Поездка на машине, ставшая самым приятным отрезком пути, который пришлось проделать Аджамалу, закончилась на небольшом аэродроме где-то в центре Турции.

Кроме потрепанного сельскохозяйственного бипланчика-"кукурузника" на летном поле стоял новенький двухмоторный самолет «Сессна».

Под крылом, как и положено, на травке дремал молодой пилот в синем комбинезоне. Услышав шум подъехавшей машины, он приподнялся на локте и откровенно зевнул.

— Это Степаныч — гроза поднебесья, — представил пилота Иван Сергеевич. — На вид ленив, но это характерная черта всех летунов. Зато в воздухе он Покрышкин.

— Хорошо, что не Гастелло, — мрачно пошутил Аджамал.

— Если товарищ готов, то вылетаем через пять минут, — сообщил пилот.

— А почему не сразу? — поинтересовался Иван Сергеевич.

— Мне отлить нужно, — честно пояснил Степаныч.

— Слушай, а если бы мы еще на час задержались, то ты так бы и валялся на траве? — удивился Иван Сергеевич.

— Это примета такая, — расплылся в широкой улыбке пилот. — Чтобы леталось лучше. И потом, в воздухе будет не до этого… Кстати, — обратился он к Аджамалу, — я и вам советую. Лайнер сортирами не оборудован, а путь не близкий.

Так или иначе, но через двадцать минут оба пропеллера «Сессны» с воем рассекали воздух. Аджамал молча пожал Ивану Сергеевичу руку и забрался в кабину.

Кресла здесь располагались как в автомобиле, и Гхош сел справа от пилота.

— "Он сказал: поехали — и взмахнул рукой…" — промурлыкал пилот.

— Что?.. — прокричал Аджамал, стараясь перекрыть гул двигателей.

— Я говорю — наденьте наушники! — проорал в ответ Степаныч. — Иначе у нас разговора не выйдет… Самолет пробежался по небольшому летному полю и легко взмыл в воздух.

Степаныч не удержался и пронесся на бреющем полете над стоявшим около своего джипа Иваном Сергеевичем. Тот помахал рукой и сел в машину.

— Очень трогательно, — буркнул себе под нос Аджамал.

— Это, конечно, не СУ-27, — промурлыкал пилот, набирая высоту, — но машина вполне сносная.

Некоторое время они летели над холмами и лесами Турции. Потом вдруг на горизонте заблестело море.

— Черное море, — сообщил Степаныч. — Эх, сейчас бы в Сочи!..

— Успеешь.

Полет над морем ничем не запомнился. Иногда на темной поверхности гладкого как стекло моря под крылом самолета проплывали какие-то корабли. Один раз встречным курсом проследовал пассажирский лайнер. Больше — ничего примечательного.

Через три часа впереди показался берег. С каждой минутой он разрастался вширь, пока не заполнил весь горизонт.

— "Не нужен нам берег турецкий, зачем нам чужая страна…" — пропел весельчак пилот. — Расея-матушка.

— У нас не будет проблем с ПВО? — поинтересовался Аджамал.

— Зачем? — искренне удивился Степаныч. — Руст до Кремля вон в какие времена долетел! А сейчас и на «Боинге» просочиться можно — никто задницу не поднимет. К тому же я тоже не пальцем деланный. У меня и карты радиолокационных полей имеются.

— Тогда вперед… — устало ответил Аджамал. Чем ближе был конец его нелегкого пути, тем сильнее наваливалась тяжесть усталости. Все сильнее наливались тупой ноющей болью былые раны… Как обещал Степаныч, «задницу» действительно никто не поднял.

Государственную границу Российской Федерации их «Сессна» миновала так же беспрепятственно, как и турецкую. Пейзаж под крылом сменился, и с этой минуты он менялся постоянно. Сначала проплыл Кавказский хребет. Потом потянулись ставропольские степи, разделенные лесополосами на четкие квадраты, а потом начались леса, леса. Только сейчас они были блеклыми, почти двуцветными: деревья, чернеющие на фоне снега, — вот и все. Самолет теперь жался к земле.

