— В этом было три. — Я указываю на дверь. — Рабочий кабинет можно было бы также использовать в качестве спальни.

— Шкаф слишком мал. У меня дочь-подросток. — Его бруклинский акцент нарастает. — Вы же знаете, у них должно быть место, чтобы держать все свое дерьмо.

— Она не захотела бы большую из двух свободных спален?

— Нет. Она перейдет моему сыну. У него много игрушек.

— Поняла. Без проблем. Продолжаем поиски. — Я дарю улыбку и хватаюсь за перила, когда мы спускаемся по крутой лестнице и двигаемся по тротуару.

Клиент достает телефон, делая звонок и негромко начиная разговор. Судя по всему, у него будет горячее свидание, и, судя по тому, как он говорил ранее, чернила вряд ли высохли на документах о разводе.

Как только мы добираемся до тротуара, у меня сводит живот.

Ксавьер идет к нам навстречу вместе с симпатичной блондинкой, чей рот движется со скоростью мили в минуту. Он сосредотачивает взгляд на тротуаре, кивая каждые несколько секунд. Зная его, сомневаюсь, что он слушает.

Мои руки складываются на груди. Я не собираюсь уходить, как какая-нибудь нервная трусиха. Рано или поздно нам суждено было столкнуться, даже после того, как он проигнорировал мой звонок.

— Ксавьер, — говорю я.

Он вскидывает голову.

— Привет.

Блондинка перестает болтать, пялится на меня и туда-сюда между нами.

— Ты показываешь это место? — Я указываю на особняк.

— Да. — Он сжимает губы в полоску. Не очень понимаю, почему Ксавьер молчит прямо сейчас, но это действительно начинает меня бесить, несмотря на то, что у меня нет оснований расстраиваться. Дело в том, что это на него не похоже. Каким-то образом ситуация в корне изменилась, и я не понимаю, что все это значит.

— Я звонила тебе вчера.

— Знаю.

Знаю?

— Ну же, Ксавьер. У нас мало времени. — Блондинка тянет его за руку, словно они старые приятели. У нее южный акцент, который может соперничать с Пола Дин. Спорю, что ему это нравится. Ему всегда нравилось, когда я излишне подчеркивала акцент, что обычно случалось, когда мы слишком много выпивали и слишком мало спали.

Ксавьер машет мне и кивает. Ни больше, ни меньше. Он поднимается по лестнице, спиной ко мне.

Ради рассудка должна узнать, что это значит. Я всего лишь хотела поговорить с ним. Прояснить ситуацию и получить некоторые ответы.

Может он снова соврал.

Возможно, что поцелуй и вся речь о любви ко мне были очередными уловками. Мое замешательство распадается, как только он и блондинка исчезают за дверью. Теперь я в порядке и вне себя.

И вернулась к тому, с чего начинала.

Прямиком к любви и ненависти к Ксавьеру Фоксу.

Утром пятницы Саванна Макклинток наконец-то выбирает квартиру. И после обеда я отмечаю это за выпивкой в спортивном баре вниз по улицу от дома.

Я должен перезвонить Магнолии.

Знаю.

Но, черт возьми, если она не заставит меня хотеть говорить и делать глупости.

Я не окажусь в такой ситуации снова. Было достаточно сложно смотреть в глаза человеку, который ненавидит меня и заявляет, что я все еще люблю его. Нужно много мужества, чтобы выглядеть жалко и уйти с прямыми плечами и твердой походкой.

Палец замирает над телефоном, желая позвонить ей. Наверное, она провела последние несколько дней, проклиная мое имя; ее презрение ко мне лишь усугубляется с каждым тихим часом.

Я оплачиваю счет и направляюсь на свежий воздух, прекрасно зная, что могу спорить об этом с самим собой в течении следующих нескольких часов, таким образом портя вполне нормальную пятничную ночь или могу быть мужиком и перезвонить ей.

Фиг с ним.

Я звоню ей, нажимаю кнопку вызова и подношу телефон к уху. Спустя три с половиной гудка, она отвечает.

— Привет, — говорю я. — Это Ксавьер.

— Знаю.

Квиты.

— Прости. — Я выдыхаю сквозь губы. — Эта неделя ускользнула от меня. Я работал с новой клиенткой, а у нее были узкие стандарты и щедрый бюджет, поэтому мы просматривали практически все.

