И его захватил этот тяжелый труд.

Несколькими уровнями ниже Дома Записей располагались помещения для официальных лиц провинций, посещавших Лабиринт по правительственным делам. Там Валентайну выделили скромную квартиру, где и оставили его на последующие несколько дней.

Сдвинуться с этой точки, казалось, не было никакой возможности. Как Коронованный он, конечно, имел право требовать немедленного допуска к Понтифику, но он не Коронованный в настоящем смысле этого слова, и такое требование, вероятно, вообще лишило бы его возможности действовать.

Порывшись в памяти, он вспомнил имена первых министров Понтифика. Если с тех пор ничего не изменилось, у Понтифика было пять близких к нему полномочных официальных лиц: Горнкейст, главный спикер, Делифон, личный секретарь, Шинаам, Нейрог, министр внешней торговли, Спилтрейв, министр по делам науки и личный врач Понтифика, Нарамир, толковательница, снов, которая, как говорили, была влиятельнее всех остальных, советница, выбравшая в Коронованные Вориакса, а затем Валентайна.

Добраться до любого из этих пятерых было также трудно, как и до самого Понтифика. Они, как и Тиверас, сокрылись в глубинах, далекие, недоступные.

Обруч, который дала ему мать, был не всесилен, Валентайн не мог установить контакт с незнакомым мозгом на неизвестном расстоянии.

Он скоро узнал, что два младших, но все-таки значительных чиновника служили сторожами на центральных уровнях Лабиринта. Это были имперские мажордомы Дондак Саямир, су-сухерис, и Джитаморн Сол, человек.

— Но, — сказал Слит, поговоривший с управляющим домом для гостей, — эти двое уже год, как поссорились и почти не общаются. А тебе, чтобы попасть к министрам, надо согласие обоих.

Карабелла недовольно фыркнула.

— Мы всю жизнь в этой пыли профукаем! Валентайн, зачем мы вообще связались с Лабиринтом? Может уйдем отсюда и отправимся прямо в Замок на Горе?

— Точно — моя идея, — сказал Слит.

Валентайн покачал головой.

— Главное — поддержка Понтифика. Так сказала Леди, и я с ней согласен.

— Для чего — главное? — спросил Слит. — Понтифик спит под землей и ничего не хочет знать. Он, что, даст тебе армию? Да и вообще существует ли он?

— У Понтифика армия служащих чиновников, — мягко сказал Делиамбер. — Для нас они были бы исключительно полезны. Они не воины, но управляют равновесием власти в нашем мире.

Слита это не убедило.

— А по-моему, надо поднять знамя горящей звезды и пойти под звуки труб и барабанный бой через Альханроель, объявляя себя Коронованным и рассказывая всему миру о плутнях Доминина Баржазида. В каждом городе на пути поддержку народа ты завоюешь своей теплотой и искренностью, и может быть, немножко, благодаря обручу Леди. И с поддержкой пока будешь двигаться к Замку на Горе, десять миллионов пойдут за тобой, и тогда Баржазид сдастся без боя.

— Перспектива приятная, — сказал Валентайн, — но я думаю, пусть сначала, прежде чем мы бросим открытый вызов, за нас поработает содействие Понтифика. Я повидаюсь с двумя мажордомами.

В этот же день его проводили в штаб-квартиру Дондак-Саямир, на удивление унылый маленький офис в глубине Лабиринта с крошечными служебными каморками. Валентайн больше часа ожидал в тесном и шумном вестибюле, чтобы его допустили к мажордому.

Он плохо представлял, как обращаться к су-сухерис. Может, одна голова — Дондак, а другая — Саямир? Обращаться к обеим или только к той голове, которая с тобой разговаривает? Может, взгляд с одной головы на другую полагается переводить, пока говоришь?

Дондак Саямир осмотрел Валентайна как бы с высоты своего величия. Пока четыре холодных глаза рассматривали посетителя, в кабинете повисла напряженная тишина.

Су-сухерис был стройным удлиненным существом, безволосым и гладкокожим, трубчатым по форме, с палкой-шеей, поднимавшейся на десять дюймов и имевшей на конце развилку для поддержки двух узких веретенообразных голов. Он держался с видом такого превосходства, словно должность мажордома Понтифика была важнее самого Понтифика.