Пилот, пытаясь придерживаться одному ему известного маршрута, то и дело сверялся с картой, и Аджамал понял, что он ориентируется по автомобильным дорогам и населенным пунктам, словно они едут на машине, а не летят на самолете.

— …Так это, стало быть, дорога на Самару, — бормотал он себе под нос, — а это не иначе как совхоз «Тридцать лет Октября»… Аджамал даже впал в дрему и проснулся оттого, что пилот наконец радостно хмыкнул, пошевелив его за плечо.

— Слезай, приехали. Во-он место нашей посадки. За тем вон городом, видишь?

Впереди, за бесконечным лесом, наметился среди снега небольшой городок, а за ним белоснежное поле и обрыв карьера. Вот на это поле и показывал Степаныч.

— Там, за твоим креслом, комбинезон и куртка теплая, — добавил пилот. — Возьмешь, когда будешь выходить, а то здесь тебе не Турция!

И, сказав это, он заложил крутой вираж.

Похоже, что в эту ночь в городе Двоегорске бессонница мучила чуть ли не всех. Видимо, какие-то стихии сошлись в это время и в этом месте, лишая покоя и сна любого, кто попадался на их пути.

Чуть в стороне от города, в красивом месте на склоне холма, располагался маленький поселок под названием Затон. Домов здесь было немного, но все как на подбор новенькие, из красного кирпича и в несколько этажей, с высокими заборами и ушами-антеннами. В Затоне жило почти все городское начальство. Как говорится, поближе друг к другу и подальше от народа. Здесь жили и братья Заславские.

Точнее, жил пока только один — Леонид, дом которого, самый большой и важный, вырос в Затоне, естественно, первым. Дом же двоегорского мэра Романа Заславского еще только строился, и поэтому в поселке он бывал редко, только если возникала необходимость обсудить с братом дела.

На этот раз такая необходимость возникла вчера поздно вечером, практически уже ночью. Роман даже не просил, а требовал, чтобы брат отложил немедленно все дела, какие у него только могли быть, сосредоточился и приготовился к серьезному разговору. Через двадцать минут мэр Двоегорска прибыл в резиденцию директора двоегорского леспромхоза на казенной машине, молчаливый и мрачный. При этом он сразу отпустил водителя, что ясно говорило о серьезности предстоящего разговора: раз отпустил водителя, значит, приехал надолго. Было уже поздно, на улице стемнело, и поэтому все дорожки на двух гектарах владений Леонида были подсвечены фонарями. Роман вышел из своей машины, и водитель сразу же развернул ее и увел за территорию. Ворота закрыли, и Леонид Заславский повел Романа в дом.

У Леонида Заславского было перед братом три весьма существенных преимущества. Во-первых, он был на пять лет старше, во-вторых, успел за последние десять лет намолотить значительно больше денег и, в-третьих, занимался не общественной, или тем более государственной, а исключительно частной деятельностью (даже государственный некогда леспромхоз давно приватизировал).

Только эти три преимущества давали Леониду такой перевес, что сам он считал свое превосходство над братом само собой разумеющимся. Аксиомой. А что уж говорить о превосходстве над всем остальным населением Двоегорска… Впрочем, тут Леониду больше нравилась роль покровителя. Этакого крестного отца города. Правда, не далее как день назад Док и Артист видели перед собой совершенно другого директора леспромхоза — жалкого, трясущегося от страха. Но то было результатом минутной слабости, возникшей под напором обстоятельств, да-да! И об этом никто не должен был узнать. И никто пока не знал. Поэтому сейчас, приобняв мэра города за плечи, Леонид Заславский, как всегда покровительственно и несколько снисходительно, ввел его в каминный зал.

— У тебя опять возникли какие-то проблемы? — мягко спросил он.

— В последнее время, — недовольно ответил Роман, — у меня одна-единственная проблема. И ты ее прекрасно знаешь.

— Эта идиотская возня с самолетом? Она мне тоже порядком надоела… Кстати, когда он должен наконец прилететь?

— Завтра.

— Ну и слава богу. Значит, завтра все и закончится… Ну, так что у тебя там стряслось?

Они сели в кожаные кресла у камина, Леонид достал коробку с сигарами, предложил Роману, но тот только отрицательно мотнул головой, и Леонид закурил сам.