— Ксавьер. Все в порядке. — Краткость в ее словах заставляет меня думать иначе.

— В общем, что ты хотела? — Задаю чертовски дружелюбный и радушный тон. И больше не собираюсь делать эту тревожную, драматическую фигню. Либо я нужен ей в ее жизни, либо нет.

А если нет, тогда я найду способ двигаться дальше, потому что у меня нет выбора.

— Я просто хотела встретиться с тобой. Сесть. Поговорить. — Ее голос прерывается перед тем, как она прочищает горло. Представляю, как она нервно проводит пальцами по образующимся пятнам на шее. — У меня есть несколько вопросов.

— Справедливо. Что ты сейчас делаешь?

— Я-я дома. Вероятно, уйду позднее, но пока, я здесь.

— Там же?

— Да.

***

— Хочешь выпить?

Я стою на кухне Магнолии впервые за долгие годы. Ничего не изменилось в ее квартире. По-прежнему представление белых и кремовых оттенков. Безупречная от пола до потолка. Ваза с розовыми розами в центре островка частично препятствует моему взору на Мэгс.

— Мне и так хорошо.

Она поворачивается и вытаскивает бутылку водки, нарезанный лайм, стакан с сахарным ободком и банку с клюквенным соком. Магнолия никогда не могла выпить простой коктейль.

— Как хочешь.

— Не похоже на тебя — нервничать рядом со мной.

— Кто сказал, что я нервничаю?

Я издеваюсь.

— Если тебе нужно выпить, чтобы иметь возможность говорить...

— Мне это не нужно. Я просто хочу. Большая разница.

Я игнорирую враждебность в ее тоне. Это защитный механизм.

— Моя ошибка. — Я поднимаю руки в знак протеста.

Она кивает в сторону дивана, и мы присаживается по разным углам. Нас разделяют большая мягкая подстилка и пара подушек, что можно сравнить с океаном. Все в ней от жесткой позы до ледяного взгляда говорит мне, что ее разум настроен на сопротивление.

Она делает глоток коктейля, встречаясь со мной взглядом. Еще один глоток. Затем еще один.

— Ладно.

Я отражаю ее позицию, приподнимая брови и жду.

— Итак, — говорит Магнолия, ставя напиток на подставку на кофейном столике. Это одна из вещей, которую я помог принести ей с блошиного рынка. — Насчет того, что ты сказал на следующее утро после того, как мы...

Она выпячивает подбородок. Не может закончить.

— На следующее утро после того, как мы что?

— Таллахасси. — Она закатывает темные глаза. — Я не знаю, почему мне так тяжело говорить это.

— Боже, ты ведешь себя травмировано. Мы занимались любовью. — Я с уверенностью говорю это.

Ее голова наклоняется так, будто она не согласна с тем, как я только что сконкретизировал ту ночь.

— Верно. После... этого.

— Хорошо, что произошло на утро после? — Я почесываю голову. — Ты принимала душ. Я спустился на завтрак. Ты перестала говорить со мной после этого.

— Я все слышала. — Она тянется за напитком.

Все равно не понимаю.

— Магнолия, о чем ты говоришь, черт возьми?

— О твоем разговоре с Тони, Маттиасом и Шоном за завтраком. Что ты говорил обо мне... — Ее нижняя губа дрожит на миллисекунду перед тем, как Мэгс отворачивается. Она же не собирается плакать. Магнолия Грэнтэм не плачет. Она черт возьми борется с этим, пока позыв не пройдет. Возможно это самый близкий момент, который я когда-либо видел. — Такие ужасные вещи...

То утро, как в тумане в моей памяти. Мы повеселились, слегка перебрав накануне вечером, и почти не спали.

Я кривлю лицо, когда пытаюсь вспомнить, что, черт возьми, я мог сказать тогда.

— Магнолия, прости, но я правда не помню ничего.

— Ты сказал, что я жалкая. Приставучая. Нуждающаяся. Что я любила тебя столько лет, и ты всего лишь оказал мне услугу, переспав со мной. — Она говорит сквозь стиснутые зубы, сжимая ножку бокала мартини дрожащей рукой. — Что противоречило всему, что ты сказал мне накануне. О любви ко мне. Что желаешь меня. Ты разрушил мои стены, а затем изменил решение, как только я скрылась из виду.