоящий торчком нос.

Саймон ввалился в комнату Дайкона, преисполненный злобного торжества, окончательно уверившийся в виновности Квестинга. Он готов был в ту же минуту вскочить на велосипед и сломя голову мчаться в Гарпун. «Расшевелить этих лежебок», — как он выразился.

— Предупреди я их вчера, как я и хотел, этого не случилось бы, — заявил Саймон. — Черт бы меня побрал, никогда не прощу себе, если Квестингу это сойдёт с рук. А все из-за вас, Белл, — он злобно зыркнул глазом на Дайкона. — Вы меня отговорили. Вот и радуйтесь теперь.

Дайкон в ответ заметил, что власти, даже прояви они невиданную активность, навряд ли сумели бы принять столь срочные меры для обнаружения вражеской субмарины.

— Но они могли остановить корабль! — вскричал Саймон.

— На том лишь основании, что тебе померещились какие-то подозрительные сигналы? Не злись — я-то тебе верю, но вот полицию ты бы навряд ли убедил.

— Гори они вечным огнём в геенне огненной! — проревел Саймон. — Пойду сам сверну шею этому Квестингу — и дело с концом!

— Да угомонись ты, — миролюбиво произнёс Дайкон. — Твои лихие петушиные наскоки на Квестинга ни к чему хорошему не приведут. Я бы на твоём месте лучше посоветовался с доктором Акрингтоном, который его тоже подозревает.

Похоже, Дайкону удалось в конце концов склонить Саймона к тому, чтобы потерпеть ещё немного и не задирать Квестинга. Однако, отправившись навестить дядю Джеймса, Саймон узнал, что тот только что укатил на своей машине, предупредив, что вернётся к обеду.

— Ну что за пустобрёх! — возмутился Саймон. — Нашёл время. Ни минуты нельзя терять, а он где-то мотается. Ну и фиг с ним, без него обойдусь. Только вы тоже держите язык за зубами, ладно?

— Непременно, — пообещал Дайкон. — Гаунт, правда, в курсе. Я же говорил тебе…

— О, дьявольщина! — в сердцах сплюнул Саймон.

Гаунт позвал Дайкона и сказал, что хочет прокатиться к пику. Предложил захватить желающих с собой.

— Я пригласил твою сестру, — сказал он Саймону. — Может, ты тоже с нами съездишь?

Саймон с видимой неохотой согласился. Они прихватили с собой полевой бинокль полковника Клэра и отправились в дорогу.

Дайкону ещё не приходилось бывать на пике Ранги. Преодолев железнодорожный переезд, дорога сбегала к побережью, вдоль которого долго тянулась, пока едва не утыкалась в исполинский усечённый конус. Очертания горы были столь геометрически правильны, что огромный пик казался издали порождением шального воображения художника-кубиста. Перед самой горой дорога обрывалась у ворот, проделанных в ограждении из колючей проволоки. На большом щите красовалась надпись «Ландшафтный заповедник», ниже которой перечислялись предписания и запреты для зевак и туристов. Дайкон прочитал, что никакие найденные на пике предметы не подлежали выносу за пределы заповедника.

Они были не первыми посетителями — несколько автомобилей уже маячили у ворот.

— Дальше пойдём пешком, — сказал Саймон, с сомнением посмотрев на дорогие лакированные туфли Гаунта.