Валентайн знал, что холодное высокомерие — просто свойство этой расы, су-сухерисы всегда выглядели величественными и надменными.

Наконец левая голова Дондака заговорила:

— Зачем ты пришел сюда?

— Я прошу аудиенцию у первых министров Понтифика.

— Так написано в твоем письме. Какое у тебя дело к ним?

— Дело величайшей важности, государственное дело.

— Да?

— Вряд ли ты можешь рассчитывать, что я буду обсуждать это с кем-то ниже самого высокого уровня власти.

Дондак Саямир бесконечно долго обдумывал сказанное. Он снова заговорил, уже правой головой. Второй голос был много ниже первого.

— Если я зря потревожу верховных министров, мне будет плохо.

— Если ты воспрепятствуешь моему свиданию с ними, тебе будет еще хуже.

— Угрожаешь?

— Нисколько. Скажу тебе лишь, что если они не получат моей информации, последствия будут весьма серьезными для всех нас. Министры, без сомнения, рассердятся, узнав, то ты не допустил меня к ним.

— Я не один, — сказал су-сухерис. — Есть второй мажордом, и прошение такого рода мы должны одобрить оба. Ты еще не разговаривал с моей коллегой?

— Нет.

— Она сумасшедшая. Она намеренно и злобно отказывается сотрудничать со мной уже много месяцев.

Теперь Дондак Саямир говорил обеими головами.

Эффект был крайне неприятный.

— Даже если я дам тебе свое согласие, она откажет, так что ты никогда не увидишь верховных министров.

— Нельзя ли как-нибудь обойти ее?

— Это невозможно.

— Если она препятствует законному делу, то…

— Это на ее ответственности, — ответил равнодушно су-сухерис.

— Нет, — сказал Валентайн, — ответственность на вас обоих!

Ты не избавишься от нее, сказав, что из-за ее нежелания сотрудничать с тобой я не двинусь вперед, когда на карту поставлено само существование правительства!

— Ты действительно так думаешь? — спросил Дондак Саямир.

Вопрос поставил Валентайна в тупик.

То ли он относился к идее угрозы королевству, то ли к замечанию, что су-сухерис несет равную ответственность. После паузы он спросил:

Что же ты посоветуешь?

— Возвращайся домой, — сказал мажордом, — живи счастливо и плодотворно, и оставь проблемы управления тем, чья судьба — распутывать их.

Ничего хорошего не ждало его и у Джитаморн Сол. Второй мажордом был менее надменным, но не более сговорчивым.

Это была женщина лет на десять-двенадцать старше Валентайна, высокая брюнетка, уверенная, деловая на вид. На ее столе в кабинете более веселом и привлекательном, хотя таком же маленьком, как и у су-сухериса, лежало прошение Валентайна.

Она несколько раз постучала пальцами по письму и сказала:

— Ты не сможешь увидеться с ними.

— Могу я узнать, почему?

— Потому что их никто не видит.

— Никто?

— Никто с внешней стороны. Теперь это не делается.

— Из-за разрыва между тобой и Дондак Саямиром?

Джитаморн Сол поджала губы.

— Он идиот! Но даже если бы он как следует выполнял свою работу, ты бы все равно не смог добраться до министров. Они не хотят, чтобы их беспокоили. На них лежит великая ответственность. Понтифик стар, как тебе, наверное, известно, он мало занимается делами управления, поэтому на них, тех, кто его окружает, лежит тяжелое бремя. Ты понимаешь?

— Но я должен их увидеть!

— Я не могу тебе помочь. Их нельзя тревожить даже по самым важным делам.

— А если предположить, — медленно сказал Валентайн, — что Коронованный был свергнут и в Замке сидит фальшивый правитель?

Она подняла маску и ошеломленно посмотрела на Валентайна.

— Что ты хочешь этим сказать? Твое прошение отклонено.

Она встала и сделала быстрый жест.

— У нас в Лабиринте и так хватает сумасшедших, а тут еще приходят из…

— Погоди, — сказал Валентайн.

Он вошел в состояние транса и воззвал к силе обруча. Потянулся к душе Джитаморн, коснулся ее, окутал своей душой.