— Но ваш отец может пожелать поправить свои дела, — начал Джулиан, — захочет выслужиться, проявив свою верность лорду-протектору тем, что выдаст беженцев из-под Вустера.

Ева поглядела на него потемневшими от гнева глазами:

— Сударь, слово «выслужиться» подходит к лорду Роб-сарту не более, чем к вам слово «клоунада». И речь идет не о стремлении моего отца поправить свои дела за счет заискивания перед господином Молчание, а о том, что лорд Роб-сарт не желает быть марионеткой в его руках. Он недоволен Оливером, его ужасает положение дел в Англии, и он полностью разочарован властью парламента. Однако если вы чего-то опасаетесь…

Она заговорила о том, что будет лучше, если не Робсарт придет к мистеру Трентону, а сам гость изъявит желание спуститься к вечерней трапезе, где в обширном помещении столовой будет полутемно, ибо она позаботится, чтобы на столе не горели свечи, а освещение исходило только от камина, к которому Чарльз Трентон сядет спиной, если не хочет быть узнанным.

Ева ни единым словом не дала понять, что понимает, как опасна встреча Карла и ее отца, прошлась по самой грани, ничем не проявив, что понимает истинный смысл происходящего. Джулиана даже восхитило ее умение вести интригу. Все ведь было столь очевидно! Почему же король остается слеп? К своему огорчению, Джулиан видел, что Карл опять попал под очарование Евы, верит ей и считает ее план вполне приемлемым.

В отношении полумрака Ева сдержала обещание. В трапезной, куда они пришли к ужину, горел лишь камин. Приглушенность освещения оправдывалась трауром по смерти леди Элизабет. Все были в черном, так что офицерская, светло-песочного цвета куртка Стивена выглядела единственным светлым пятном. Они даже не сразу увидели барона, восседавшего в кресле у стены. Он поднялся поприветствовать их, и Карл поспешил встать спиной к камину, чтобы на лицо не падал свет. Держался он спокойно, негромко отвечая на выраженную благодарность Робсарта.

Поначалу, глядя на лорда Сент-Прайори, король подумал лишь о его удивительном сходстве с портретом, виденным им ранее. У него было горделивое, аристократическое лицо, немного печальное, немного надменное, может, чуть презрительное из-за капризной формы верхней губы, выглядывавшей из-под аккуратно подстриженных усов. К своему удивлению, Карл отметил, что барон Робсарт и Ева очень схожи меж собой. Портрет этого не передавал, а в воспоминаниях Карла Робсарт всплывал некоей туманной и более молодой фигурой. Теперь же перед ним был полный невысокий мужчина, но с прекрасной осанкой и отличной военной выправкой: чувствовалось, что этот человек привык повелевать. Так что даже королю не составляло труда держаться перед ним почтительно и скромно. И еще было в нем нечто, на чем Карл заострил внимание — прическа Робсарта. Карл был удивлен тем, что барон Дэвид Робсарт, этот лорд-парламентарий, приверженец пуританина Кромвеля, так явно копировал прическу казненного короля. Как и у Карла I, его белокурые, чуть золотистые волосы были завиты высокой челкой надо лбом, слегка разделенной прямым пробором, а по бокам спускались волнистыми прядями и крупными локонами ложились на плечи. А бородка-эспаньолка меж нижней губой и подбородком была совсем как у Карла I! Да и одет он был в духе времени казненного короля. Черного бархата куртка шведского покроя с короткой талией и с широкими разрезными рукавами, отложной вандейковский воротник из тонких кружев, складчатые пышные штаны из переливающейся ткани, сапоги на высоком каблуке с широкими голенищами и квадратными носами. Во всем его облике звучала вызывающая роскошь времен кавалеров монархии. Что это? Дань моде молодости или подчеркнутое отмежевание от пуританских традиций новых времен?

Карл вздохнул спокойнее, когда позвали к столу и его разговор с Робсартом прервался. Он занял, как и предполагалось, место спиной к камину. Похоже, Робсарт ничего не заподозрил, спокойно встав у кресла во главе стола. После краткой молитвы по пресвитерианскому обычаю все приступили к трапезе. Барон ел с аппетитом, но не спеша, и Карл нашел, что ему нравятся манеры хозяина замка.

Это был странно тихий ужин, проходивший словно в неловком молчании, прерываемом одними «прошу вас», «вы очень любезны» и «не желаете ли отведать». Чувствовалось некое напряжение. Робсарт был словно не вернувшимся домой главой семьи, а важным гостем, перед которым все робеют. Ева порой внимательно поглядывала на отца. Ее место было подле Стивена, но они с женихом едва ли обмолвились парой фраз и сидели, словно чужие. Карлу показалось, что Робсарт наблюдает за ними, иногда хмурясь. Однако Стивен был единственным, к кому барон обращался за ужином, и полковник отвечал спокойно и без напряженности, один раз даже вызвав ответом улыбку лорда. Карл отметил, что Гаррисон нравится Робсарту, и почему-то ощутил грусть. Лорд Дэвид явно будет рад иметь полковника зятем.

Рэйчел казалась особенно печальной, а так как она сидела как раз напротив Карла и была освещена отблесками камина, у короля создалось впечатление, что ее глаза даже красны, словно после слез. Неужели эта милая девушка вызвала чем-то неудовольствие отца? Или что-то в его решениях так огорчило ее? Карл вспомнил, как радостно она кинулась навстречу отцу, и, поняв, что, видно, эта встреча не принесла ей ожидаемого, даже расстроился за нее.

Энтони Робсарт был единственным, кто пытался завязать разговор. Он все не желал сдавать своих позиций и хотел продемонстрировать свое влияние в семье, но делал это не лучшим способом. Постоянно напоминая Робсарту о трагической кончине сестры, он твердил, что не стоит печалиться о смерти праведницы, ибо сказано, что праведники, умирая, лишь покидают юдоль скорби. При этом он беспрестанно цитировал текст Писания.

Робсарт порой поглядывал на него отнюдь не любезно, словно приказывая умолкнуть. Но преподобный не унимался.

— Все мы в тоске, — вздыхал он и возводил очи горе, — все, как евреи, вышедшие из Египта, бредем по суровой пустыне и терпим всевозможные бедствия и лишения, пока Богу Израиля не будет угодно указать нам землю обетованную.